Полезный Груз

Пиночет обыскала Скоропадского, лежащего на полу без сознания, перевернула его, вынула из его пистолета обойму, осмотрела, вставила обратно, а пистолет сунула себе за ремень. И кивнула Муравьеву. Муравьев спросил:

– В соответствии с законом?

– Точно.

– По обычной программе?

– Ага, – подтвердила Пиночет. – Нехай их подержат в клетке пару дней. Заразы.

Муравьев не разделял мнения Пиночета по этому поводу, но все же снял трубку связи, висящую над декоративными перилами, и набрал номер.

– Калита? Привет. Курбского дай-ка мне. Курбский? Муравьев говорит. Пришел я тут побеседовать с потенциальным свидетелем, а в доме негодяйство, грабят. Грабители обезврежены, приезжайте забирать. Адрес … сейчас скажу…

Некоторое время пришлось потратить на объяснения про сторожку, лифты, коридор, вагонетку, а затем Пиночет связалась по интеркому с охранниками внизу, и они пообещали проинформировать жандарма возле сторожки. Чайковская один раз попыталась встрять, и один раз позвонить своему папе, но Муравьев заверил ее, что папе ее он позвонит сам, не как должностному лицу, а как родственнику потерпевшей: так полагается по протоколу: проинформирует, заверит, что все в порядке, назначит время прихода в участок для подписи, и уж только после этого передаст ей, Чайковской, трубку. Но до того нужно все-таки сделать то, для чего он, Муравьев, сюда прибыл с помощником, а именно – побеседовать. Высказав все это, Муравьев спросил ласково:

– Нет ли у вас кофе, Анита Диеговна?

– О чем беседовать? – спросила, хмурясь и слегка теряясь, Чайковская. – Опять об Эдике?

Подумав, Муравьев сказал:

– Я даже не знаю, кто такой этот Эдик. – И добавил раздраженно: – С Эдиком сами разбирайтесь. Черт знает, что такое.

– Нет, почему ж, – вмешалась Пиночет. – Об Эдике самое время…

Но Муравьев ее прервал, сказав:

– Не следует, сударыня, плебейскими пошлостями нарушать стройность беседы. – И обернулся к Чайковской. – Пройдемте, пожалуйста. Кухня там, да?

Он заметил, что голос его звучит не как всегда – ласковее. И постарался не улыбнуться криво.

По дороге в кухню он обратил внимание не на явную подделку, кою хозяйке продали, как подлинник Ренуара, а на оригинал, висящий по соседству с подделкой. Художник был, видимо, славянофил, и как большинство славянофилов считал, что древние русские любых сословий напоминали заторможенных провинциалов из предместий Тамбова.

В кухне внимание Муравьева привлек кофейный агрегат: такие используют в дорогих кафе. Муравьеву приходилось раньше наблюдать за работой таких агрегатов, и он, не попросив даже разрешения у хозяйки, нажал кнопку и повернул рычаг.

Хозяйка тут же запротестовала:

– Не трогайте, испортите!

Пиночет с трудом удержалась, чтобы не засмеяться.

Муравьев успокаивающе сказал:

– Ничего, не испорчу.

Он выхватил грузило со свежеперемолотым кофе, вставил его в паз, закрепил, и нажал пуск, одновременно подставляя под раздвоенную пипетку две чашки.

Будь он плюгавый или кривой, или с особыми приметами вроде оттопыренных ушей или крючковатого носа или горба, или даже просто мужчина со стандартной внешностью, Чайковская непременно бы начала шуметь, капризничать, и порываться звонить папе. Но Муравьев выглядел представительно, а также был скор и точен в движениях, пружинист в ногах, и, за исключением готовки кофе без спросу, безупречен в манерах; а голос его производил на хозяйку завораживающий эффект – сильный, низкий, теплый; и Чайковская не зашумела и не закапризничала. На таких мужчин, как Муравьев, опытную несчастную женщину тянет положиться. Такие крепко сложенные, с ясными глазами мужчины, как Муравьев, если что-то делают – значит во благо, и опытной несчастной женщине следует лишь потакать да радоваться.

