"Политическое завещание" Ленина

ГЛАВА 4. ПРОБЛЕМЫ УСТАНОВЛЕНИЯ ЛЕНИНСКОГО АВТОРСТВА «ПИСЬМА К СЪЕЗДУ»

§ 1. О ЧЕМ ГОВОРЯТ И УМАЛЧИВАЮТ ПЕРСОНАЛЬНЫЕ «ХАРАКТЕРИСТИКИ»

СТАЛИН

В исторической литературе независимо от политической и идеологической позиции авторов оценки Сталина, имеющиеся в «Письме к съезду», воспринимаются как истина в последней инстанции, как нечто само собой разумеющееся и не нуждающееся в доказательстве. Анализ этих оценок фактически подменен поиском в биографии И.В. Сталина поступков, которые бы им соответствовали. В ход идут все известные критические замечания Ленина в адрес Сталина, относящиеся к иному времени, другим обстоятельствам, а также рассказы третьих лиц об отношении Ленина к Сталину. Между тем с «характеристикой» Сталина не все так просто. Рассмотрим ее внимательнее.

Автор «характеристик» утверждает, что «тов. Сталин, сделавшись Генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью»[1114]. Возникает вопрос, мог ли Ленин, не погрешив против правды, утверждать, что Сталин «сделался» генсеком (т.е. то ли сам обеспечил себе эту должность, то ли как-то «нечаянно» оказался на ней), если сам он приложил немало усилий, чтобы сделать Сталина генсеком? Но допустим, что Ленин решил использовать этот термин. Этим проблема не снимается, поскольку в литературе тезис о нарастании недовольства Ленина Сталиным как генеральным секретарем остается недоказанным.

Автор «Письма к съезду» утверждает, что Сталин сосредоточил в своих руках «необъятную власть». Этот тезис в традиционной историографии также принимается некритически, на веру и охотно используется в различного рода логических построениях. Его утверждению и обоснованию много внимания уделял Троцкий, без конца твердивший, что вся политическая сила Сталина (или значительная часть ее) была сосредоточена в должности генсека. Власть генерального секретаря не была «необъятной» хотя бы потому, что у нее были свои ограничители - прежде всего воля и авторитет Ленина и других членов Политбюро. По точному смыслу этой фразы в «Письме к съезду», Ленин признавал, что Сталин уже имел необъятную власть в то время, когда он сам еще сохранял способность решающим образом влиять на решение политических и кадровых вопросов. О какой необъятной власти Сталина мог говорить Ленин, если Сталин вынужден был уступить в вопросах образования СССР и режима монополии внешней торговли?

Выше было показано, что должность генсека сама по себе мало что прибавила к власти, которой уже обладал Сталин. Скорее, она оформила и подчеркнула ту реальную власть, которая с помощью Ленина к весне 1922 г. уже сосредоточилась в его руках. Она усилила его политические позиции, увенчала его авторитетом, выделив из других членов Политбюро. Эта должность привлекла к нему внимание партии, страны, Коминтерна, мировой общественности. Но сама по себе она не давала Сталину никакой «необъятной власти», хотя в некоторых вопросах руководства партией она фактически была больше, чем у любого другого члена Политбюро. Правильнее будет сказать, что власть Сталина опиралась не на одну должность, а на то положение, которое он давно и не случайно занял в Центральном Комитете: он единственный из членов Политбюро, кто входил во все три органа ЦК - в Политбюро, Оргбюро и в Секретариат*. Сила Сталина заключалась в умении работать, в организаторском и политическом таланте, в знании людей и проблем, в связях с местами, в авторитете, накопленном в прошлые годы и увеличившемся в последнее время. Рост этого авторитета, знаний, опыта, соединенный с авторитетом новой должности, конечно, давал прирост возможностей влиять на ход дел, а значит, и на расширение реальной власти. Но на это «обречен» любой способный и соответствующий занимаемой должности человек, а не только Сталин.

