Полет над разлукой
Шрифт:
– В каком смысле – работать? – перебил его Илья.
Аля слышала, как напряжен его голос – как натянутая струна.
– В смысле, пишу, – ответил Паша. – Рассказы пишу.
– Что ж, – медленно, усмехаясь, произнес Илья, – наконец культура заняла достойное место в обществе! Неплохо, видать, платят за твою нетленку, если ты здесь расслабляешься после трудов праведных!
Он снова кивнул куда-то подбородком.
– Ну, это не за рассказы, конечно, платят, – слегка смутился Паша. – Для денег тоже приходится пахать. Но разве сравнить с тем, что раньше было! Сейчас энциклопедий всяких
– И много нынче платят за беспризорный интеллект? – безучастным тоном поинтересовался Илья. – Слушай, что это мы сидим, как в автобусе? – словно вспомнил он. – Что-то у меня к утру аппетит прорезался! Давай-ка закажем чего пожрать. Кормят тут у вас или только плясать позволяют?
– Кормят, кормят, – заторопился Паша. – Заказывай, Илюха, здесь ничего вообще-то кормят… С «Максимом», правда, не сравнить, но не отравимся. Да, Алечка?
Он подмигнул Але, подвигая к ней меню. Илья взял меню из Алиных рук, открыл, быстро просмотрел.
– Вот, – нашел он название в предпоследней строчке. – Соте из телятины под соусом из красного вина. Как оно, съедобно?
– Съедобно, – слегка смутился Паша. – Но я уже поел вообще– то… Ты себе закажи.
– Ну-у, старик, обижаешь! – Илья похлопал его по плечу. – Сто лет не виделись, компанию мне составить не желаешь? Давай уж на троих возьмем по телятинке!
– Я не буду, – сказала Аля.
– Что так? – Илья наконец взглянул на нее.
– На диете. Нельзя.
Она говорила коротко, чтобы не сорваться. Конечно, Илья и раньше не отличался излишней сентиментальностью, но такого откровенного цинизма она от него все-таки не ожидала.
– Так сколько нынче платят за интеллект? – вспомнил Илья, отворачиваясь от нее.
– Ну-у, баксов по десять за страницу платят, – ответил Паша. – Конечно, не великий капитал. – Он принялся объяснять торопливо, как будто обязан был это делать. – Но жить можно – во всяком случае, так можно жить, как я теперь хочу… Я ведь уже наелся всем по горло, Илюха, понимаешь? – Он вынул из своего бокала трубочку и залпом глотнул коктейль. – Ну, зашибу… сколько там – даже пару сотен тысяч. Дальше что? Это ж только у малолеток головка при виде «зеленых» кружится. Потом-то уже понимаешь, что за все надо платить, а за возможность большие деньги иметь – особенно.
– Да ты, я смотрю, прямо философом заделался, – усмехнулся Илья.
– Жизнь заставила. А что, разве я не прав? – Паша смотрел вопросительно, как будто ожидая поддержки. – У тебя ведь тоже тут все было, разве нет? Но зачем-то же ты уехал, да? Значит…
– Ладно, старичок! – Илья выставил вперед ладонь, как будто заслоняясь от его слов. – Я еще, знаешь, не успел на родине адаптироваться. А в Нью-Йорке как-то не принято в ночном клубе о смысле жизни рассуждать. Так что давай пока выпьем спокойно, закусим, потанцуем… А то смотри, Александра моя скучает.
Александра не скучала, а, сощурившись, в упор смотрела на Илью. Он делал вид, что не замечает ее взгляда.
Все дальнейшее было им разыграно как по нотам. Впрочем, его намерение с самого начала не было понятно только Паше, да и то лишь потому, что тот наверняка не ожидал
ничего подобного.К бару Илья не подходил, напитки заказывал исключительно к столу. Текила сменялась джином, кристалловской «Столичной», по которой «старичок, прям душа изболелась в Америке»… И так далее, и тому подобное.
Аля ждала, чем это кончится, хотя финал был в общем-то понятен. Паша очумелыми глазами смотрел то на Илью, то на стол, уставленный пустыми и полными бокалами.
Наконец, профессиональным взглядом окинув стол и подсчитав стоимость напитков, Аля решила, что концерт пора заканчивать.
– Я ухожу, – спокойно сказала она, вставая. – Тебе придется пойти со мной. – Она сверху вниз взглянула на Илью. – Ключи у меня. А я твоей подруге обещала домой тебя доставить – придется доставить, не ронять же честь русской женщины. Закругляйся!
– Да, пора, пожалуй, – легко согласился Илья; из-за злого напряжения, в котором он находился, он почти не опьянел, хотя исправно пробовал все, что приносили по его заказу. – Ну, Павлик, бывай! Рад был тебя повидать, старина. Пересечемся!
Махнув рукой ошалевшему Паше, он пошел к выходу. Аля уже спускалась по лестнице вниз.
На первом этаже Илья сказал:
– Сейчас поедем, я на минутку в сортир зайду. Силы не рассчитал! – усмехнулся он.
– Выйдешь – подожди меня, – по-прежнему не глядя на него, сказала Аля.
Дождавшись, когда Илья скроется за дверью туалета, она быстро поднялась на третий этаж. Паша по-прежнему сидел за уставленным бокалами столом и тоскливо оглядывал быстро пустеющий зал в поисках знакомых.
– Паша, извини, – сказала Аля. – Деньги-то Илья забыл оставить.
– Да ну, брось ты… – пробормотал Паша. – Я же сказал, что угощаю…
– Мало ли, кто чего сказал спьяну, – усмехнулась она. – Илюшка вон так набрался, что на третий этаж еще раз взобраться не может, меня попросил передать. Держи!
Она положила на чистое блюдце стодолларовую бумажку. «Стольник» всегда лежал у нее в сумочке на всякий случай, и этой суммы вполне должно было хватить.
Не слушая, что говорит ей вслед Паша, Аля сбежала по лестнице вниз.
Илья мрачно молчал, глядя, как мелькает за окном Петровка, Пушкинская… Аля тоже молчала, не отводя глаз от дороги и крепко держась за руль, хотя «Мерседес» слушался движения пальцев.
– Что ты молчишь? Не понравилось? – наконец не выдержал Илья. – За все надо платить, чижик! В частности, за то, чтобы вставать, во сколько хочешь, пить кофе и жить в свое удовольствие. Об этом не надо забывать – вот я ему и напомнил. Или ты с этим не согласна?
– Согласна, – не поворачивая головы, ответила Аля. – А ты – дешевка. Все, приехали! – сказала она, резко тормозя перед знакомым мхатовским домом в Глинищевском. – Вот ключи, сигнализацию не забудь включить.
– Не-ет, ты погоди… – зловещим тоном протянул Илья. – Что значит твое заявление?
– Что сказала, то и значит, – поморщилась Аля. – Ну, что ты на шарфик мой смотришь, как бык на корриде? Не нагляделся за ночь?
Илья открыл рот, собираясь что-то сказать, но, словно захлебнувшись, промолчал. Лицо его покраснело, потом снова побледнело.