Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

— Ну… бывало и хуже, — оценил Ливень. — Значит так, Лауретта. Крепко держишь меня за руку. Я сам постараюсь тебя не отпускать — если попробую, ударь, не стесняйся. И запомни: всё, что ты видишь, ненастоящее. Радость, счастье, блаженство — всё это подделка, оковы, не дающие сбежать…

— О чём ты?

— Это тюрьмы, — юноша подвёл девушку к картинкам. — Вершина гуманистической мысли. По мне — так лучше каторга, чем жить в окружение красивенького, слащавого обмана! В музее, понятное дело, выставлены уже не действующие, но ещё рабочие экземпляры. Эпоха истребления скорпинидов, — он указал на рядок штампованных коттеджей «найди десять отличий». На этих открытках одинаковым было всё: и параметры

здания, и высота травы, и форма облаков, и расцветка занавесок на окнах. Единственное, что вносило хоть какое-то разнообразие, это какая-нибудь абсурдная деталь на заднем плане: воздушный шар в виде сердца, ёлочка в бантиках, гриб, выглядывающий из-за угла, радуга волной, а не коромыслом… — Тогда любили делать и продавать в частные руки копии. Так что у нас есть шанс оказаться за километры отсюда. Или пересидим в безопасном месте… хотя… нет, об этом я думать не буду и тебе не советую.

О чём — Дуня, во-первых, побоялась спросить, а, во-вторых, не успела. Ливень стиснул запястье — а девушка-то сокрушалась по поводу не снимаемого браслета! — и дотронулся до ближайшего домика.

Это было как… как очутиться на съёмках какой-нибудь «АБВГДейки» [6] или в детском уголке огромного торгового центра: искусственный коврик травы, пластмассовый заборчик, улыбающиеся цветочки.

— И зачем ты меня пугал? От газона резиной воняет!

— Это всего лишь прихожая. И заклятие уже работает — не знал, что у тебя такое представление о семейном счастье, — флейтист посмотрел вниз. Дуня тоже. Кажется, она должна была стать мамой и не так чтобы в отдалённом будущем.

6

«АБВГДейка» — советская и российская детская образовательная телевизионная программа для дошкольников и младших школьников. Выходит с 1975 года.

— По крайней мере, хоть один из нас останется в своём уме, — буркнула странница и подставила разгорячённое лицо свежему ветру. — Жарко…

— Держись. Я видел дыру в заборе. Полагаю, выход. Всего-то и нужно сделать шагов двадцать, нам это под силу… — он вдруг остановился и возмущённо поинтересовался: — Что значит «в своём уме»? Ты хочешь сказать, что парень в восемнадцать лет не может мечтать о жене и куче детишек?

— А ты мечтаешь?

— Конкретно я — нет, но…

— И что ты тогда ко мне придираешься? Вечно ты… ой…

Они помотали головами, стряхивая наваждение, и продолжили путь. Дуня тоже видела эту дыру. Хулиганы какие! Вандалы! Наверняка соседские шалопаи притащили туда уличную кошку… или нет, тот сноб, профессор, выгуливал там свою борзую — вот Джулик, даром что старичок и болонка, не выдержал искушения, проломил доски.

— Откуда у нас собака? Я не люблю собак.

— Собака? — переспросил Ливень. — Окстись! Я их терпеть не могу… Лауретта! Мы не женаты, это не наш дом, ты не беременна. Пять шагов отмерили, осталось — пятнадцать.

— Хорошо.

Дуня вдохнула сладковатый воздух полной грудью… и весь задор иссяк. Зачем куда-то идти, когда сочная трава щекочет лодыжки? Можно сесть прямо так, без всякой подстилки и играть в облака.

— Принеси мне воды. А то пить очень хочется.

— Конечно, — его небесные глаза переполняла нежность. И пусть все хихикают — мол, муж её моложе. Они завидуют! Да и разница-то всего ничего. — Я сейчас. — Он повернулся к дому. — Мама?

— Ой, и моя, — улыбнулась она. На пороге рука об руку стояли две довольные жизнью женщины. — А ты ещё боялся, что они не поладят. Какие глупости!

