Полет Ящера

–  Слушаю вас, товарищ.

Голос показался знакомым, но я все-таки не понял, кто именно со мной говорит. Среди охраны было много новеньких крепышей. Всех я, разумеется, не знал.

–  Это Ящер…

–  А-а, как же, как же! Простите, не сообразил сразу. Думал, снова из Смольного беспокоят.

–  Кто это!
– рыкнул я.

–  Ах, да, не представился. Ромула Александр Гаврилович. По-моему, вы должны меня помнить. Я поражение молчал.

–  Впрочем, если хотите, поговорить с Поэлем, сей момент распоряжусь…

Перед глазами вспыхнула золотистая радуга, болезненно кольнуло в висках. Лишь секундой позже вернулась способность соображать. Я звонил в офис и, кажется, дозвонился. угодил на Ромулу с Поэлем, значит-Значит, снова оказался прав Безмен. В офисе успели собраться все мертвецы. Вот вам и утро завтрашнего дня! Кладбище в центре Империи! увы, и ещё раз увы, славным надеждам Гонтаря не суждено было осуществиться. Квартира, в которой мы сидели, была явью, но крохотную эту явь по-прежнему окружала фантастическая чехарда.

Прежде чем снова заговорить, я сипло прокашлялся.

–  Густав тоже у вас?

–  Спит. Но можно разбудить. Задачка несложная. Пошлем Стэка с Лангустом. Эти кого хочешь разбудят. За ребра подцепят и приволокут.

Сердце заколотилось так громко, что напрочь заглушило голос абонента. Пришлось с силой прижать к уху трубку. И все равно смысл произносимого доходил до сознания с некоторой задержкой.

–  Так кого же вам пригласить, Павел Игнатьевич? Может, генерала Васильича? Тоже организуем! Он как раз туточки сидит, улыбается. Приветец вам сердечный шлет, - Ромула выговаривал слова неторопливо, с подобострастной издевкой. Легко было вообразить, какое наслаждение этот прохиндей получает от нашего диалога.

–  Главного!
– прохрипел я.
– Давай, гнида, главного!

–  Ну, зачем же так?
– Ромула сокрушенно вздохнул.
– Я вас, кажется, не оскорблял. Отнесся, можно сказать, со всей душой, готов был даже выслушать.

–  Ты уже выслушал! Я сказал, кто мне нужен! Не ты и не Поэль, а главный!

–  Да, конечно, я все понял, но вынужден огорчить… Главного на месте пока нет.

–  Где он?

–  Видите ли, Павел Игнатьевич, дело тут такое… В бегах наш главный. Вместе со своим телохранителем. Тени своей боится, вот и прячется.
– Голос Ромулы оживился.
– Но найдем, не сумлевайтесь. В самое ближайшее время. А пока могу соединить с Морозом или Артурчиком. Тут много желающих! Ганс, к примеру, тоже непрочь с вами побалакать. Да и Шошин рвется к трубочке. Помните ещё такого? Он-то вас хорошо помнит. И за освобождение искренне благодарит. Языкастый, знаете ли, парень! Анекдотами так и сыплет! Хорошо, не добрел до вас, - приютили его у себя…

Слушать долее - было выше моих сил. Ганс, Шошин, Артур… Само собой, к сборищу этих теней можно было приплюсовать Безмена с Дином Гамбургером, других ребят.

Я снова зажмурился. «Пришел Хром и увел с собой Барановича…» Так, верно, приключилось и с ними. Пришли синелицые, взяли за волосы, сунули коленом в пах и уволокли.

В висках продолжали бухать звонкие молоточки, собственный пульс сбивал с мыслей, теснил дыхание. Медленно, очень медленно я опустил трубку на клавиши, открыл глаза, мутным взором поймал напряженный взор Гонтаря.

–  С кем вы говорили?

–  Что?

–  Я спрашиваю, с кем вы говорили, босс?

–  С ними.

Я произнес это таким тоном, что Гонтарь невольно потянулся к оружию.

–  И что?

Ответить я не успел. В прихожей тоненько проиграла свадебная мелодия Мендельсона.

–  Так… - я взялся за пистолетную рукоять «Стечкина».
– Быстро ребятки откликнулись!

–  Дверь стальная, - мгновенно рассудил Гонтарь.
– Если нет специальной взрывчатки, так просто не вышибут. А на лестничной площадке тесно, - одной очередью всех положу!

–  Это если их не взвод и не армия, - я бесшумно поднялся.
– Не спеши, герой. Для начала определи, кто это.

В прихожей мы задействовали дверной монитор, и на экране тотчас высветилась одинокая фигурка.

–  Надюха!..
– у меня отлегло от сердца. Включив селектор, я поинтересовался: - Ты одна?

–  Одна, мое золотце, одна.

–  Тогда заходи. Только в темпике!
– дрожащей рукой я отвел массивный засов, щелкнул замком. Ужасающе громко дверь проскрежетала, выпевая тягостную ноту, и что-то зловещее почудилось мне в этом скрипе. Гонтарь настороженно приподнял автомат. уж он-то подобно Гансу и прочей моей охране отлично знал: двери в моих апартаментах никогда не скрипели.

Пока Гонтарь затворял дверь, управляясь с многочисленными замками, Надюха висела у меня на шее и, плачуще причитая, быстро, быстро щебетала:

–  Что случилось. Ящер, миленький! Откуда эти казаки с матросами, пьяная солдатня? Я же помню, ещё вчера перед домом не было никакого памятника, а сегодня стоит!

Я гладил её по спине, мягко успокаивал:

–  Поверь, это временно. Перевертыши, оптический обман. Просто не надо обращать внимания.

–  Как временно? Что ты такое говоришь! А стрельба на окраине, а погромы в китайских кварталах - это что, тоже временно?

–  Я же говорю: оптический обман.

–  И виселицы - обман?

–  Какие виселицы?

–  Сегодня по плотинке проходила, видела. Какой-то генерал сидел на коне и командовал. В белых перчаточках, шашка длинная, с позолотой…

–  Ну и что?

–  А то, что людей по его приказу связывали и вешали на фонарях. Вдоль всего моста. Скручивали с изоляторов провода - набрасывали веревки и вешали. А двоим по рельсине к ногам привязали и в воду сбросили. Только пузыри пошли. Так страшно было смотреть!

–  Зачем же ты смотрела?

–  Я хотела уйти и не могла. Будто приковали к месту… А генерал такой вальяжный - в пенсне. Белая бурка, белый конь, папаха… - Надюха всхлипнула.
– Говорят, какая-то доброармия. Ты можешь мне объяснить, откуда она взялась? И какая же это доброармия, если убивают людей?

–  Доброармия - не от слова «добрый», а от слова «добровольно». Присядь, лапушка, - я ласково подтолкнул девушку к креслу.
– Сейчас мы попьем кофейку, и ты подробно расскажешь нам обо всем увиденном. А после и мы с тобой поделимся новостями. Сообща, глядишь, что-нибудь придумаем.

Надюха забралась в кресло с ногами, набычившись, уставилась на Гонтаря.

–  Он так и будет держать меня на прицеле?

–  Брось, Гонтарь, - я поморщился.
– Я же тебе о ней рассказывал.

Телохранитель смущенно опустил ствол АКСУ.

–  Пардон, мэм. Нервишки… - Он снова расположился на диване, кованные свои каблуки выставил на журнальный столик. Надюха перевела взгляд на меня.

–  Как ты себя чувствуешь? Нога ещё не прошла?

–  Пока нет.

–  Но ведь в гипсе, наверное, неудобно.