Полдень, XXI век (июнь 2011)
Шрифт:
Пузырь обиженно насупился, но промолчал – сказанное было чистой правдой. Во время поездки группе приходилось то и дело останавливаться, чтобы дать раскрасневшемуся Сашке догнать их и немного отдохнуть.
– Большая… – глядя на цистерну, задумчиво сказал Стас. – Геныч, ты не говорил, что она такая большая!
– А самому головой подумать слабо? – разозлился вожак. – Знаешь, какой он здоровый? Где он, по-твоему, жить должен? В ведре, что ли?
Стас неопределенно пожал плечами, как бы не опровергая, но и не соглашаясь с доводами. Он пристально смотрел на цистерну, будто мысленно обмерял ее рулеткой.
–
Она все и всегда делала очень робко. Со стороны могло показаться, будто девочка боится, что ее могут обидеть, обозвать, ударить, но на деле это было совсем не так. Риту никто не бил и даже обижали ее не больше других. Просто она всегда вела себя так, будто смирилась. Она напоминала перегоревшую лампочку – тусклую, безучастную, выгоревшую изнутри. Никому не нужную.
– Конь в пальто, – огрызнулся Генка. Лысика они подобрали уже по дороге, и потому подробностей она не знала, но что-то ей объяснять вожак считал ниже своего достоинства.
– Кракен, – ответил вместо него Стас. По голосу было слышно, что он ну ни капельки не верит в официальную цель их визита. Бросив мрачный взгляд на загорелую Катю, он презрительно сплюнул в дорожную пыль и счел нужным добавить: – Геныч говорит, что он там Кракена видел.
– Ну ты дебил! Не видел я его! – заорал Генка.
– А чего ж ты нас сюда приволок? – Стас вновь сплюнул сквозь зубы. Этому трюку он научился совсем недавно. – Чего мы сюда перлись, раз здесь нет нифига?
– Не, ну ты точно дебил! – Генка постучал костяшкой согнутого пальца себе по лбу. – Все пацаны знают, что он тут есть…
– Я не знал, – вставил свое веское слово Пузырь.
– А ты и не пацан, ты баба жирная! – отбрил его Генка. – Еще раз перебьешь – всеку! Понял?
Побледневший Пузырь утвердительно тряхнул головой, отчего его щеки и складки на шее колыхнулись, как застывший холодец. Когда Генка серчал на Пузыря и «всекал» ему, это было больно.
– Короче… – восстановив порядок, Генка успокоился и вернулся к своей обычной манере разговора. – Пацаны говорят, что он только этим летом тут завелся. До этого сто раз сюда ездили – не было. И еще… говорят, что это он братьев Копытиных сожрал…
Все невольно притихли. Даже Катюша, которая вроде бы находилась на своей волне и не вмешивалась в разговор, перестала болтать ногами и с интересом прислушалась. Про братьев Копытиных в их городе ходили самые разные слухи. Хулиганы и оторвы, однажды они пропали все трое разом. Через месяц их нашли. Мертвых.
Гришка Подольский, который был лучшим другом самого младшего Копытина и потому присутствовал на похоронах, говорил, что хоронили братьев в закрытых гробах. На поминках он подслушал разговор двух уже изрядно поддатых гостей. Гришка зуб давал, что слышал, как один из мужиков сказал:
– И все трое – без головы!
После того случая в городе было много шума. Родители еще долго загоняли детей домой, едва на улице чуть-чуть темнело, милиция шугала мальчишек из подвалов и с чердаков, а сами мальчишки передавали из уст в уста страшилки о жуткой смерти братьев Копытиных, обраставшие новыми и новыми невероятными подробностями. Но по-настоящему никто ничего не знал.
– А еще его пацаны с «пятьдесят шестого» видели, – продолжал Генка. –
Они раньше сюда ездили покрышки жечь, а потом, как Кракена увидели, сразу перестали. Поэтому они теперь в Гнилой балке тусуются. Косой говорит – у него три щупальца, и на каждом – голова одного из братьев. И все головы – живые…– «Пятьдесят шестым» соврать – раз плюнуть! – скривившись, перебил его Стас. – Косой прошлым летом всем трындел, что он летающую тарелку видел. Ты и этому веришь?
– А че?! Может, и видел?! – Генка не был бы лидером, если бы не умел отстаивать свое мнение. – Чем докажешь, что нет?
– Я у бабушки в деревне тоже… – начал было Пузырь.
– Заткнись! – оба спорщика рявкнули на него одновременно, и Сашка испуганно стих, по-черепашьи втянув голову в плечи.
Только теперь все осознали, что на корабле созрел бунт. Капитан Гена сверлил недобрым взглядом мятежного штурмана Стаса, а тот в свою очередь хмуро разглядывал его, выискивая слабину, брешь, в которую можно будет ударить. И тогда Генка понял, что подставился. Но отступать уже было поздно, ведь на раме, с безмятежной улыбкой поглядывая в их сторону, сидела золотовласка Катюша, и ее кудрявые локоны приятно щекотали Генке предплечья всякий раз, когда она поворачивала голову.
Надо было идти ва-банк, и Генка пошел.
– Я его не видел…
Стас криво ухмыльнулся и откинулся в седле, будто говоря:
«Что и требовалось доказать».
– Но я его слышал.
И не дожидаясь, пока команда оправится от таких откровений, он оттолкнулся от земли ногой и покатился с горки навстречу цистерне. Звонко завизжала довольная Катя – скорость ей нравилась. Пожав плечами, Стас напоследок сплюнул еще раз и, мягко толкнувшись, покатился следом, поднимая за собой низкое облако пыли. За ним, пыхтя и отдуваясь, промчался Пузырь.
Димка еще раз поглядел на неровный, разбитый грузовыми машинами, мотоциклами и дождями склон и страдальчески вздохнул. Скатиться подобно Генке, да еще и с девчонкой на раме, у него не хватило духу.
– Слезай, – бросил он Лысику. Та покорно соскочила на землю и снизу доверчиво посмотрела на Димку. Тот вздохнул еще раз и, лихо перекинув ногу через раму, тоже слез с велосипеда.
Сланцы тут же утонули в густой и горячей пыли, и Димка поморщился, представив, как вечером придется мыть ноги. Но ощущение было приятное, и уже через пару секунд он принялся загребать пыль специально, стараясь пропускать ее наполненное солнцем тепло через всю стопу.
Лысик молчаливо шагала рядом, и ее стоптанные голубенькие босоножки утопали в пыли почти по щиколотку. Спуск оказался не таким уж и крутым, хотя и очень неровным. Осенью стекающая со склона вода превращала его в непроходимое болото, а сейчас, жарким и душным летом, все колеи и протоки полностью высохли, и земля оказалась изрезана высохшими длинными шрамами, перевитыми, точно змеи или корни деревьев.
Пока они спускались, Димке приходилось вести велик обеими руками, но внизу он по привычке перехватил руль за середину и уверенно повел его уже одной рукой. Задумавшись о своем, он даже вздрогнул, когда в свободную руку вцепилась маленькая теплая детская ладошка. Но, тем не менее, не повернулся, что-бы посмотреть, и, что уж совсем удивительно, не отнял руки.