Полдень, XXI век, 2009 № 02
Шрифт:
— Ну вот что, — процедил Хрустомудр, окончательно успокоившись. — Чтоб я больше этих проклятых ведунов не видал в тереме!
— А я тебе говорила! — не выдержала Краснославна, проглатывая обиду за стул. — Говорила, не держи этих при себе, возьми заморских, чистых и опрятных! Возьми, посели близ себя, да слушай, что говорят, да обереги носи постоянно, да в ледяной воде не купайся, да снега не ешь, супротив кабанов сам не ходи, не объедайся…
Муж в кои-то веки не возражал, и Краснославна возрадовалась сердцем, спеша высказать всё, что накипело. Она говорила, говорила и говорила, но вдруг увидела в глазах князя что-то странное… Что-то нехорошее… Да и бояре начали от неё отодвигаться…
Умной женщиной считала себя княгиня. Поэтому сразу
Вовремя ушла! Не ценят мужчины женской заботы, мудрости! А ценили бы — мир и покой был бы во всей поселенной! И зубы бы ни у кого не болели!
Хитрожопу не нравилось, когда им помыкали, как бастардом, но приходилось терпеть. На этот раз ему не хватило спального места на полатях, где располагали родственников и приезжих бояр. Хитрожоп, как самый молодой, и так должен был залазить на общее ложе последним, но народу набилось столько, что он просто не смог пристроиться. Поэтому Краснославна постелила ему на полатях в отдельном закутке, пришлось, как дураку, ложиться спать в одиночку. От того и не спалось. Обычно, как дядька Ложножлоб захрапит басом, так другие родственники сразу встраиваются в хор, кто свистом, кто похрюкиванием, и так всё дружно и убаюкивающе получается, что враз засыпаешь! А тут лежишь — тишина окаянная, да ещё окошко на отхожее место выходит! С одной стороны хорошо, запах убивает комаров. С другой стороны, ходят, кряхтят постоянно.
Что делать, когда не спится? Хитрожоп проголодался, сходил в поварню, вытребовал себе запеченную с зеленью тетёрку, уселся у окна, стал жевать, поглядывая на мигающие в пахучем мареве звёзды.
Топот за стеной не утихал. Бастард услышал, как кто-то опять спешит на задворки терема. Однако на этот раз вслед послышалось не только кряхтение, а и стоны, да такие тоскливые!
Хитрожоп испугался. А вдруг это не человек вовсе, а нечисть какая? В такой темноте и не рассмотришь! Ему самому захотелось в отхожее место, но как раз оно и было занято.
Звуки встревожили не только Хитрожопа. Из клеток неподалёку раздался недовольный рык медведей. Этот рык мог напугать кого угодно, но только не того, кто засел под окном.
— Дразниться удумали!? — взревел незнакомец голосом Хрустомудра. — Ужо я вам пореву!!! — силуэт поднялся, оправился и пошёл к клеткам. По всему выходило, что это и есть Хрустомудр, да только, когда раздался звук открываемых клеток, а вслед визг и хрипы убиваемых медведей, Хитрожоп опять усомнился. Князь их славился добрым нравом. Вчерашнее избиение ведунов — вообще на него не похоже, хотя и бил-то он их по-человечески, по-доброму. А вот чтоб двоих медведей голыми руками забить, это — зверство! Не мог князь такое сотворить!
Он прислушался… Тишина. И только прежние тоскливые стоны. Убили медведей!
Забыв про тетёрку, Хитрожоп до утра просидел с ножом наготове. Да только нечисть, если и бродила окрест, к нему не сунулась.
