Поле под репу

— Почему я его понимаю? — девушка подсела поближе к юноше и покосилась на очередного аборигена в чёрном. Мужчина в глубокой задумчивости изучал какую-то бумагу с восковым оттиском печати на шерстяной нити — наверное, отчёт вчерашнего полисмена. Был представитель закона несколько постарше вчерашнего, пошире, но с точки зрения Дуни, всё равно ещё чересчур узок. Форменной фуражки он не носил, демонстрируя намечающийся ёжик волос и щеголяя заострёнными ушами с серебряными колечками на самых кончиках. Чёрная куртка блестела чёрными же пуговицами и мерцала, по-видимому, знаками отличия на плечах, груди и запястьях — набору разнокалиберных полумесяцев… или начальными фазами луны?

— Это же дознавальная, — столь же тихо ответил юноша и кивнул на потолок. Там, в утренних облаках, меж мягко светящихся кристаллов-звёзд (их количество совпадало с количеством «цветочков» внизу) танцевал сине-голубой змей, его чешуйки сияли драгоценными камнями — будто не нарисованный он, а живой. Чудилось, что он дышит, что мышцы бегают под кожей, а длинные, чуть ли не вполовину тела усы недовольно или игриво колышутся на ветру. Ветру, порождённому самим странным — пугающим и притягивающим — существом. Красавец! — …в Управлении общественной безопасности, порядка и культуры. Не центральное отделение, но и не глухомань какая. Да и город сам по себе большой, торжества опять же — здесь заклинания на любые случаи жизни заготовлены, не то что переводчики.

— Тогда почему полисмен, который нас сюда привёз, им не пользовался?

— Торжества, — повторился Ливэн. — Думаю, сюда притащили курсантов и внутренние войска — каждого встречного да поперечного амулетом не снабдишь. Нам ещё повезло, что так быстро отыскали и тотчас сняли, а то бы куковали на верхотуре денька два, пока сами и не свалились бы.

— Кхм, — вернул шушукавшуюся парочку к действительности тощий полисмен. — Безобразничаем, значит?

— Безобразничаем, — покаянно вздохнул юноша. На месте остроухого Дуня в этот погорелый театр не поверила бы.

— Нехорошо.

— Нехорошо, — вновь смиренно согласился флейтист, после чего представитель закона и его «преступник» вздохнули уже хором. Девушка, приоткрыв рот, наблюдала за обоими… что оба прекрасно видели.

— Я дознаватель Вайнот…

«Почему нет?» — выбрались откуда-то из глубин мозга познания в английском языке. Однако заклинание не спешило выдавать какой-либо перевод — видимо, Дунин являлся её же выдумкой.

— Имя? — это не прозвучало резко или зло, однако явно показывало, что шутки кончились. — Лизмейка…

— Нет, — покачал головой юноша и кинул полный досады и обещания мести взгляд на странницу. — Не Лизмейка, а Ли Змейка. — Прищурился. — Она — Лауретта Лесная.

— А я про неё ещё не спрашивал. Род деятельности?

— Вы оборотень? — вмешалась девушка. Мозаика, наконец-то, сложилась в картину, точнее — в портрет. — Брат по Луне… Луны…

— С чего ты взяла, человечка? — полисмен недоумённо обернулся к «совратительнице».

Ливэн осёкся, не начав толком говорить, да и другие существа в комнате — допрашивающие и допрашиваемые — замолчали, готовые внимать любому слову арестантки. Та уже давно отметила, что вызывает неподдельный интерес одним своим присутствием — каким-то образом все видели в ней, казалось бы, такой же двуногой, двурукой и одноголовой как большинство, представителя расы людей, которая здесь явно была на особом положении. Чутьё и опыт говорили, что на положении умеющей играть в шахматы обезьяны. Забавно, примерно так же в портовой столице и её окрестностях странницу считали результатом не то чтобы одобряемой, но и не яро осуждаемой связи с эльфом. Однако там, в мире убиенного тирана, по крайней мере, можно было предположить, откуда у других подобные мысли — для тех мест Дуня имела чуть более привычного узкие глаза и забавную расцветку волос. А здесь-то, где количество разумных рас зашкаливало за все разумные пределы? При этом внешнее разнообразие как раз укладывалось в норму. В чём же причина? Где на Дуне написано, что она человечка?

