Политическая наука №2/ 2018
Шрифт:
Характеристики современной политики, под которой мы понимаем политику эпохи модерна, естественным образом отражают глобальные социетальные изменения последних десятилетий: все возрастающую сложность, дифференциацию и фрагментацию западного общества, радикальные сдвиги в его социальной структуре, ослабление социальных норм, тенденцию ко все большей индивидуализации. Эти глубокие и стремительные трансформации дали ведущим социологам основание для таких определений, как «индивидуализированное общество», «растекающаяся модернити» [Бауман, 2002], «общество риска», «рефлексивная модернизация» [Бек, 2000].
В контексте радикальных социетальных трансформаций произошли изменения в содержании и характере политики, которой все в большей мере присущи такие черты и процессы, как индивидуализация, дифференциация (появление сфер субполитики), размывание
Феномен индивидуализации по-разному оценивается исследователями. По мнению многих из них, усиление социальной дифференциации и сложности современного общества, индивидуализация сознания, а также рост неопределенности и нестабильности в жизни людей приводят к тому, что субъекты «все сильнее руководствуются стремлением к индивидуальному самовыражению и индивидуальному действию» [Дзоло, 2010, с. 126], все в меньшей степени стремятся к солидарности и созданию коллективных общностей, что лишает коллективное измерение политической жизни легитимности [там же, с. 127].
Действительно, в поле современной политики коллективные акторы (партии, профсоюзы и другие организации) в значительной мере утрачивают ту роль, которую они играли прежде. Западные исследователи практически единодушны в признании того, что политические институты современных демократий, прежде всего институты представительства, переживают кризис и нуждаются в обновлении и качественном развитии [Crosier, Huntington, Watanuki, 1975; Citizens… 1995; Pharr, Putnam, 2000; Dalton, 2004].
Представляется, однако, что «стремление к индивидуальному самовыражению и индивидуальному действию» вовсе не обязательно ведет к отрицанию коллективного измерения политики, как полагает Д. Дзоло. Скорее, речь должна идти о новых формах этого измерения в условиях современного общества – коммуникации и взаимодействии индивидов как граждан, ориентированных на достижение не только своих личных и групповых целей, но и общего блага. Кристиан Вельцель в своей книге «Рождение свободы» 16 , касаясь дискуссии о позитивных и негативных аспектах индивидуализма, которая ведется социологами и психологами, отмечает, что он и его коллега и соавтор Рональд Инглхарт [Inglehart, Welzel, 2005, p. 141–144, 293–295] не согласны с отождествлением рядом исследователей индивидуализма с эгоизмом и трактовкой его как деструктивного фактора, ведущего к «потере сообщества», распаду социальных связей. Выступая сторонниками «позитивного индивидуализма», они определяют его «как ориентацию, которая рассматривает каждого человека как, прежде всего, ценную автономную личность» [Вельцель, 2017, с. 209], а индивидуализацию – как процесс эмпауэрмента человека. При этом индивидуализация «вовсе не отменяет склонность людей объединяться с себе подобными – напротив, она дает свободу объединяться или отделяться согласно выбору людей. В результате социальные отношения, преданность группе, коллективные аффилиации в большей степени соответствуют желаниям людей» [там же, с. 211]. Эмансипативные ценности, которые в концепции Вельцеля являются главным предметом анализа, «представляют собой гражданственную, просоциальную форму индивидуализма, связанную с неэгоистической, доверительной и гуманистической ориентациями» [там же]. Именно такой индивидуализм может, как нам представляется, стать основой для новых форм политики, в частности делиберативной.
16
Английское издание книги Freedom Rising: Human Empowerment and the Quest for Emancipation.
В контексте дискуссии о связи гражданственности с индивидуализацией становится очевидной востребованность тех моделей демократии, которые предполагают участие рядовых граждан в политике не только посредством участия в выборах и в работе политических организаций, но и в различных формах прямого участия и действия. Не случайно поэтому значительное развитие в последние десятилетия получили концепции демократической делиберации как существенно расширяющей возможности активного включения граждан в политику [Хелд, 2014, с. 413].
