Полезная еда. Развенчание мифов о здоровом питании

В тот ранний период Питер Мэги, главный редактор ведущего журнала по онкологии Cancer Research, пригласил меня прочесть лекцию в Фелсовском институте факультета медицины Темпльского университета. Во время ужина после выступления я рассказал ему о новом эксперименте, который мы планировали и который мог оказаться дерзким: сравнить влияние белка на развитие рака с действием мощного химического канцерогена. Я предположил, что эффект животного белка может оказаться намного серьезнее. Он был настроен скептически, как и положено редактору престижного журнала. Когда научная парадигма подвергается атаке, бремя доказательств справедливо падает на нападающего.

Часть существующей парадигмы — то, что вредные явления в нашей среде вызывают рак, а сражающиеся с ним силы добра пытаются найти способ уменьшить наш контакт с этими факторами. В нашу парадигму не входит то, что пища — намного более мощный фактор развития рака, чем практически любой средовой токсин. А я предположил, что небольшие изменения состава пищи могут влиять на развитие рака даже больше, чем потребление сильного канцерогена. Я спросил редактора, поместит ли он наши результаты на обложку своего престижного журнала, если они будут получены. К своей чести, он согласился это обдумать, несмотря на сильный скептицизм. Он «знал», как и практически все специалисты по онкологии в те годы, что рак возникает из-за химических канцерогенов, вирусов и генов, а не умеренных изменений рациона. Однако он признал, что, если я смогу удовлетворительно доказать мое еретическое утверждение, он примет результаты и опубликует наше исследование.

Когда мы провели эксперимент, он подтвердил наши предыдущие результаты даже четче, чем я ожидал5. Животный белок предопределял развитие рака сильнее, чем химический канцероген. Но моя надежда увидеть эти захватывающие результаты на обложке журнала нашей ассоциации не оправдались. Знакомый главный редактор ушел на пенсию, а его преемник и редколлегия изменили политику. Они отрицали влияние питания на рак и отправили наши рукописи в новый, непроверенный журнал — Cancer Epidemiology, Biomarkers & Prevention. Хороший способ придать исследованию статус второстепенного. Они хотели «интеллектуально стимулирующих» статей о функционировании рака на молекулярном уровне, особенно если это касалось химикатов, генов и вирусов, и считали исследования влияния пищи на развитие рака, которыми мы занимались, почти синонимом лженауки.

Практически в то же время, когда в нашем распоряжении оказались еще более весомые доказательства такого действия белка, я провел программное выступление на Всемирном диетологическом конгрессе в Сеуле. Внушительная аудитория внимательно меня слушала, и во время ответов на вопросы мой бывший коллега — известный поборник потребления белков в больших количествах — встал и начал сокрушаться: «Колин, ты говоришь о хорошей еде! Не забирай ее у нас!» Он не подвергал сомнению результаты исследования. Его беспокоило, что я напал на его личную любовь к животному белку.

Тогда я уже понимал, что наше исследование стало красной тряпкой для людей, привязанных к своим пищевым привычкам. Даже рационально мыслящие и принципиальные ученые могли устроить истерику, когда им предъявляли доказательства, что их любимые продукты способны их убить. Это задевало чувствительный нерв! Печальная сторона этой истории в том, что спрашивавший меня ученый во цвете лет отправился в мир иной. Он страдал от сердечного заболевания, которое стимулируют животные белки.

Наши исследования создавали провокации вокруг идеи, что «высококачественный белок» может быть совсем не таким качественным, как считалось. Утверждение о связи такого ценного питательного вещества с ростом страшных заболеваний вроде рака было ересью в квадрате. Уважаемые продукты вызывали ужасающие болезни. (Другие ереси впереди!)

