Полет в глубину

— Напряжение подняла. Разбег пошире сделала. Стартую. Как он?

— Так же. Сколько сканов уже?

— Двадцать шесть. Семь. Восемь.

— Плохо дело.

* * *

Пронзительно запищала аппаратура в палате.

— Зоя, выводи! Сейчас прибегут.

— Не могу! Цикл не закончился. Иначе мы его еще глубже загоним.

Белые халаты. Профессиональная уверенность сменяется удивлением, а затем гневом:

— Так, вы что тут устроили?! Что вы делаете с пациентом?

— Выводи сейчас, в конце цикла!

— Вывела. Все, отключаемся.

— Я сейчас охрану позову! Убирайте свои провода! До чего довели мужчину. Вы не видите, у пациента сердечная недостаточность? Вон отсюда все, немедленно!

— Не ломайте. Нет! Я сейчас все аккуратно уберу. Эх, ножницами-то зачем?

— Потому что требуется немедленное вмешательство! Безотлагательное!

— Зоя, разъемы хотя бы возьми. Вика, сумку свою не забудь. Уходим.

— Бригаду реанимации в седьмую! Да, пациент Васильев, в коме, сердечная недостаточность. Вы еще здесь?!

* * *

Друзья торопливо спускались по лестнице. Вика потерянно молчала, зато Зоя и Стручок, казалось, говорили одновременно:

— Ух, надо же как все…

— Бесполезно.

— Что?

— Жалко, что все так бесславно закончилось. Мне кажется, постепенно мы могли бы пробиться.

— Или нет. Здесь сама идея изначально была спекулятивной.

— Я знаю. Но что-то же надо делать. Хотя бы пытаться.

— Теперь у нас нет прибора.

— Прибор есть. И программы все есть. Нет только клетки Фарадея и шлейфа.

— Теоретически можно сплести заново. Это ведь просто гибкий электромагнитный экран.

— А смысл?

Стручок тяжело вздохнул.

— Да, смысла больше нет. Вика, позвонишь Инге? Вика, слышишь?

Она словно очнулась:

— Я? Конечно, только лучше уже из дома. Надеюсь, у нее не будет из-за нас неприятностей.

— Надеюсь.

— Так грустно…

Глава 33. Профессор

— Ну что, герои, носы повесили? — спросила Инга игриво, но все равно несколько напряженно.

Ответа не последовало: все, что можно, они уже высказали. Все новости обсудили. А решения пока не видно.

— Да, мы с вами выяснили, что все наши технические средства исчерпаны, так?

Зоя обреченно кивнула.

— С точки зрения формальной логики, — неторопливо начал Стручок, — в вашей последней фразе я вижу как минимум две предпосылки для альтернатив.

— А по-русски? — переспросила Вика.

— Какие именно? — почти одновременно с ней спросила Инга.

— «Наши» и «технические», — ответил Стручок.

— Олежек, я бы никогда в жизни не придумала настолько научную фразу, — усмехнулась Инга. — Но суть ты уловил верно.

— Ничего не поняла! — растерялась Вика.

— Вы хотите сказать, что нам лучше попросить помощи у кого-то еще? — Зое больше нравились прямые формулировки.

Стручок кивнул:

— Причем, насколько я понял Ингу, помощь не обязательно будет технической, так?

— А что тут еще придумаешь? — Вику раздражали ситуации, когда она чувствовала себя глупой. — Медики и так уже делают что могут, это ясно, и к гадалке не ходить. Прибор сломали. Что остается?

— Во-первых, медицина предлагает разные решения, — Инга начала загибать пальцы. — Сейчас они проводят Торику поддерживающую терапию. При необходимости подлечивают. Но всерьез им никто не занимается.

— А есть другие варианты? — деловито осведомился Стручок.

— Я тут пообщалась с медиками. Как правило, обычно этим ограничиваются. Но существуют экспериментальные методики. И… иногда люди выходят из комы.

— У нас кто-то может такое сделать? — в глазах Вики зажегся огонек интереса.

— Ты не поверишь, — Инга выдержала театральную паузу. — Наш профессор Звягинцев. Именно его мне назвали как лучшего специалиста по этой теме. Теперь я узнала, что он иногда применяет свои методы. Суть я не очень поняла. Но мы можем встретиться, поговорить с ним.

Она посмотрела на Вику:

— Только мне понадобится твоя помощь.

— Моя? Да все что угодно! А что нужно?

— Видишь ли, мы в суматохе оформили Торика как твоего родственника.

— Ну да, я сказала, что сестра. Я так себя и чувствую.

— Понимаю. Но получилось, что юридически именно ты можешь задавать вопросы врачам и принимать важные решения. А мы все — нет. И даже его родители формально остались несколько сбоку.

— Но… я даже не знаю, что спрашивать!

— Я пойду с тобой. Мы с профессором знакомы. Но окончательное право — только у тебя.

— Хорошо, я согласна. Когда пойдем?

Ответить Инга не успела. Молчавшая до сих пор Зоя не хотела потерять ни одну из возможностей:

— А во-вторых?

— Что? — не поняла Инга, но потом вспомнила начало фразы, усмехнулась и сказала. — Ах, ты об этом. Вика, а я вот не уверена, что нам не надо к гадалке ходить.

— В смысле? — удивился Стручок.

— Знаете… — впервые в голосе Инги чувствовалось сомнение, — …моя мысль еще не совсем оформилась, но есть предчувствие, что проблемы, связанные с душой, могли бы решить люди, работающие с душами.

— Гадалки? — удивилась Вика.

— Экстрасенсы. Но тут мне еще надо подумать.

— Интересный поворот, — задумчиво произнесла Зоя, — но логика в этом есть.

* * *

Вика закусила губу и сосредоточенно глядела на профессора. Звягинцев отстраненно говорил об абстрактных пациентах, а ей приходилось делать усилия, чтобы примерять сказанное к Торику. Инга, наоборот, сидела свободно и даже небрежно, и только жилка, нервно пульсирующая на ее изящном горле, выдавала скрытое волнение.

— …Поэтому я могу предложить вам одну новую методику. Она рискованная, не вполне проверенная, официально не утвержденная, но есть информация, что в определенных случаях она может дать эффективные результаты при лечении комы.

Инга размеренно кивнула и слегка приподняла брови, приглашая профессора продолжить.

— Я бы не стал вам предлагать такой сомнительный метод. Но нас подгоняет время, — Звягинцев словно извинялся. — Некоторые из наших пациентов находятся в коме годами, там лечение консервативное: мы просто их поддерживаем и ждем, пока организм справится самостоятельно. Однако в данном случае динамика у нас отрицательная. Пациенту с каждым днем становится хуже, и консервативные методы не могут компенсировать его деградацию.