Политическая наука №2/ 2018

Не менее важен второй тезис. Недостаточно, чтобы человек перестал быть объектом произвола. Важна его осознанная решимость самому не стать субъектом господства. Не– доминирование означает не только не быть рабом (т.е. свободу человека от любого беззакония), но включает его готовность не быть господином (самому не допускать произвола по отношению к другим).

«Третий глаз» свободы как не-доминирования: Припадая к истокам

Концепция и идеал свободы как не– доминирования позиционируется как особый третий республиканский подход [Skinner, 2002].

Неоклассические республиканисты считают досадным упрощением дихотомию концепций свободы Исайи Бёрлина: негативная свобода (свобода от) и позитивная свобода (свобода для). По их мнению, это закосневшая дуальность. Она «поддержала философскую иллюзию» о существовании только двух пониманий свободы и затмила «философскую обоснованность и историческую реальность третьего пути» [Петтит, 2016, с. 55]. В чем его особость? Какие измерения открывает «третий глаз» свободы как не– доминирования?

В отличие от негативной свободы, свобода как не-доминирование исключает внутреннюю эмиграцию и любые стратегии выхода. Но она содержит либеральные директивы о главенстве закона, автономии индивида, его праве на собственность в трактовке Локка (которая, напомним, содержит собственность на самого себя) [см.: Локк, 1988, с. 277].

С отношением к позитивной концепции свободы положение сложнее. Развивая идеи Квентина Скиннера, Филип Петтит вскрывает «исторические наслоения» в республиканском понимании свободы и заключает, что концепция свободы как не– доминирования не является концепцией позитивной свободы. Но это и не придуманное новшество. Она возвращает нас к более широкому досовременному республиканскому пониманию свободы: не быть ни рабом, ни господином.

По мнению неоклассиков, в Новое время, когда гражданские права были расширены на ранее исключенные категории граждан (женщины, неимущие), количество предоставленной свободы отразилось на ее качестве. Классическое республиканское понимание свободы как не– доминирования было редуцировано до свободы / права / привилегии политического участия и представительства. «Следствием этого стало искажение республиканского мышления о политике и понимания республиканского государственного правления» [Петтит, 2016, с. 74].

Неоклассические республиканцы весьма критичны к той версии республиканской теории, которая сформировалась под влиянием работ Ханны Арендт. В арендтовской трактовке позитивной свободы Ф. Петтит видит «дух популизма». Он убежден, что «партиципаторный идеал неосуществим в современном мире, и в любом случае подчинение каждого человека всеобщей воле вряд ли можно считать привлекательной перспективой» [там же, с. 155].

В этой части «республиканизм вступает в союз с либерализмом против коммунитаризма, так как республиканскому подходу свойственно стремление к «относительно нейтральной повестке, не привязанной ни к одной конкретной концепции блага» [Петтит, 2016, с. 218]. Но, разумеется, в силу своей политической природы свобода как не-доминирование является коммунитарным благом. Как и политическое в нашем понимании, это благо возникает как событие, которое имеет «степени интенсивности и объема» [там же, с. 458; Pettit, 1993; Lovett, 2010]. Оно – как солидарность или статус – появляется и исчезает, вместе с появлением и исчезновением интерактивных предрасположенностей [Miller, 1990].

Конструирование политического как свободного от доминирования пространства

Ф. Петтит с жаром прозелитизма (сказывается духовное образование) прокламирует свободу как отсутствие рабства / сервилитета / доминирования высшими ценностью и целью республиканского государства.

Неманипулируемая система, социальная справедливость, широко распространенная гражданственность – три основных условия и необходимые инструменты домена республиканской свободы [Scinner, 1998; Honohan, 2002; Pettit, 2012; Birnbaum, 2015].

Способы достижения всеобщего не– доминирования во многом определяют требования, которые неоклассические республиканцы предъявляют себе как разработчикам теоретических обоснований «нового курса». Одной фразой их суть можно выразить так: оставить башню из слоновой кости. Неоклассический республиканизм избавляется от «родового греха» кабинетности республиканской мысли и деонтологического мышления. Ф. Петтит говорит о решительности развивать такие черты эмпирической направленности неоклассического республиканизма как антидеонтологизм, антиутопизм и антиморализм [Pettit, 2017]. Любой политический проект должен пройти тест на реалистичность и реализуемость: желательность означает доступность. Он должен непременно учитывать черные и серые «пятна» сущего: несовершенство человеческой природы, склонность индивидов и институтов к политическому оппортунизму и коррупции, подверженность людей манипуляции, гедонизму, эгоистическим соображениям и проч.

Исходя из этих посылок, неоклассики акцентируют внимание на трех принципах «обустройства» политического порядка всеобщего не– доминирования: резистентность к манипуляции и коррупции трех «И» – институтов, инструментов управления и инициатив; контрмажоритаризм, контестаторная демократия.

Резистентность к манипуляции и коррупции

Неманипулируемая система должна соответствовать минимум трем условиям: верховенство закона, рассредоточенность властей, сопротивляемость закона воле / тирании большинства [Pettit, 2015; Olsen, 2006; Sunstein, 1990; Lovett, 2012].

Устойчивые институты – предмет особой заботы неореспубликанцев. Институт считается устойчивым, если он не поддается эрозии коррупции, даже в том случае, если его участники коррумпированны.

И вновь мы видим, что в утверждении такой формы конституционализма и такого понимания гражданственности неоклассики опираются на «столпы» неоримской и итальяно-атлантической ветвей республиканской традиции.

Монтескьё отмечал, что соблюдение закона – это главная доблесть гражданина и условие его свободы. Если гражданин делает то, что закон запрещает, он лишается защиты закона и теряет свободу, потому что у другого гражданина появится такая же власть нарушить закон и попрать свободу. Несоблюдение принципа рассредоточения власти ведет к тирании, так как для обеспечения свободы важнее не гражданские добродетели участия, а чтобы одна власть могла контролировать другую власть [Монтескьё, 1999].

Контрмажоритаризм и контестаторная демократия

В отношении массового участия граждан в процессе принятия политических решений неоклассики не скрывают, что опасаются легко манипулируемого большинства в несправедливо устроенном социуме. Такая позиция созвучна выводу Ю. Хабермаса о невозможности рациональной дискуссии при наличии экономического и / или политического доминирования в обществе [Хабермас, 2000]. Поэтому в неоклассическом республиканизме контестаторная форма гражданской активности считается более адекватной реалиям общества растущей асимметрии ресурсов (властных, экономических, информационных, культурных и пр.).

Оспариваемость – одна из ипостасей традиционной для республиканизма идеи гражданской бдительности. Республиканскому гражданскому контролю имманентна обоснованная делиберация – «республика доводов». Ее роль неоклассики ни в коей мере не принижают. Но Петтит категоричен: «Приближение к идеалу обеспечивает в первую очередь не широкое согласие людей по общественно значимым вопросам, а институции, которые гарантируют людям возможность оспаривать действия государства… важно обеспечить, чтобы действия власти были не продуктом народной воли, а были способны выдерживать испытание народным оспариванием» [Петтит, 2016, с. 465]. Неоклассики убеждены, что сильная видимая рука общества измеряет участие не массовостью, а степенью возможности гражданина оспаривать деятельность государства при безусловной институционально обеспеченной гарантии такой возможности. Петтит почти дословно повторяет Монтескьё: «Власть контролировать принятие решений важнее участия в них» [Pettit, 2012; Honohan, 2002, p. 228].