Сдвиг в демократической теории, получивший название «делиберативный поворот» [Dryzek, 2000, p. 5] 17 , произошел в конце 80-х – начале 90-х годов прошлого века и был, прежде всего, ответом на кризис демократии, рост недоверия к политике в целом, в частности, к ее представительным институтам. Поворот состоял главным образом в том, что суть демократии
стали усматривать не в голосовании и агрегации интересов, а в процессе публичной коммуникации между гражданами по поводу касающихся их политических решений.17
Шанталь Муфф называет обращение к тематике делиберации «новой парадигмой демократии», оговариваясь, что «основная идея – “при демократической форме правления политические решения должны приниматься в ходе обсуждения их свободными и равными гражданами” – сопутствовала демократии с самого ее рождения в Афинах пятого века до нашей эры» [Муфф, 2004, с. 180].
Внимание теоретиков демократии в этот период смещается от политического представительства к социальным процессам, к повседневной жизни индивида [Chandler, 2013; Stears, 2011]. На первый план выходит проблема индивидуальных когнитивных и социальных способностей, ответственности индивидов за себя и свои сообщества. Политические проблемы решаются через демократизацию повседневной жизни, в которой политические субъекты встраиваются в дифференцированные, плюралистичные и пересекающие границы друг друга социальные и когнитивные сообщества: семью, трудовые коллективы, школы, соседские и досуговые организации. А сама демократизация происходит путем наделения властью (social empowerment) как сообществ, так и индивидов, которые становятся ключевыми фигурами в процессе принятия решений. Именно в этой логике выстроена теория делиберативной (дискурсивной) демократии.
Важно отметить, что «делиберативный поворот» коснулся не только теории демократии, но и оказал масштабное влияние на всю современную политическую теорию [Dryzek, 2000; Ganuza, 2012]. Делиберация обозначила «новый политический горизонт, в свете которого моделируются многие из классических проблем современной теории политики: равенство, распределение власти, участие и влияние» [Ibid., p. 19]. В теории делиберации речь идет фактически о новом понимании политики – не в логике государство-центризма и политического представительства, а в логике социального эмпауэрмента, связанного со способностями «рефлексивных граждан» принимать разумные и ответственные решения в своей повседневной жизни.
Исследователи отмечают, что не существует единого, устраивающего всех определения делиберации [Deliberative politics… 1999; Mendelberg, 2002]. Однако большинство из них считают главными идеи о том, что политические решения, сказывающиеся на жизни граждан, должны приниматься самими гражданами, и что участвующие в процессе делиберации люди основываются на аргументах, отражающих потребности или принципы каждого, кого касается обсуждаемая проблема [Gutmann, Thompson, 1996; Habermas, 1989; Rawls, 1996].
Словарь «Мерриам-Вебстер» дает следующий перевод термина deliberation: «дискуссия или обсуждение группой лиц (таких, как жюри или законодательное собрание) аргументов за или против какого-либо действия» [Deliberation, 2018].
Основные постулаты данного направления в политической теории, отмечается в статье в энциклопедии Британника, посвященной делиберативной (дискурсивной) демократии 18 , состоят в следующем: «политические решения должны быть результатом честной и аргументированной дискуссии и дебатов между гражданами. В делиберации граждане обмениваются аргументами и обсуждают различные утверждения, конструируемые с целью обеспечить общее благо. В процессе этого обсуждения граждане могут прийти к соглашению относительно того, какая процедура, какое действие или политика будут лучше всего способствовать общему благу» [Eagan].
18
Вряд ли можно согласиться с переводом данного термина на русский язык как «совещательная демократия», который используется в ряде изданий по теории демократии (см., например: [Хелд, 2014]), поскольку в таком случае ускользает смысл термина, связанный с латинским глаголом delibero – взвешивать (мысленно), обсуждать, обдумывать. На это справедливо указывает известный исследователь американской демократии Э.Я. Баталов [Баталов, 2010, с. 269].
Впервые термин «делиберативная демократия» был использован в работе американского автора Джозефа Бессета, опубликованной в 1980 г. [Bessette, 1980], хотя еще ранее идеи «демократии обсуждения» развивал американский философ Джон Дьюи [Dewey, 1954].
Наибольшее влияние на формирование теории делиберативной демократии оказали известные философы Юрген Хабермас и Джон Ролз. Шанталь Муфф, анализировавшая концепции этих мыслителей, справедливо видит их заслугу в том, что они вернулись к проблемам морали и справедливости в политике [Муфф, 2004].