Дни шли за днями, а Нерв всё не успокаивался. Хрустомудр измаялся страшно, отощал с голоду, осунулся от недосыпа. Но хуже всего была необходимость участвовать в пирах в честь всё прибывающих с соболезнованиями родственников, союзников и соседей. Вот и сегодня пир был горой. Подавали печёных лебедей, свежую стерлядь, копчёную осетрину, фазанов прямо в перьях, молочных поросят, множество сыров, кровяные колбасы и потрошки, мозги каких-то чудных зверей, блины, южные сладости, мёд, от липового до гречишного, и даже несколько солнечных ягод…
Хрустомудр с ненавистью глядел на пирующих. Ничего из выставленного на столе он и в рот взять не решался. Даже от мёда Нерв в его зубе приходил в неистовство, дёргал так, что вновь сыпались искры. Приходилось питаться только молоком, пшённой кашей, да куриным мясом, что жевала для него служанка. Жеванное слугами Нерв почему-то оставлял без внимания, но князь аж задыхался от унижения,
если был вынужден глотать это. И конечно, он не мог позволить себе жрать такую гадость, когда на него глазеют его люди. От выпивки тоже пришлось отказаться. Вообще-то, от браги и медовухи боль даже немного стихала, и Хрустомудр запил бы, но с похмелья казалось, что голову плющит воротами, мозжит булавами, размалывает мельничными жерновами! А после словно кто-то чеканом начинал стучать по темечку: тюк, тюк, тюк, тюк, того и гляди дырку пробьёт!Чем дольше смотрел князь на собравшихся, тем более угрюмые мысли лезли ему в голову. Раньше он хотел прикончить одного Ложножлоба, а теперь хотелось и Жуткослава прибить, и Толстопуза и Хитрожопа, и всех вообще, кто сейчас пьёт здесь за его здоровье. Ненависть просто клокотала в его груди. А когда боль притуплялась и ненависть ослабевала, на глаза начинали наворачиваться слёзы, так жалко было мишек, которых он замочил в отхожем месте.
Утром прибыли лекари из Лабир-Анирана. В отличие от грязных, бородатых ведунов, оба лабирца были ухожены и опрятны, одеты в белоснежные одежды и изящные сандалии. Краснославна залюбовалась на их стройные, загорелые ноги, едва на четверть прикрытые накидками, и почувствовала, как краснеет за пронёсшиеся в голове любопытные мысли.
— Ага! — прогундел рядом старый Послеблуд. — Кажись, они уже про судьбу ведунов знают, смотри, княгиня, бороды-то сбрили!
— Да что такое несёшь! — возмутилась Краснославна. — Лабирцы бород вовсе не носят!
— Хе, хе! — не успокаивался скверный старикашка. — А где они тогда магическую лечебную силу держат? Смотри, на голове у них волосы совсем короткие. Думаешь…?
Послеблуд похабно подмигнул, и Краснославна еле сдержалась, чтобы не вцепиться ногтями ему в морду, развернулась и поспешила к гостям, чувствуя, как бывший блудник сверлит взглядом её спину, забери Ний этого родственничка!
Лабирцы были не молоды и не стары, улыбнулись ей белозубыми улыбками, с удовольствием приняли предложение умыться и отведать приготовленных яств. Того, что поинтересней, звали Аристопрофаном, того, что полысее, Проктоэтиоколом. Ели они оба благородно, не то, что венедские мужланы. Кусочки брали маленькие, в рот не пихали, а помалу откусывали, пальцы не облизывали, в носу ими не ковыряли, пили сдержанно и только морс да воду. И беседу поддерживали умело, рассказали про погоду на родине, про житьё-бытьё тамошних правителей, про морских чудо-рыб, пойманных лабирскими рыбаками. К сожалению, разговор пришлось прервать, когда в трапезную вбежал запыхавшийся Хитрожоп:
— Эй, лекари! Князь за задержку гневается! Поспешайте к нему немедля!
Княгиня была недовольна, но перечить княжьей воле не стала, отослала зыркающего на гостей Хитрожопа, извинилась перед лабирцами, пригласила их, как могла ласково, в княжескую опочивальню.
Князь встретил гостей не так вежливо, как ей бы хотелось, но покорно позволил заглянуть себе в рот, осмотреть веки, ощупать уши и послушать дыхание. С меньшим желанием он согласился сплюнуть в подставленную чашку и помочиться в неё же. Во время этого последнего действия Краснославне пришлось даже выйти, так выразительно уставились на неё бояре. Лучше бы они так смотрели на князя, когда он перед всей челядью и дружиной портит крыльцо!
Наконец, лабирцы закончили осмотр и стали готовить лекарства.
— Я думаю, рвотное, — негромко, но высокозначительно объявил Аристопрофан.
— Слабительное лучше, — не согласился Проктоэтиокол.
— Рвотное.
— Слабительное.
— Рвотное на Нерв сильнее действует.
— А слабительное от него лучше помогает.
— Рвотное выводит через то, куда оно вошло, поэтому пить его будет правильно.
— Ничего правильного, если куда что вошло, то лучше пускай из другого места выйдет. Согласно учению о преобразовании элементов…