— Точно.

— А потом забор починишь, ладно?

Он молча кивнул и направился

ко входу на кухню. Если честно, Дуне очень не хотелось расставаться с мужем, поэтому она двинулась следом, но её задержали — дёрнули за низ халат. Рядом, копии отца, стояли мальчики-погодки — трёх и двух лет.

— Ну уж это слишком! — очнулась странница.

— И не говори! — флейтиста перекосило.

Парочка, покрепче сцепив руки, бросилась к дыре. Конечно же, во время рывка уронила неустойчивого ещё младшенького — тот, скорее от испуга, чем от боли, ударился в рёв. Побледнев, Дуня подхватила ребёнка.

— Мамочка не хотела, мамочка не хотела, — запричитала она.

Ливень мигом отобрал сына.

— Не-не-не, иди к папочке. Мамочке нельзя поднимать тяжести. Мамочка уже братика носит, — он поцеловал мальчика. Тот залился радостным смехом. — А пойдём-ка в дом, пахнет вкусненько. Кажется, нам что-то интересное приготовили.

— Пойдём, — согласилась Дуня. Взяла за руку старшенького и прижалась к мужу. Тот, поудобнее устроив младшенького, обнял её и, ласково поглаживая по круглому животу, повёл изучать кулинарные таланты двух бабушек.

Спасло их любопытство. Не Дунино — его ещё не хватало. И не Ливня — его уже не хватало. А детей. Придуманных то ли обоими вместе, то ли каждым врозь, самых лучших на свете детей. Лучших для родителей, а не для мира и общественного мнения. Детей, которых не очень-то привлекала выпечка, зато которым хотелось узнать, что же такого в некрасивом разломе, если родители так к нему стремились. Старшенький, легко перехватив инициативу, потянул семейство к забору. По ту сторону, напротив грязного лаза колыхался на ветру цветок — василёк васильком, хотя некоторые лепестки у него были отчего-то красными, в полосочку. Младшенький показал пальчиком на игрушку — он не любил говорить, если его понятно без слов, — и родители потянулись к удивительно растению. Взрослым мужчине и женщине почему-то в голову не пришло обойти преграду или хотя бы перебраться через неё — они просто-напросто сунули руки в дыру, упав на животы, и после нескольких мучительных секунд таки дотронулись до вожделенного цветка… И распластались на деревянном полу. Кошмар закончился.

— О-ох…

Закончился он, однако, болезненно.

— Лауретта?

— У?

— Ты только никому не говори, какие у меня мечты.

— Замётано, Ливень. С тебя та же услуга, — простонала Дуня. — Тебе не кажется, что дымом пахнет?

Они перекатились на спины — это-то и помогло избежать столкновения с полыхающим куском картона.

— Хех, — юноша рывком сел. — Похоже, музей горит.

— А скажут, что мы виноваты, — девушка ощупала себя — живот вернулся в плоскую, более того желающую от голода прилипнуть к позвоночнику, норму.

— И на этот раз будут правы для разнообразия. Тюрьмы эпохи истребления скорпинидов официально строились с так называемым выходом благочестия, или искупления грехов. Считалось, что, искренне раскаявшись, преступник может выйти до срока. Во избежание казусов тюрьма тогда сгорала.

— О…

Интересно, в чём таком-этаком они с Ливнем раскаялись?

Все намёки на то, что надо бы остановиться и перекусить, юноша либо не замечал, либо не понимал, поэтому Дуня решила озвучить предложение прямым текстом.

— У меня нет денег. А у тебя?

— Все в музее отдала. За билеты.

— Значит, нужно заработать. Ты что умеешь?

— Полы мыть, — кисло призналась девушка. — Ещё оказываться там, где не следует, и тогда, когда не надо.

— Хм, первое оставим в качестве запасного варианта. Второго постараемся избежать, — хмыкнул Ливень. — А пока найдём мне сцену. Хотя лучше спрятаться — мы всё ещё в пределах города, где кто только нас ни ищет… У тебя ёмкость какая-нибудь есть?

— Зачем?

Поделиться с друзьями: