Полет сокола (В поисках древних кладов) (Другой перевод)

— Простите, — пробормотал он неловко. — Не знаю, что на меня нашло…

Робин почувствовала острое разочарование, потом раздражение от такой робости. Слишком уж было приятно — несмотря на пуговицы.

Шлюпки отчалили от обоих кораблей одновременно и стали сближаться в перламутровой рассветной дымке, направляясь к линии прибоя, за которой в бледном утреннем свете смутно вырисовывался берег.

Причалили они в сотне ярдов друг от друга, достигнув отмели на гребне одной и той же широкой зеленой волны. Гребцы спрыгнули в воду, доходившую до пояса, и втащили шлюпки на белый песок.

Обе группы порознь перебрались через нанесенный рекой песчаный вал и двинулись к краю лагуны, скрытой дюнами и зарослями высокого тростника с пушистыми головками. Перед зарослями нашлась ровная полоска плотного влажного песка. Мунго Сент-Джон и Типпу остались у ближнего ее конца. Мунго закурил сигару и, подбоченившись, оглядел вершины холмов, не обращая внимания на окружающих. На нем были черные, в обтяжку, брюки и белая шелковая рубашка с длинными рукавами; из распахнутого ворота торчали темные курчавые волосы. Белая рубашка — хорошая мишень для противника. Капитан чтил дуэльный кодекс до последней мелочи.

Робин украдкой наблюдала за ним с дальней стороны песчаной дорожки. Она пыталась не дать остыть ненависти к человеку, который так унизил ее, но получалось плохо. Душу полнили радостное возбуждение и странный восторг, а присутствие этого дьявола в человеческом обличье лишь усиливало эти чувства. Спохватившись, что смотрит открыто, Робин с трудом отвела взгляд.

Рядом, неестественно выпрямившись, стоял Клинтон Кодрингтон, в синем форменном кителе с золотыми галунами, которые сверкали в мягком розовом свете зари. Выбеленные солнцем волосы были зачесаны назад и перехвачены на затылке, открывая твердую линию подбородка.

Зуга двинулся навстречу Типпу, который нес под мышкой палисандровую шкатулку с пистолетами. Они встретились точно на середине пути. Великан встал, широко расставив ноги, раскрыл шкатулку и протянул Зуге, а тот, вынув каждый пистолет из обитого бархатом гнезда, аккуратно отмерил заряды черного пороха, забил в стволы синеватые свинцовые пули и вложил капсюли.

Длинные зловещие стволы вызвали в памяти страшную ночь на «Гуроне». Робин прикусила губу и зябко передернула плечами.

— Не волнуйтесь, мисс Баллантайн, — шепнул Клинтон, неверно истолковав ее чувства.

Он сбросил китель, под которым также оказалась белая рубашка, и протянул его Робин. Кодрингтон хотел еще что-то сказать, но его прервал голос Зуги:

— Господа, прошу вас подойти.

Клинтон еще раз натянуто улыбнулся и двинулся вперед, оставляя на влажном песке глубокие следы каблуков.

Противники в упор взглянули друг на друга. Лица обоих были непроницаемы.

— Господа, призываю вас решить дело без кровопролития, — произнес Зуга ритуальную фразу. — Капитан Кодрингтон, не хотите ли вы, как вызывающая сторона, принести свои извинения?

Клинтон покачал головой.

— Мистер Сент-Джон, существует ли другой способ избежать кровопролития?

— Думаю, нет, сэр, — протянул Мунго, аккуратно стряхивая с сигары полдюйма серого пепла.

— Ну что ж, — кивнул Зуга и стал объяснять правила: — По команде «Расходитесь!» каждый из вас, господа, должен сделать десять шагов, я буду их отсчитывать вслух. Сразу же после счета «десять» я дам команду «Пли!», после чего вы можете повернуться и сделать выстрел. — Он взглянул на Типпу: за пояс мешковатых штанов помощника был заткнут огромный пистолет. — Оба секунданта вооружены. — Зуга положил руку на рукоятку своего «кольта». — Если кто-либо из дуэлянтов попытается открыть огонь, не дожидаясь команды, он будет застрелен секундантами на месте.

Майор сделал паузу, взглянув по очереди на дуэлянтов.

— Вам все ясно, господа? — Оба кивнули. — Нет ли каких-нибудь вопросов? — Подождав несколько секунд, он продолжил: — Что ж, тогда начнем. Мистер Сент-Джон, ваше право выбрать пистолет.

Мунго отбросил сигару, втоптал ее каблуком в песок и сделал шаг вперед. Типпу протянул ему палисандровую шкатулку, и Сент-Джон, после секундного колебания, выбрал один из двух роскошно инкрустированных пистолетов. Он поднял дуло кверху и свободной рукой взвел курок.

Клинтон взял оставшийся пистолет и взвесил в руке, прицеливаясь в одного из черно-желтых ткачиков, переговаривающихся в тростниковых зарослях.

Робин с облегчением увидела, как уверенно обращается с оружием ее защитник. Теперь она была уверена в исходе дуэли — добро обязательно восторжествует. Едва шевеля губами, она повторяла слова двадцать второго псалма: «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной».

— Господа, прошу занять места. — Зуга шагнул в сторону и поманил рукой Робин.

Не переставая молиться, она подошла и встала за его спиной, сбоку от линии огня.

Типпу вытащил из-за кушака неуклюжий пистолет, взвел огромный разукрашенный курок и поднял ствол кверху. Огромное дуло зияло, как пушечное. Зуга также достал «кольт» и молча дожидался, пока дуэлянты встанут спина к спине.

Восходящее солнце залило вершины холмов сверкающим золотом, но лагуна оставалась в тени. Над темной неподвижной водой клубами висели клочья тумана. В тишине раздался резкий крик, серая цапля призраком поднялась из тростника, лениво размахивая крыльями и изгибая по-змеиному шею, чтобы уравновесить длинный клюв.

— Расходитесь! — громко выкрикнул Зуга. Робин испуганно вздрогнула.

Дуэлянты размеренно зашагали прочь друг от друга, вминая каблуками податливый песок в такт счету…

— Пять!

На лице Мунго Сент-Джона играла легкая улыбка, словно он вспомнил что-то смешное. Словно крыло бабочки трепетал шелковый рукав вокруг поднятой руки с пистолетом; тонкий голубоватый ствол смотрел в рассветное небо.

— Шесть!

Клинтон, подавшись вперед, твердо чеканил шаг длинными ногами в белых форменных брюках. Его бледное лицо застыло, как маска, губы сжались в тонкую решительную линию.

— Семь!

Сердце Робин колотилось бешеным крещендо, отдавая болью в ребра. Она едва дышала.

— Восемь!

У Клинтона под мышками, несмотря на утреннюю прохладу, расплывались темные пятна пота.

— Девять!

Робин охватил смертельный страх, вся ее вера растворилась в предчувствии неминуемого несчастья.

— Десять!

Ей хотелось крикнуть, остановить их, броситься между двумя мужчинами. Никто не должен умереть! Пересохшее горло свело, ноги онемели и не слушались.