Полигон

– Я весь внимание, инспектор.
– Почему-то Tapпиц слегка приободрился, и да его лице заиграла учтивая полуулыбка.

– Теперь перейдем к финалу. Итак, около часу ночи Гронски поужинал сухим пайком, прибрал на столе, надел пижаму и улегся в постель, при этом почему-то забыв запереть дверь. А потом встал и разнес себе череп из икстера. Не совсем естественная картина, вы не находите?

– А почему бы и нет?
– Тарпиц небрежно покрутил в воздухе пятерней. Знаете, так нередко бывает у самоубийц. Бессонница, депрессия, дурные мысли...

– Судя по его медицинской карточке, у Гронски не было никаких проблем с психическим состоянием, - возразил Кин.

– Ну, знаете, наш брат избегает жаловаться врачам на дурное настроение. Согласитесь, это не по-солдатски.

– Допустим. Но примите во внимание его разговор с Рончем. Это уж никак не вяжется с версией самоубийства.

– С вашего позволения, инспектор, я готов объяснить и это.

– Будьте так добры.

Уже восстановив душевное равновесие, Тарпиц хитровато сощурился. Пришла его очередь побить выложенные Кином карты своими козырями:

– Все перечисленные вами факты указывают на то, что Гронски покончил с собой, впав в умственное помешательство. Я уже проконсультировался с доктором Буанье, она считает, что картина совершенно типична для... минуточку...
– Он открыл на компьютере документ и пробежал его глазами.
– Вот, для эндогенного циркулярного психоза. Сначала несчастный строил радужные грандиозные планы, потом, перейдя от маниакального состояния к депрессии, осознал их полнейшую несбыточность. Этот жестокий переход от мечты к реальности предрешил его следующий шаг. Измученный бессонницей, вконец отчаявшийся Гронски встает с постели и берет в руки икстер. Импульсивное решение не оставило ему времени на то, чтобы оставить предсмертную записку. Как видите, здесь нет ни малейших противоречий.

– Вы случайно романы на досуге не сочиняете?
– грубо осведомился Кин, обеспокоенный ловкостью, с которой Тарпиц увязал свою рассыпающуюся версию воедино.

– Рад бы, но досуга практически нет.
– Следователь снова позволил себе корректную улыбочку.

– Пожалуй, ваша версия элегантна, к тому же удобна для вас, но не более. Ничем конкретным она не подкрепляется. Между прочим, я сам в тот день видел Гронски в блокгаузе. И он нисколько не походил на маньяка, уверяю вас.

– Тем не менее он делился с Рончем своими планами на будущее, и они, как вы сами указали, носили совершенно бредовый характер, - не сдавался Тарпиц. Кроме того, я располагаю показаниями унтера Дживло, который сменил Гронски на посту. Он засвидетельствовал, что в тот вечер Гронски выглядел несколько подавленным и озабоченным. Видимо, уже перешел в состояние эндогенной депрессии. Таким образом, позвольте заметить, версия целиком базируется на показаниях очевидцев.

Кин скептически покривился, он отлично знал, каким образом следователь получил от Дживло нужные показания. Старая недобросовестная уловка: при дознании задавать свидетелю наводящие вопросы, из которых сами собой выстраиваются желательные ответы. Но не стоило спорить по мелочам, настал момент выложить на стол главный козырь.

– Видите ли, я пришел к вам для того, чтобы дать свидетельские показания по этому делу. Извольте включить микрофон.

– Да-да, конечно, - засуетился Тарпиц, придвигая микрофон и переключая компьютер на режим записи с голоса.
– Пожалуйста.

Про себя Кин отметил, что ситуация, в которой свидетель уверенно руководит следователем, не лишена пикантности.

– Я, Элий Кин, год рождения четыреста восемьдесят пятый, даю показания по делу унтера Гронски, обещаю говорить правду и только правду, - размеренно заговорил он.
– Вчера, в одиннадцать часов семь минут вечера по местному времени, я видел из своего окна, как унтер Гронски вышел из блокгауза и направился по дорожке в дом для гражданского персонала.

Он сделал паузу, предоставляя Тарпицу возможность задавать вопросы.

– Вы узнали его?
– спросил тот.

– Нет, разумеется, поскольку он был в бронекостюме и защитном шлеме с опущенным забралом. Однако, судя по времени, это был не кто иной, как Гронски.

– Почему вы запомнили время, да еще с точностью до минуты?

– По чистой случайности я как раз взглянул на часы.

– Он вошел в дом?

– Да, я слышал, как хлопнула входная дверь. Могу предположить, что он вошел в одну из квартир на первом этаже, поскольку в моем коридоре было тихо.

– А когда он покинул дом?

– Понятия не имею, я лег спать.

Следователь поерзал на стуле.

– Это все, что вы можете сообщить?

– Пожалуй, могу добавить, что его походка выглядела достаточно энергичной и целеустремленной. Больше ничего.

– Ну что ж, благодарю вас за помощь следствию.
– В завершение процедуры Тарпиц прошелся пальцами по компьютерной панели и выжидающе уставился на принтер.

Спустя несколько секунд звуковой файл преобразился в текстовый, и на стол перед следователем лег аккуратно отпечатанный листок протокола. Кин взял ручку из подставки, пробежал текст глазами и аккуратно поставил свою подпись внизу листа.

– Что ж, свидетельство будет приобщено к делу, - без особого энтузиазма промолвил Тарпиц, в свою очередь перечитав протокол.

– Давайте посмотрим, что из него непосредственно вытекает, - предложил Кин.
– Сменившись с дежурства, унтер Гронски почему-то идет не к себе домой, а в противоположную сторону и входит в дом для гражданского персонала. Крайне важно установить, к кому и зачем он приходил, не так ли? Спустя два часа Гронски уже у себя, он ужинает и ложится спать. Еще раз подчеркиваю: он прибрал за собой и надел пижаму - значит, находился в нормальном душевном состоянии, ни перевозбуждения, ни депрессии. Затем, в два часа ночи, к нему явился некто, предположительно тот самый человек, к которому Гронски приходил после дежурства в блокгаузе. Разбуженный стуком в дверь, Гронски встал с постели, отворил. Некто вошел, якобы для того, чтобы продолжить разговор, и, улучив момент, выстрелил ему в голову.

– И о чем же, по-вашему, они говорили?
– недоверчиво спросил Тарпиц.

– Я не ясновидец. Об этом спрашивайте у того, кто последний видел Гронски живым.

– Одним словом, вы предполагаете убийство, замаскированное под самоубийство, - подытожил следователь.

– Совершенно верно.

– Но каков, по-вашему, мотив преступления?

– Могу только догадываться, исходя из того, что Гронски явно рассчитывал заполучить крупную сумму денег. Попытка шантажа, которая закончилась трагически.

– Не проще ли предположить неудавшееся амурное приключение?

– Позвольте дать вам хороший совет на будущее. Из версий надо выбирать не ту, которая удобнее, а ту, которая вытекает из сопоставления фактов, наставительно произнес Кин.
– Установите, к кому Гронски наведался после дежурства, тогда будет внесена полная ясность. А еще, как я уже советовал, проверьте обойму икстера на предмет отпечатков пальцев.

– Ну, это можно сделать прямо сейчас, если угодно.
– Тарпиц порывисто встал из-за стола, открыл сейф и извлек из него плоскую коробку.