Минное поле рака

В конце 1980-х я принял приглашение прочесть лекцию с клиническим разбором на медицинском факультете Университета Макгилла в Монреале, одного из ведущих медицинских учебных заведений Канады. Это было до публикации результатов общенационального исследования в Китае (подробно описанного в «Китайском исследовании»); я говорил только о возможной связи между раком и несбалансированным питанием, основываясь на своих данных из области протеомики (науки о белках) и ряде наблюдений других исследовательских групп. Я подробно показал полученные нами интересные результаты об обратном развитии рака при снижении содержания белка в пище и предположил, что когда-нибудь можно будет использовать диетологическую стратегию для лечения рака у человека. Большего я сказать не мог, потому что в то время не знал, какой именно должна быть эта стратегия.

Тем вечером я ужинал с руководителями «большой тройки» кафедр, занимающихся лечением рака: хирургии, химиотерапии и радиотерапии. Во время беседы руководитель кафедры хирургии спросил меня, что я имел в виду, говоря о возможном влиянии питания на развитие рака после того, как пациенты узнали о своем диагнозе. Я подчеркнул, что мы располагаем достаточными предварительными данными, чтобы обосновать эту гипотезу. У нас было намного больше доказательств, чем для рискованных платных видов лечения, например новых видов химио- и радиотерапии. Несравнимо больше. Потенциальный результат диетотерапии — полная остановка развития рака. Вероятность на основе экспериментальных данных очень высока. Возможное отрицательное влияние отсутствует. Мы все знаем побочные эффекты химии и радиации, а также их скромные показатели эффективности. Стоит дать питанию шанс, не правда ли?

Хирург быстро ответил, что никогда не позволил бы своим пациентам попробовать диету в качестве альтернативы операции, в которой хорошо разбирался. Он привел пример: отличные результаты хирургического лечения рака молочной железы. Однако руководитель кафедры химиотерапии не согласился с ним и сказал, что более эффективна химиотерапия. Пока они спорили, представитель кафедры лучевой терапии, сидящий напротив, нашел изъяны в аргументах обоих коллег. В данном вопросе, настаивал он, идеальный вариант — именно лучевая терапия. Я не знал, кто предложит лучшие доказательства, поэтому просто слушал. Вспоминать об этом довольно смешно, если забыть о смертях и страданиях, вызванных таким подходом.

Тогда я отметил для себя три любопытных момента. Во-первых, эти корифеи медицины не могли договориться, что лучше подходит для лечения рака. Во-вторых, они отвергали диетотерапию, потому что, по их мнению (и я тогда его разделял), не была доказана ее эффективность у человека. В-третьих и в-главных, их не интересовало даже обсуждение исследования потенциала питания как средства лечения. Сейчас, более чем двадцать лет спустя, ситуация не изменилась. Было очевидно, что между этими господами и мной существовали серьезные разногласия в отношении новых доказательств связи питания с раком. Большинство онкологов все так же поклоняются одному из трех «традиционных» видов лечения, не переносят диетотерапии и не понимают ее возможностей.

После этого я представил два доклада — один перед учеными и практикующими онкологами в Чикаго, профинансированный двумя очень уважаемыми медицинскими вузами, и второй в Национальном институте рака в Сакраменто (Калифорния), — на которых рассказал эту историю двадцатилетней давности. Я хотел показать, что время идет, а воз и ныне там. Если вы предлагаете не новый вид хирургии, коктейль химикатов или протокол лучевой терапии, раковая индустрия не будет это покупать.

Ереси. Больше ересей

Я не хочу сказать, что каждый, кто со мной не согласен, — узколобый пещерный догматик. Я ученый и ожидаю (и надеюсь), что мои работы будут подвергнуты проверке другими исследователями. Учитывая важность открытий — моих и коллег, — необходимо их проанализировать и убедиться, что мы правы и выводы не стали результатом неаккуратно и некорректно проведенных экспериментов. Я с радостью приму тех, кто критикует мои статистические методы. Я волнуюсь, когда кто-то пытается повторить мои результаты, даже если его цель — опровергнуть меня. На протяжении многих лет критики подсказывали мне следующий этап работы, помогали улучшить дизайн исследования или придумать новый подход к щекотливым вопросам. Это научный метод в лучшем виде: соревноваться не ради славы и богатства, а ради высшей истины и высочайшей добродетели.