Надо сказать, что в самой партии заявление о необъятной власти генерального секретаря (а следовательно, об опасностях, с которыми сопряжено пребывание Сталина на этой должности) вызывало удивление и возражения. Его открыто оспаривали. На XII съезде партии, например, никто не сказал, что Сталин плохой генеральный секретарь, напротив, работу Секретариата ЦК под его руководством хвалили[1115]. Критика в адрес Сталина была, например, со стороны Мдивани, но совсем по другому поводу: за непоследовательность в проведении принципов национально-государственного строительства и за стремление решать политические вопросы методом кадровых перемещений отдельных работников[1116]. Год спустя, на XIII съезде РКП(б) делегаты, обсуждая «Письмо к съезду», ставили работу в должности генерального секретаря в заслугу Сталину[1117]. Критики работы Секретариата были, но все те же, «записные», которые прежде критиковали и Ленина, и Секретариат ЦК, те, с которыми Ленин не соглашался, возражал им, от критики которых брал Сталина под защиту и, несмотря на их противодействие, проводил на должность генерального секретаря. Прошел еще год, и на XIV съезде РКП(б) И.С. Гусев заявил: «Теперь - насчет необъятной власти Секретариата и генерального секретаря, - о чем говорили здесь. Вопрос поставлен так же абстрактно, как он ставился годика два тому назад, когда впервые мы услышали эти слова о "необъятной власти"». Итак, постановку вопроса о власти генсека он считал неоправданно абстрактной. С этим надо согласиться. «Нужно учитывать опыт… - продолжал Гусев.
– Были ли злоупотребления этой властью или нет? Покажите хоть один факт злоупотребления этой властью. Кто привел такой факт злоупотребления? Мы, члены ЦКК, присутствуем на заседаниях Политбюро систематически, мы наблюдаем работу Политбюро, работу Секретариата, и в частности работу генерального секретаря ЦК. Видим мы злоупотребления этой «необъятной» властью? Нет, мы таких злоупотреблений не видим»[1118]. Политические противники Сталина в ответ не привели никаких примеров, которые могли бы поставить под сомнение это заявление Гусева.

Тезис о грубости Сталина - едва ли не самый «любимый» в традиционной историографии. Он легче всего доказывается, ведь сам Сталин признался в том, что у него есть такой недостаток[1119], и, кроме того, он хорошо увязывается с конфликтом Сталина и Крупской, в котором получает солидную опору. Если верить Автору «Письма к съезду», грубость Сталина проявлялась в таких размерах, что грозила расколом ЦК и партии, следовательно, ее не могли не заметить, и информация о ней должна была бы быть прямо зафиксирована в тех или иных документах или отразиться в них косвенным образом. И опять мы должны констатировать, что нам неизвестны другие ленинские тексты, в которых имелись указания на грубость Сталина как на доминирующую черту характера, определяющую его отношения с людьми. Нам неизвестны случаи поступления к Ленину письменных или устных жалоб на грубость Сталина. Даже в материалах так называемой «ленинской комиссии» (Фотиева, Гляссер, Горбунов), собиравших компромат на Сталина и Орджоникидзе, нет материалов, говорящих не то что о грубости как характерной для Сталина черте личности или политика, но и вообще о каких-либо проявлениях ее. Дружное молчание источников - это тоже ценная информация. Исключение составляет, пожалуй, только письмо Крупской Каменеву от 23 декабря 1923 г., в котором она информировала его о своем разговоре со Сталиным 22 декабря и квалифицировала его поведение как проявление грубости[1120]. Об источниковедческих проблемах, связанных с этим письмом, говорилось в первой части книги. Имеются терминологическая близость и даже совпадения между письмом Крупской Каменеву и «Письмом к съезду». Есть, конечно, отличия: сообщаемый ею факт не подходит под ограничения, установленные автором «Письма к съезду, - грубость, допускаемая Сталиным, вполне терпима среди коммунистов. Она нетерпима лишь в отношении с беспартийными. Крупская принадлежала к первым.

Любопытно, что в ходе дискуссии накануне XII съезда РКП (б) и на самом съезде была острая критика в адрес ЦК и Политбюро в связи с проводимой сторонниками Ленина групповой политикой. Сталина же как генсека за грубость и другие черты характера, отмеченные Автором «Письма к съезду», никто не критиковал. Зато говорилось о прямо противоположном. Интересные зарисовки работы Секретариата оставил председатель Центральной ревизионной Комиссии РКП(б) В.П. Ногин: «Я нарочно просидел в приемной, когда не все товарищи знали, что я пришел, как член ревизионной комиссии, чтобы посмотреть, как происходит прием. Я был в приемной около тов. Сталина и около тов. Сырцова. Я должен сказать, что там были большой порядок и большая предупредительность как к работающим в ЦК товарищам, чтобы не обременять их лишними делами, так и предупредительность к тем, которые приходят. Я должен засвидетельствовать, что мне неизвестно о том, что в ЦК не по-коммунистически обращались с нашими товарищами»[1121]. Не возникал вопрос о грубости или других личных недостатках Сталина и во время общепартийной дискуссии (октябрь 1923 - январь 1924 г.). Никто не поддержал эту характеристику и при обсуждении «Письма к съезду» на XIII съезде партии. Только позднее, после введения в политический обиход «Письма к съезду» упрек в грубости и т.п. превратился в ординарное средство политической борьбы против Сталина.

