Полигон смерти
Шрифт:
— Хватит уже душу травить, — с тоскливой злобой бросил штатский. — Всё, отбегался БТР. Больше вы его никогда не услышите…
И тут, словно бы опровергая его слова, где-то невдалеке послышался рокот мотора.
Все замерли, прислушиваясь, а угрюмый от усердия вытянул шею и даже открыл рот.
Звук работающего двигателя сам по себе был новостью — за последние сутки я уже успел отвыкнуть от этого проявления цивилизации.
А для людей, засевших в разгромленном фойе ДК, этот звук был не просто новостью, а чем-то несоизмеримо большим: я видел в их глазах надежду… и страх, что эта надежда не сбудется.
Некоторые слушали звук приближающегося
О, господи… Как бы ещё и здесь не оказаться виноватым…
— БТР? — хриплым шёпотом спросил майор.
— Похоже, — ещё тише ответил угрюмый, как будто боялся, что их кто-то подслушает. — Очень похоже…
Звук работающего двигателя приближался, это явно был не легкомысленный шепоток какой-то несерьёзной малолитражки, а нечто основательное и солидное. В какой-то момент стало понятно, что движение прекратилось: двигатель густо зарычал на холостом ходу и сбросил обороты.
В этот момент мне даже показалось, что запахло мощным солярным выхлопом… Но это, конечно же, была иллюзия, просто сразу вспомнились наши полковые «восьмидесятки».
— БТР! — истошно крикнул штатский и, сверкнув безумным взором, бросился прямиком к выходу.
— Держи! — коротко скомандовал майор.
Штатского повалили на пол, похлопали по щекам и немного подержали, давая ему прийти в себя.
— Да всё, всё… я понял, понял! — бормотал он, вырываясь из цепких рук товарищей. — Пустите, я по стеночке… я тихонечко…
— Давай, — кивнул майор. — Смотри, осторожнее. И так «двухсотых» хватает, каждый ствол на счету…
Штатский шустро добрался до гардероба, присел у фронтальной стены, рядом с выбитой витриной, и спустя несколько мгновений озвучил радостную новость:
— Это он! Это Свиридов!! Это БТР!!!
— Тьфу-тьфу-тьфу… — Угрюмый неожиданно, по старушечьи, начал креститься и сплёвывать через левое плечо.
Штатский меж тем, не сдержав чувств, вскочил и принялся размахивать руками, в полный голос транслируя всё, что попадало в поле его зрения:
— Стоит, болван, не видит… За углом, сволочь… Свирид, болван, сюда смотри! А-а-а! Всё, увидел, увидел!!! Машет, машет мне!
Публика в буфете радостно загалдела, люди вскочили, задвигались, засуетились…
— Тихо, тихо! — Майор, по щеке которого катилась непрошеная слеза радости, пытался урезонить штатского. — Спрячься, не стой! Видит — хорошо, не высовывайся! И не ори, тебя слышно.
Майор подался назад и, понизив, голос, сообщил:
— Спрашивает, что делать. В смысле, показывает жестами… Ага, хочет к крыльцу подъехать. Что передать, пусть едет?
— Ну, в общем… — замялся было майор.
— Ага, обязательно, — пробурчал угрюмый. — И пусть стоит под огнём, пока будем грузить раненых?
— Ни в коем случае! — определился майор. — Покажи ему, чтобы в проезд сворачивал.
— И не прямо сейчас, а когда подготовимся, — подсказал угрюмый. — Когда будем готовы, подадим сигнал: пусть как следует разгонится и летит в проезд. Сможешь жестами?
— Попробую!
Штатский принялся живо и размашисто жестикулировать: бил себя в грудь наподобие отстаивающего родовой участок бабуина, подпрыгивал, показывал, что тащит кого-то, потом изобразил движение БТР — отъезд назад, разгон, стремительный спурт — и даже погудел при этом (движение получилось плавающим, как будто речь шла не о наземном транспорте, а о какой-то фантастически быстрой
рыбе).— А традиционной связи с БТР нет? — задал я глупый вопрос.
— Не работает. — Угрюмый постучал по манипулятору допотопной радиостанции, висевшей у него на поясе. — Глушат, наверно…
В штатском умер отменный мим. Ему не в Службу надо было идти, а в какой-нибудь цирк или театр эстрады: глядишь, и всё бы по-другому сложилось, не сидел бы сейчас в этом разбомбленном фойе.
В общем, сеанс пантомимы прошел с феерическим успехом, и через минуту штатский доложил:
— Он всё понял!
— Точно всё?
— Ну, по крайней мере, повторил: разгоняется, мчится в проезд… Показал, что будет сворачивать. Сейчас стоит, ждёт команды.
— Ну всё, ребята, собрались, — сказал майор. — Надо всё сделать быстро и грамотно. Второго шанса не будет…
«Быстро и грамотно» применительно к нашему случаю выглядело так: взяли раненых из зала и вдоль стеночки, на карачках, двинулись к пожарному выходу.
Насчёт грамотности ничего не скажу (я в таком мероприятии участвовал впервые, судить не могу), но получилось в самом деле довольно быстро. Через три минуты в фойе осталось только напряжённо совещавшееся начальство: раненный в обе ноги майор, угрюмый боец, одутловатый штатский — и ваш покорный слуга, на правах пришлого элемента, который можно либо использовать по своему произволу, либо просто бросить за ненадобностью, ввиду нехватки места на броне.
Последнее, впрочем, меня пока что не беспокоило — я вполуха слушал, как спорит начальство, и напряжённо всматривался в чуть подсвеченную догорающим костром темноту зрительного зала.
Они не забрали своих убитых.
Вот так номер…
Что ж, очевидно, этому есть какое-то рациональное объяснение.
Очевидно, что в трюме БТР тесно и найдётся место только для тяжело раненных и тех, кто не может самостоятельно передвигаться. Все прочие тоже ранены, они с трудом могут дотащить и погрузить «тяжёлых», так что забота о мёртвых закономерно отодвигается на второй план.
Это если мыслить рационально.
Но меня это почему-то покоробило, и… как бы это правильно сформулировать… Опечалило? Нет, в тот момент было не до сантиментов, я уже весь горел в предвкушении предстоящего боя, «мандраж гонял», старался ровно дышать, чтобы не показать страх перед посторонними людьми, настраивался, одним словом.
Скажем так: меня это обстоятельство обескуражило и навело на нехорошие мысли. То есть если я погибну, меня вот так же бросят где попало, на улице или в каком-нибудь полуразрушенном здании. Я-то им вообще никто, пришлый, чужак. Ну и дальше по смыслу: потом меня будут грызть собаки и клевать разные хищные птицы… Брр…
— Нет, я не останусь, — категорически отказался штатский. — Можете сразу меня расстрелять, но я не останусь. Я плохо бегаю, вы же в курсе, ну какой с меня бегун? Упаду, в судорогах забьюсь, ещё потом со мной возиться придётся — подведу и подставлю всех!
А дело в том, что кому-то надо было остаться здесь и прикрыть эвакуацию.
Майор настаивал на простом решении: уходим все разом через проезд, «тяжелых» и тех, кто не может быстро двигаться, — в десантное отделение БТР, остальные под прикрытием брони дружно топают следом и по нехитрому расчёту скупо прикрывают отход (патронов осталось мало). Для невоенных уточню — иными словами, те, кто прячётся за бронёй, поочёрёдно стреляют в сторону здания ОВД, не давая засевшим там стрелкам вести прицельный огонь по БТР.