Капитан пододвинул сахарницу и обе чашки к хозяйке и Пиночету, которая пристроилась рядом, а затем запустил машину по второму кругу – сделал двойной кофе себе самому.

– Ну, хорошо, – сказала Чайковская, отпивая кофе и находя, что Муравьев – да, умеет управляться с аппаратом. – Имейте только в виду, что про Эдика я ничего не знаю, а если бы и знала – неужто вы подумали, что я вам скажу!

– Эдик не имеет к нашему делу отношения, – сказал Муравьев, улыбаясь лучезарно, и откровенно, не стесняясь, рассматривая Чайковскую. – Честно – не знаю, кто этот Эдик, уж вы мне поверьте, Анита свет Диеговна! Мы здесь в связи с пропажей. Пропала женщина – неприглядная, немногим нужная, и тем не менее – реальная гражданка России, с тем же набором конституционных прав, что и у всех. А зовут гражданку Елизавета Проханова.

– Тем более ничего не знаю.

– Как же, Анита Диеговна, помилуйте! Лиза Проханова, вы с нею несколько раз…

– А, Лиза? Ну так бы и сказали. Лиза – да. Ну, Лиза … – Чайковская усмехнулась. – Да, мы с ней встречаемся иногда. Короче, дура она, но не вредная. Я ей недавно платье купила. Она сначала боялась, а потом обрадовалась, даже смешно было смотреть. А что же, натворила она что-то, или чего?

– Нет, Анита Диеговна, пропала она.

– Пропала?

– Мы ее разыскиваем, я и моя помощница.

– Да, – поспешила подтвердить Пиночет. – Разыскиваем мы ее.

Муравьев добавил:

– Абсолютно официально. Мы из сыска.

– Из сыска мы, – заверила Пиночет.

Муравьев показал Чайковской диптих.

Чайковская глянула на диптих, повернулась и посмотрела на невинно хлопающую ресницами помощницу – посмотрела с неудовольствием, как на надоедливую, совершенно лишнюю гостью, мешающую важному разговору опытной женщины с представительным мужчиной. И сказала:

– Лизка пропала? … Странно. Неужто мужика себе нашла? Как одно платье может изменить судьбу обыкновенной толстухи из низов, а?

– Мы не знаем, что с ней случилось, Анита Диеговна, – объяснил Муравьев. – Ее отец обратился в розыск, и вот мы здесь, у вас, отнимаем время, злоупотребляем гостеприимством, но что ж поделаешь – служба, Анита Диеговна! Мы и сами не рады. Вы уж нас простите. Отец Лизы очень нас просил все разузнать, выяснить…

– Это священник, что ли?

– Да, именно, священник.

– Не помню, как его зовут. Неказистый такой, с патлами? Да ну! Вы меня разыгрываете. Что-то не так. Короче, что вам от меня на самом деле нужно?

– Когда вы последний раз ее видели?

– Перестаньте пудрить мне мозги! Говорите, что нужно-то?

– Мы не разыгрываем вас, Анита Диеговна. Что вы! И в мыслях не было.

– Так все говорят. Правды ни от кого не услышишь. Короче, мерзавцы все, особенно мужчины. Тоже мне, предлог нашли – Лизка пропала. Впрочем, Лизка … бедная она, несчастная, ей почти так же не везет в жизни, как мне.

– Сударыня…

– Перестаньте трепаться, как вас там … как вас там?

– Капитан Муравьев, сударыня.

– Капитан, капитан. Капитан Жерве из Квебека … э…

– Содержал при себе человека, – подсказал Муравьев. – Ну так вот…

– Да … человека … Ну так вот, капитан Жерве, короче, не нужно мне линзы запаривать. Говорите, зачем я вам понадобилась. А то надоест мне этот водевиль, и я действительно папе позвоню. Вот тогда и попляшете все. Используют меня, как хотят, вертят мной. Что же я, виновата, что ли, что у меня душа добрая? Короче, говорите, что вам … А … Кто эти козлы, которых вы тут давеча по башкам?