— Да вот, пересекалась с одним ненароком, — поёжилась девушка. Быть в центре внимания ей не нравилось. И это из неё близнецы-турронцы вознамерились сотворить звезду сцены, пусть и кабацкой? — Он на железке работает, на вас очень похож. А ещё у вас фазы луны на мундире и серебра много.

Дуня нахмурилась. Вообще-то в её представлении оборотни и серебро плохо сочетались, однако пожелезник обматывал ей руки именно серебряной верёвкой — и нисколько той не боялся, а, скорее, использовал в качестве какого-то индикатора.

— Эти, хм, фазы луны, человечка, означают, что я — главный дознаватель округа Саженцев, ночная смена, — некоторое время потратив на переваривание услышанного, объяснил полисмен. — Насколько мне известно, на железной дороге действительно работает брат Луны, причём один-единственный. Мой кузен. И он катается по человеческим резервациям, так что ты, девонька, выкрутилась — встретить ты его вполне могла… — Он вновь глянул на бумаги в руках и вполголоса, для себя, но, не скрываясь, добавил: — Хотя… У них сейчас вроде как закрытый состав, но пожелезники всегда отличались странностями… Итак, Ли Змейка, чем занимаешься?

Судя по кислому выражению лица, Ливэн надеялся, что главный дознаватель забудет вопрос, но служителя закона не так-то легко было сбить с толку. Тем более Дуня и не стремилась.

— Музыкант.

— На чём играешь? — полисмен черканул что-то в тетради. — Или поёшь?

— Могу и спеть, — флегматично пожал плечами юноша. — Но предпочитаю флейту и ударные, могу на скрипке, но скрипка с моим мнением не согласна.

— А на гитаре? — оживился дознаватель.

— Да хоть на тетиве лука, — легко откликнулся парень. Ого! Самородок! Дуне очень захотелось услышать, как он это делает.

— В гильдии состоишь? В какой-нибудь. О местной даже не спрашиваю.

— Нет. Ещё нет.

— Выходит, старших товарищей нет. Другие опекуны?

— Отец, — удивлённо моргнул Ливэн. — Но он дома. Далеко.

— Знает, чем ты занимаешься?

— Ну-уу… Имеет определённое представление, — почему-то не сумел сочинить новую сказочку юноша.

— А твои опекуны, человечка?

— Мама? Папа? — печально покачав головой, Дуня посмотрела на запястья. Сегодняшние наручники выглядели настоящим украшением, как волшебные оковы болезного колдуна из отряда Пятиглазого: два чеканных браслета сантиметров десять шириной. Не соединённые между собой цепью, они, однако, притягивались друг к другу то ли магией, то ли обычным магнитным полем — и не было сил развести руки. — Они тоже дома. Далеко-далеко. Я к ним хочу.

По браслетам пробежала волна зеленоватого света, он более насыщенными и яркими ручейками залил тонкие канавки узора — завитушки растущего в паутине вьюна — и стёк по ладоням и пальчикам к кое-как подрезанным ногтям, с них изумрудными капельками полетел к полу, но, так и не добравшись до цели, растворился в воздухе. Волшебство? Неужели Дунино?

— Печаль, тоска. Ты с нами честна, человечка. Ничего, Управление общественной безопасности, порядка и культуры обещает вернуть тебя к родителям, если, конечно, этому не будет никаких препятствий. Закон есть закон, — голос Вайнота переполняло сочувствие, однако взгляд, адресованный Ливэну, ничего подобного не выражал, словно бы юноша был виновником всех бед несчастной «несовершеннолетней» Дуни. Флейтист чужую точку зрения оценил и понял, но явно не разделял.

— А что сразу я-то? — возмутился он, но как-то быстро стушевался.

— Стыдно? — хмыкнул полисмен. — Совесть таки проснулась? Ну что ж, Ли Змейка, ты ещё не потерян для общества. Я готов выступить в роли вашего общего опекуна, пока вы находитесь в городе. Человеческая кровь в тебе тоже есть, так что магистрат вряд ли станет возражать… — дознаватель осёкся, не уточнив против чего, и всмотрелся в юношу. — Мы точно раньше не встречались?

— Точно, — как четвертью часа ранее соврал Ливэн. Получилось так же неубедительно, зато Вайноту никто не мешал ждать честного ответа. — Ну-уу… Я в фонтане играл. Мне большой штраф полагается, да?