Поскольку ничего о грубости Сталина в его отношениях как генсека с беспартийными неизвестно, а абсолютное большинство людей, с которыми ему в этом качестве приходилось общаться, были коммунистами, то возведенная на этом упреке логическая конструкция Автора «Письма к съезду» теряет практический смысл.

В этой ситуации возникает ряд вопросов, обращенных уже к Автору «Письма к съезду». Оставим на его совести утверждение, что грубость вполне терпима в отношениях между коммунистами. Откуда такая дискриминация? И что представляет собой грубость, терпимая среди коммунистов, но нетерпимая в отношениях с беспартийными? И почему со всяким беспартийным всегда и при любых условиях нельзя быть грубым, а только ласковым? Реальный Ленин здесь, в этой фразе, никак не узнается. Какой необычайный вред большевистской партии может нанести грубость Сталина в отношении с беспартийными, если основная масса его контактов идет именно с членами партии? И к каким беспартийным нельзя проявлять грубость? Ко всем без различия или только к «избранным»? И в каких случаях? Всегда, без всякого изъятия? И что здесь от партийного, классового подхода ко всем вопросам политики и морали, которую всегда исповедовал коммунист Ленин? И почему грубым с ними нельзя быть только как генеральному секретарю? А как члену ЦК партии и члену Политбюро, наркому по делам национальностей** можно? Получается, что упрек в излишней грубости при всей своей кажущейся ясности в устах Ленина звучит, по меньшей мере, странно и вызывает вопросы.

Автор «Письма к съезду» считает, что Сталин недостаточно лоялен***, недостаточно вежлив, внимателен, терпим, излишне капризен и т.д.[1122] Говоря об этих недостатках, важно помнить, что речь идет не о простых человеческих недостатках и слабостях, а о качествах, делающих непригодным данного человека для выполнения конкретных функций на определенной должности. И при этом данный набор замечаний отличен от других еще большей неопределенностью и субъективностью. Например, что такое достаточная или недостаточная лояльность или вежливость? И в чем проявляется у Сталина излишняя капризность? и т.д. Такая глухая ссылка на недостаточность вежливости, лояльности, терпимости, как и всех других грехов, может быть понятна только в том случае, если эти недостатки очевидны, хорошо известны, о них не однажды говорили и пр. Это письмо, как считается, адресовалось делегатам съезда, но делегаты съезда, судя по их реакции, не понимали или не разделяли этих упреков. Следовательно, их справедливость не была очевидна. Если Автор «Письма к съезду» желал «открыть глаза» делегатам съезда, требовалось аргументировать свои оценки. В ленинских работах нет и намека на подобные упреки, а в «Письме к съезду» они выглядят голословными.

Мы не будем утверждать, что Сталин со своими политическими противниками всегда был «достаточно» вежлив, лоялен и пр. Но многие из этих упреков в устах Ленина звучат, по меньшей мере, странно, так как самого его никак нельзя заподозрить в чрезмерной вежливости, лояльности, терпимости и внимательности к своим политическим противникам. Например, к тому же Троцкому. «На войне, как на войне». Уже это обстоятельство заставляет усомниться в том, что этот упрек исходил от Ленина.

Наличие отмеченных в «Письме к съезду» недостатков трудно отвергнуть, но и подтвердить то, что присутствие их у Сталина в таких размерах, что они грозили партии расколом, невозможно. Во всяком случае, опыт истории говорит, что высказанные опасения о связи этих качеств Сталина с опасностью раскола партии оказались несостоятельными.

* Что давало больше реальной власти Сталину? Работа в Секретариате или в Оргбюро? Этот вопрос специально не исследовался. Очевидно, на него нет однозначного ответа. На наш взгляд, показательно, что летом 1923 г. Зиновьев, Бухарин и др., желая ограничить власть Сталина, первостепенное внимание уделили реорганизации Оргбюро, а не Секретариату и не должности генерального секретаря. Значит, главную базу власти Сталина они видели в Оргбюро, а не в Секретариате.

** В конце ноября 1922 г. Сталин в очередной раз предлагал Ленину ликвидировать Наркомнац или освободить его от работы в нем. Вот и воспользоваться бы этим предложением. Но нет, Ленина работа Сталина в Наркомнаце совершенно не беспокоит, и он предложение Сталина не поддерживает.