Полежаевские мужички

— Спервоначалу, спервоначалу, — передразнил его Тишка. — А сам и эти дыры заколотишь?

— Заколочу, — чистосердечно признался Гомзиков и вздохнул. — И крысиду в дыры нафукаю…

— Ну, вот видишь. — Тишка чуть не ревел. Было обидно, что уж такое верное дело — из книжек вычитанное! — и то поставлено под сомнение.

Гомзиков был, как никогда, серьезен.

— Тишка, — сказал он грустно, — дыры-то я, конечно, заколочу, но они ведь, собаки, и в другом месте их прогрызут… Так я в сушилку и музыку проведу… Кто его знает, может, и помогает…

Тишка видел, что глаза у бригадира не врали.

Зяблевая вспашка

Вовку заела совесть. Все ребята пристроились к делу: кто пошел работать на зерноток, кто напросился на подвозку семян к сеялкам, кто льнотеребильщикам стал помогать. Один он бродил по деревне как неприкаянный. Уж на что Славка Соколов лоботряс, но и тот с Колей Поповым на автомашине в стажерах ездит. Вот только он, Вовка, да Алик Макаров во всем Полежаеве остались незанятыми. Так Алик и то сразу сообразил, что в такую горячую пору по улице лучше не бегать, не мозолить людям глаза — взялся изобретать беспроволочный телефон. Вовка посмотрел-посмотрел на его затею да и махнул безнадежно рукой: бесполезная трата времени.

Он ходил по деревне, притоптывая босыми ногами скопившуюся на дороге пышную, как мука, пыль, и дурел от скуки.

— Что, парень, не знаешь, как день убить? — услышал из-за спины недовольный голос отца, заставшего его за таким неприглядным занятием.

— Да нет, — смутился Вовка. — Я сейчас у Алика Макарова был.

— Это хорошо. А я уж думал, опять из клуба норовишь волейбольный мяч утащить.

Вовка понуро молчал, не желая развивать неприятную для него тему. Теперь ему из-за этого мяча и проходу в Полежаеве не дают: как огнем занялось — от Вовки Воронина, мол, надо подальше все убирать, а то, не ровен час, и стащит чего…

— Ну? Чего язык прикусил? — строго поторопил отец.

Вовка пожал плечами.

— Бывает и на старуху проруха, — невинно протянул он.

— Ишь ты, проруха… — возмутился отец. — Ничего себе проруха. В окно залез и шкаф изломал. За такую проруху в детскую колонию отправляют!

Вовка сжался: ну, отец, видать, снова возьмется его воспитывать. Так ведь уже понапрасну все, Вовка и сам свою вину осознал.

Отец, посмотрев на съежившегося сына, сказал:

— Хорошо хоть с Аликом дружбу завел. Этот парень серьезный, на плохое никого не наставит. — Он расстроенно покачал головой, заикнулся было что-то добавить, но безнадежно махнул рукой и, не оглядываясь, пружинисто зашагал по дороге.

Вовка погрузил ступни в теплую пыль.

Над деревней подрагивало знойное марево, и от этого кромка леса, поддерживающая синее небо неровным частоколом деревьев, расплывчато рябила, как ветровая дорожка на воде.

Неумолкающие кузнечики, упрятавшиеся в сухой траве, наперебой просили жары, хотя, наверно, уже и сами от нее изнывали. С радостным щебетом над крышами домов стригли воздух ласточки.

За Полежаевом же стоял гул моторов.

Вовка прислушался к нему и, неожиданно для себя перемахнув через изгородь, побежал в поле. Головки клевера забивались меж пальцев. Вовка, сдерживая себя, чтобы не вскрикнуть от боли, замедлял бег, нагибался их выколупнуть и потом уже старался попадать ногами туда, где в траве не краснели мохнатые шарики медоносов. Но и белолепестковые ромашки были не лучше, они тоже заставляли Вовку смирять прыть.

