Поле заживо сожженных.

Еще более страшно становится от этого неслыханного кошмара, когда знаешь, что ни малейшей военной необходимости пришлых уродов в диких аутодафе не было совсем – свои основные «подвиги» подобного рода они осуществляли буквально при паническом бегстве под ударами Красной Армии. Мирные граждане в эти дни ни малейшим образом не могли оказать никакого влияния на ход боевых действий и, естественно, никак в них не участвовали. Я думаю, являясь служителями сатаны, вторгшиеся на древнюю славянскую землю чудовища с Запада сжигали наших соотечественников ритуально. Подпитываясь, по негодяйским понятиям, энергией кристальных душ, надеясь таким образом получить помощь от дьявола. Оккультист Кроули, человек-зверь, один из идеологов гитлеризма, свидетельствовал, что он в течение шестнадцати лет (1912–1928) приносил врагу рода человеческого ежегодно по 150 невинных жертв, особенно мальчиков как «имевших высочайшую и чистейшую силу».

На территории нынешнего Угранского района 13 марта 1943 г. в деревне Борьба иностранные выродки заживо сожгли всех жителей этого селения и еще Ломанчина, Криволевки, Гришина. В два раза больше ни в чем неповинных наших сограждан, чем в известной всему миру белорусской

Хатыни. Чего-либо хотя бы отдаленно напоминающего этот гееннский ужас не бывало здесь за все время существования людей, за все века.

На День Победы в этом году я в составе небольшой группы земляков из шести человек разных возрастов побывал на том огненном месте. Среди нас находился Бычков Петр Афанасьевич, чудом оставшийся в живых пятилетний тогда житель д. Борьба. Мы установили на месте душераздирающей трагедии каменную доску со словами о происшедшем, сделали снимки, и уже в Москве я написал об этом балладу «9 мая 2007 г.». Перед моей нынешней поездкой во Всходы ее приняли к опубликованию известная московская газета, прославленный альманах «Академия поэзии» и литературный интернет-журнал «Молодое око» (сокращенно «МОЛОКО»). Я готов вручить текст и фото любому средству массовой информации, представленному здесь.

К сожалению, адская акция марта 1943 г. по одновременному поголовному умерщвлению всех семей из четырех деревень не присутствует в общественном сознании, словно не является важнейшим историческим фактом. И не воспринимается как типичная для мученического лихолетья оккупации на русских землях. А разве может быть иначе? Ведь нигде, в том числе в Угранском краеведческом музее, о происшедшем нет буквально ни одного упоминания. Ни единого экспоната, свидетельствующего о таких зверствах, я не обнаружил при посещении почти десяти музеев других районов области, в каждом из которых были массовые сожжения заживо мирных граждан. Не нашел ничего об этом и в музее Великой Отечественной войны в Смоленске. То есть замолчаны фактически все смоленские и, как оказалось, в целом российские Хатыни. Они никак не фигурируют даже в энциклопедиях о Великой Отечественной войне, создатели которых эти инквизиторские факты грандиозной гитлеровской преисподней знают в сто раз лучше меня. Потому что являются военными историками – специалистами в области явлений и проблем тех лет. Зачастую имеющими ученые степени, которые подтверждают, что они – крупнейшие знатоки в делах коричневых страшилищ.

Лично я рассматриваю сложившееся положение как невиданное, организованное, тщательно продуманное, ослабляющее безопасность Родины преступление и отсутствие контроля со стороны государственных органов над идеологическими диверсиями против русского народа. До глубины души возмущает одновременное нагнетание ситуации с придуманным провокаторами «русским фашизмом», который, по наглому заявлению в откровенно антиправовой телепередаче бывшего министра культуры, «страшнее немецкого». Можно предположить, что такая гнусная личность является агентом мировых сатанистов, внутренним врагом России и ее народов. Весьма печально, что среди многомиллионного этноса некому задать ей очевидно необходимый вопрос: «Зачем ты суешься в чужие русские дела?». Надо помнить, что церковь князя тьмы официально существует в ряде стран, скажем, в США и Англии, с которых во всем берут пример наши прогрессисты-ироды. По их понятиям о ценностях, чем над более светлыми душами они изгаляются, тем значительнее служат своему хозяину – нечистому, отцу лжи. В голову невольно приходит мысль о том, что именно эти силы стоят за забвением чудовищных российских казней огнем безвинных душ.

