Политическая наука №4 / 2017. Субнациональное измерение политики
Шрифт:
Сценариев без значительного задействования материальных стимулов можно выделить значительно больше. Среди них: выборы губернатора с нарушениями при голосовании (Калининградская, Кемеровская области, Краснодарский край, Республика Татарстан) 17 , выборы губернатора в большом регионе (Иркутская, Кемеровская, Ленинградская, Омская, Ростовская области, Краснодарский край, Республика Татарстан), выборы легислатуры в небольшом, но урбанизированном регионе (Калужская область, Республика Коми, ЯНАО). Интересно, что сюда же относятся сценарии выборов при опытном местном губернаторе и губернаторе-«варяге» с небольшим сроком руководства соответственно. Это весьма контринтуитивно, но, как представляется, удачно отражает общую тенденцию:
17
Примечательно, что выбивающаяся из этой группы Калининградская область характеризовалась меньшей явкой.
Обещания особого доступа к социальным благам наблюдается реже. Среди сценариев, объясняющих их: выборы губернатора в относительно богатом, но не урбанизированном регионе (Краснодарский край, Ленинградская область); наличие выборов в легислатуру в небогатом регионе с относительно новым губернатором, где оппоненты были допущены до соревнований (Костромская область); выборы легислатуры в небогатом урбанизированном регионе с новым губернатором (Челябинская область).
Отсутствие обещаний особого доступа к социальным благам фиксируется: в богатых урбанизированных регионах (Иркутская, Новосибирская, Сахалинская области, Татарстан, Коми, ЯНАО); на губернаторских выборах в урбанизированных регионах (Архангельская, Иркутская, Калининградская, Кемеровская, Сахалинская области, Татарстан); при местных губернаторах с долгим сроком руководства (Белгородская, Калужская, Кемеровская области); в регионах с местными губернаторами, где не были допущены некоторые оппоненты, но явка была низкой (Архангельская, Калужская, Курганская, Новосибирская области).
Контроль над избирателями может быть объяснен сценариями выборов в урбанизированном регионе с относительно новым губернатором и при недопуске оппонентов (Архангельская, Новосибирская, Челябинская области, Республика Татарстан); выборов главы региона со значительными нарушениями (Калининградская, Кемеровская области, Краснодарский край, Татарстан); выборов с высокой явкой при губернаторе-долгожителе (Белгородская, Воронежская, Кемеровская).
Политические машины были менее успешны в достижении контроля в более богатых урбанизированных регионах, где оппонентов допустили к участию (Иркутская, Сахалинская области, Республика Коми, ЯНАО), а также в кампаниях, включавших выборы в легислатуру в относительно небогатом регионе, где некоторые оппоненты не были допущены к соревнованию, а явка в итоге получилась низкой (Калужская и Курганская области).
Дополнительный анализ подвыборки губернаторских кампаний позволяет проверить эффект конкурентности выборов. Оказалось, что наличие или отсутствие «опасного» соперника из Государственной думы мало помогают объяснить вариацию, полезнее разделить присутствие хотя бы относительно опасного конкурента и конкуренцию исключительно формальную. Так, отсутствие хотя бы относительно опасной для губернатора конкуренции делает совершенно не востребованными обещания особого доступа к социальным благам.
В полученной пестрой картине детали имеют значение, однако всё же стоит обобщить полученные результаты. Во-первых, политэкономический подход действительно помогает объяснить значительную часть региональной вариации: урбанизация и экономический достаток способствуют удорожанию клиентелистских тактик и снижают его востребованность для политических машин. Те в первую очередь отказываются от обещаний эксклюзивного доступа, затем – от небольших материальных стимулов, в последнюю очередь – от контроля над голосованием.