Вовка бежал в поле со все укрепляющимся намерением переговорить с комбайнером Микулиным, чтобы тот взял его в помощники. У него были все основания надеяться на успех: у Микулина в помощниках ездил Витька Зотов, по прозвищу «Зот», который был старше Вовки всего на три года. Два дня назад, разомлев от жары, Витька хватил из колодца студеной воды и теперь валялся в кровати с перевязанным горлом, жалуясь навещавшим его ребятам, что не может даже продохнуть — как клещами сжало. И еще рассчитывал Вовка на Микулина потому, что как-никак, а они с его сыном Митькой товарищи. Вот если бы Митька не нянчился сейчас со своим годовалым братом, так, может, вместе с Вовкой тоже просился бы к отцу в помощники.

Вовка, запыхавшись, пересек зеленеющую луговину и чуть не свалился в размытую весенними ручьями глубокую борозду. За ней начиналось поле.

Вовка глянул вперед и обмер: ровный срез золотистой стерни топорщился почти до горизонта, переходя вдали в плотную, будто зацементированную, гладь. Комбайн урчал у самого леса, но желтое облако ржаной пыли вздымалось над ним, обнадеживая Вовку, что жатва все-таки не закончилась.

Исколов ноги в стерне, Вовка добрался до кулиги, бронзовеющей налитым колосом ржи, и, усевшись на комковатую землю, стал дожидаться, когда комбайн завершит круг и выплывет прямо на него.

Рожь знойно потрескивала, и Вовка встревоженно подумал: уж не осыпается ли она? Он даже подполз к стене бурого стеблестоя, впился глазами в подернутую кое-где зеленоватым лишайником пашню, по которой сновали озабоченные муравьи, но не заметил на земле ни зернышка и, успокоенный, воротился на свое место.

Комбайн вывернул из-за уреза ржи. Вовка торопливо вскочил и стал махать комбайнеру руками. Микулин испуганно выключил крутившиеся мотовила, остановился и, сбавив газ, закричал Вовке:

— Что случилось?

Он приставил руки к ушам, чтобы шум мотора не помешал услышать Вовкин ответ.

Вовка по металлической лесенке поднялся к комбайнеру наверх.

— Матвей Васильевич, — запаленно выдохнул он.

— Ну что, что такое? Чего стряслось? — Микулин обеспокоенно уставился на него. На закоптившееся, в подтеках грязного пота лицо налипла ржаная ость.

— Матвей Васильевич, возьмите меня в помощники! — И, боясь получить отказ, Вовка без передыху выпалил: — Вы не беспокойтесь, я справлюсь… Я с техникой не хуже Витьки Зота знаком… Я у киномеханика и движок завожу… И с Ванькой Подольским на «Беларуси» ездил…

— Ух ты! — облегченно вздохнул Микулин. — А я уж думал, дома беда стряслась. Ты меня чуть от ума не отставил. Там ведь у меня нянька-то знаешь какая — ненадежная. Уронит ребенка — на всю жизнь Николка калекой останется.

— Ой, что вы, — возразил Вовка, — Митька никогда не уронит.

— На вас надейся, — успокаиваясь, сказал Микулин и уже другими глазами, не тревожными, посмотрел на Вовку: — Так, говоришь, в помощники захотел?

Он почесал за ухом, приподняв кепочку-восьмиклинку. Волосы у него на затылке были седыми от пыли.

— Я бы тебя в помощники взял, — сказал он задумчиво и покачал головой. — Надо нам смену себе готовить. А раз ты к технике тянешься, так и сам бог велел…

Вовка, покрываясь ознобными мурашками, уже почувствовал, что Микулин откажет ему.

— Но сам, парень, видишь, работы осталось всего на полдня. Подзапоздал ты маленько со своим предложением.

— Я и в другую бригаду согласен ехать, — не унимался Вовка. — Куда угодно.

— Да ведь и в других картина такая же… Всё! Под навес ставим комбайны. До новой жатвы теперь.