Но меня также потрясают смоляне и жители названных выше других областей и краев. Особенно представители образованных слоев, которые об истязаниях пламенем-драконом земляков в годы минувшей войны молчат в течение десятилетий. Ведь – подумать только! – сотни и тысячи журналистов, педагогов, работников культуры, властных сфер советского и нынешнего времен и другие лица реально представляют собой участников криминала по сокрытию первоочередной информации о нашей жизни. Известной им по ней самой, в конкретных случаях своих местностей, что называется, впитанной с молоком матери. Мы не имеем суверенитета даже на отправление культа предков, на поклонение национальным святыням Великой Отечественной войны. При этом мы составляем более 80 процентов в населении страны, которая потому официально должна являться, строго в соответствии с международным правом, моноэтнической. Об этом – тоже гробовое молчание среди внутренних и внешних врагов Отчизны. При нашем самоубийственном попустительстве мы не решаем в ней ни одного вопроса. Обозначенный здесь факт о русских Хатынях – из самых показательных. Ничего подобного в общественном поведении нет ни в одном независимом государстве планеты, причем и в только что на наших глазах образованных новоделах из территории исторической России. В какую же просто биомассу надо превратиться, что уже весь мир смеется над нами за такую всепокорность душепродавцам с не нашим образом жизни! Буренки не догадываются, а человеку легко сообразить: повернись стадо к пастуху рогами с намерением обрести свободу – и в том мгновенно вспыхнет готовность унестись хоть за тридевять земель перед угрозой неминуемого ухода в небытие от несоизмеримо более мощной по сравнению с его кнутом силы. Иногда мне кажется, что наш русский самолет, национальное бытие, вошел в такое пике, что уже не выйдет из него. Порой думаю, что люди будущего, исследуя его гигантскую катастрофу, лишь по «черным ящикам» вроде моего сегодняшнего выступления будут иметь некоторую возможность знать о ее причинах.

Моя баллада о посещении места трагедии в Борьбе, надеюсь, расширит представление присутствующих о «малой родине» Михаила Исаковского.

Впервые опубликовано, вместе с балладой «9 мая 2007 г.» и фотографией с места массового сожжения мирных жителей в Борьбе, газетой «Московский литератор», № 16, август, 2007.

Сила вдохновений

Год столетия со дня рождения Михаила Васильевича Исаковского

совпадает с 55-летием Победы родного народа в Великой Отечественной войне и окончанием Второй мировой войны. Пережитое человечеством шестилетнее безумие, подвиг мужественности поколения нашего юбиляра и его поэзия воспринимаются мной в качестве потрясающе спаянных в историческое единство событий. Разумеется, не все согласятся с подобным воззрением. В доказательство своей правоты хочу проанализирорвать «Враги сожгли родную хату» М. Исаковского как лучшее лирическое стихотворение о последней мировой войне:

Враги сожгли родную хату,Сгубили всю его семью…

Начало этого шедевра, всего два восходящих стиха, уже концентрирует, как увеличительное стекло, внимание на главном в военной эпохе – театре страшных действий, и на основной фигуре, несущей смысл справедливости, а также на ее жгучей душевной драме. Вспомним союзников, сокрушавших вместе с СССР коричневую чуму, – США, Великобританию, Францию. Мог ли воин этих стран, возвратясь домой, встретиться с подобным? Риторический вопрос, если учесть, что тяжелый фашистский сапог даже не ступал на землю первых двух государств. Ничего «в русском смысле» не мог наблюдать на своей земле и французский солдат. Там не было области, подобной родной Михаилу Исаковскому Смоленщине, в которой расстреляно и замучено в десять с лишним раз больше мирных граждан, чем погибло узников в Бухенвальде – знаменитом фашистском концлагере. Агрессоры разрушили около тысячи промышленных предприятий, сожгли почти 250 тысяч сельских домов. Больше 50 деревень спалили вместе с жителями, три из них в районе, где родился и вырос автор стихов, о которых идет речь. Причем в одной Борьбе, до сих пор не возродившейся, сгорели заживо 287 человек, считай, в два раза больше, чем в печально известной белорусской Хатыни. Равнозначно событиям грозных лет и исключительно глубокое проникновение Исаковского во внутренний мир победителя:

Куда ж теперь пойти солдату,Кому нести печаль свою?Пошел солдат в глубоком гореНа перекресток двух дорог.Нашел солдат в широком полеТравой заросший бугорок.Стоит солдат, и словно комьяЗастряли в горле у него.Сказал солдат: «Встречай, Прасковья,Героя, мужа своего.Готовь для гостя угощенье,Накрой в избе широкий стол, —Свой день, свой праздник возвращеньяК тебе я праздновать пришел…».Никто солдату не ответил,Никто его не повстречал.И только теплый летний ветерТраву могильную качал.