Во-вторых, регионы с наилучшими структурными условиями для клиентелизма могут и не прибегать к нему, ведь самые опытные и укорененные губернаторы нуждаются в клиентелизме меньше: основная сила машин – не в предоставлении частных благ, но скорее – в административных возможностях. Менее опытным губернаторам и «варягам» для успеха своих машин приходится
прибегать к страховочным тактикам, но не обязательно это клиентелистские практики. Если губернаторы на выборах путем неформальных сделок или благодаря муниципальному фильтру избегают опасной конкуренции, они не нуждаются в предложении избирателям особого доступа к социальным благам. Замещать клиентелизм могут и манипуляции с явкой. В отличие от губернаторских выборов, выборы легислатур сложнее застраховать от конкуренции, так что клиентелизм на них более востребован. Примечательно, что в качестве факторов риска в выделенных сценариях заметны скорее неопытность или «внешнее происхождение» губернатора, нежели опасность конкуренции.В-третьих, нарушения на выборах и недопуск оппонентов необязательно замещают клиентелизм, во многих регионах эти тактики соседствуют, тогда как в других регионах политическая машина не преуспевает ни в одной из тактик. Строго говоря, здесь возможно альтернативное объяснение, согласно которому эксперты склонны проецировать на регион политические симпатии и антипатии и замечать или не замечать все «плохие» тактики в комплексе. Так или иначе, контроль над голосованием и использование административных практик ограничения конкуренции часто присутствуют вместе.
Подводя итог, можно сказать, что политический клиентелизм в России в целом подчиняется политэкономическим закономерностям [Скотт, 2016; Brokers.., 2013] и больше востребован там, где обходится дешевле. Клиентелизм меньше представлен там, где его могут восполнить административные тактики и манипуляции с явкой. Для политических машин в российских регионах тактики клиентелизма, по крайней мере в 2015 г., скорее дополняли административные. Полученные выводы вписываются в литературу о многообразии практик современных российских политических машин [Frye, Reuter, Szakonyi, 2014, 2015; Bader, van Ham, 2015; Карандашова, 2015; Кынев, 2015]. Российский случай дополняет компаративистскую литературу о политических машинах и электоральном авторитаризме [Magaloni, 2006; Mares, Young, 2016] и позволяет заметить, что клиентелизм может свидетельствовать не только об инфраструктурном потенциале, но и о недостатке административных возможностей для предотвращения рисков конкуренции.
Азар И. Либерал в окружении шейхов. Успехи и провалы первой пятилетки Никиты Белых в Кировской области. – 2014. – Режим доступа:2014/01/15/belykh/ (Дата посещения: 24.07.2017.)
Бекбулатова Т. У Вас тут Советский Союз какой-то – 2017. Как Аман Тулеев выстроил Кузбасс вокруг себя – и что теперь будет с регионом. – Режим доступа:(Дата посещения: 24.07.2017.)
Гельман В.Я. Динамика субнационального авторитаризма (Россия в сравнительной перспективе) // Общественные науки и современность. – М., 2009. – № 3. – С. 50–63.
Голосов Г.В. Российская партийная система и региональная политика 1993–2003. – СПб.: Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2006. – 300 с.
Голосов Г.В., Григорьев И.С. Национализация партийной системы: Российская специфика // Политическая наука / РАН. ИНИОН. – М., 2015. – № 1. – С. 128–156.
Карандашова С.А. Российские особенности электорального авторитаризма: новые практики обеспечения победы инкумбуентов на губернаторских выборах // Вестник Пермского университета. Серия: Политология. – Пермь, 2015. – № 1. – С. 51–67.
Китчелт Г., Уилкинсон С. Взаимодействие граждан и политиков: Введение // Патрон-клиентские отношения в истории и современности: Хрестоматия. – М.: РОССПЭН, 2016. – С. 305–333.
Ковин В.С., Подвинцев О.Б. Формальные и неформальные партии в Пермском крае: Спрос и предложение // Политическая наука / РАН. ИНИОН. – М., 2015. – № 1. – С. 218–239.
Кынев А.В. «Обновленная» электоральная политика Кремля и регионы: Старое новое и новое старое // Неприкосновенный запас. Дебаты о политике и культуре. – М., 2015. – № 5. – С. 43–56.