Исаковский прекрасно знал народ, подробности его жизни внешней и душевной. В изображении им поведения, внутреннего мира «героя, мужа» нет ничего лживого, поддельного. Художник ничего не приукрашивает, не присочиняет. Он пишет, демонстрируя совершенное владение родным языком, являющимся сокровенным и для персонажа произведения. Это не книжный язык, а живое слово, простое и всем понятное. Оно соответствует народному чувству новейшей истории, смыслу человеческой жизни. Я, выросший в родных Исаковскому местах, очущаю точность и реалистичность употребления мастером отдельных фраз, присущих нашей захолустной стороне, районной родине, если можно так выразиться. То, что в масштабах России глубоко запрятано, по сути сильно и органично. Сам от родительницы слышал при ее рассказе о сильном переживании: «Ничего не могла проговорить, словно комья в горле застряли». А отец, обращаясь к ней, при случае мог бы произнести, совсем как герой стихотворения при мысленном обращении к Прасковье: «Накрой в избе широкий стол». Да, семьи были многочисленными, а столы, за которые собирались все, соответствующими – не то что в большинстве современных городских квартир. В хате фронтовика из стихотворения, хотя это и не подчеркивается, тоже проживало много народу, раз в произведении присутствует такая деталь. Здесь налицо действие закона Эрнста Хемингуэя о творческой манере «айсберга», когда видна лишь десятая часть изображаемого, а девять десятых как бы под водой, но непременно воспринимаются читателем, и тем сильнее на него действуют. Что-то похожее на более близкое нам понятие о таком тексте, в котором словам тесно, а мыслям просторно.

Трагедия в масштабах не только века, но – тысячелетней человеческой истории, развертывающаяся на этом стихотворном поле, усиливается множеством иных поэтических аргументов, свыше явленных мастеру в минуты вдохновения. Как просто и изумительно сказано: «Свой день, свой праздник возвращенья к тебе я праздновать пришел»! Да, это именно его день, его «праздник возвращенья». Не только лишь четыре года отсутствовал, что само по себе для семьянина является событием незаурядным, но остался жив, когда сотни тысяч товарищей по оружию легли на полях сражений. Такой праздник из праздников отмечают не в главных залах и не на торжищах, а с самыми близкими людьми. И только с ними можно вести молчаливый, как в процитированных строках, диалог, когда твой личный роковой случай подобен маленькой смерти. Рассказать о солдате все и было равносильно постижению великой эпохи борьбы со злейшим врагом человечества. Как сказано выше, поэты других земель объективно, при наличии любой творческой энергии и таланта, не могли этого сделать, потому что не имели возможности встретить у себя душу, вместившую истину через такие небывалые нежность и страдание.

Но большие страсти и невероятно громкие события военных лет правдиво запечатлены в отечественном поэтическом искусстве. Чтобы представить хотя бы схематично картину того, следует назвать некоторые громкие имена творцов ритмических строк по теме «Но помнит мир спасенный». Среди них – Александр Твардовский, Борис Пастернак, Анна Ахматова, Константин Симонов, Степан Щипачев, Николай Тихонов, Александр Прокофьев, Алексей Сурков, Михаил Львов, Саломея Нерис, Демьян Бедный, Аркадий Кулешов, Самед Вургун, Дмитрий Кедрин, Михаил Дудин, Марк Лисянский, Павел Шубин… Можно назвать еще десятки фамилий. Однако и у нас на родине ни одно из самых знаменитых стихотворений о великом деле фронтового поколения не может встать впереди шедевра Михаила Исаковского «Враги сожгли родную хату». Назову только некоторые, без указания авторов: «Его зарыли в шар земной», «Я был пехотой в поле чистом», «Жди меня, и я вернусь», «Не гремит колесница войны», «Нет, не до седин, не до славы», «Я убит подо Ржевом», «Мы знаем, что нынче лежит на весах», «Роса еще дремала на лафете», «Шумел сурово Брянский лес», «Едут-едут по Берлину наши казаки» и др. Художественную ценность поименованных творений трудно преувеличить, они – вершинные достижения лирической музы в гимнастерке, не просто дань духу времени. Однако их можно сравнить лишь с другими вещами самого Михаила Исаковского, созданными в ходе войны и тоже получившими величайший общественный резонанс, как например: «До свиданья, города и хаты» (1941), «В прифронтовом лесу» и «Ой, туманы мои!» (1942), «Огонек» (1943), «Где ж вы, где ж вы, очи карие?» (1944). А вот стихотворение «Враги сожгли родную хату» – первое и главное для самого создателя перечисленных и других жемчужин. Содержание лирической баллады не ограничивается приведенными выше строфами. Рассказ о горе и страдании возвратившегося с полей сражений человека продлжается: