Полковнику никто не пишет. Шалая листва. Рассказ человека, оказавшегося за бортом корабля

– Будь моя воля, так я сегодня же приготовил бы из него рагу. За пятьдесят песо можно заработать великолепное расстройство желудка. – Он на мгновение умолк, прихлопнул комара на шее. Взгляд его передвигался по комнате, следуя за женой. – Ребята уже откладывают деньги, чтобы поставить на нашего петуха.

Теперь задумалась жена. Она бродила по комнате, разбрызгивая средство от насекомых. Полковнику вдруг почудилось, что она созывает на совет домашних духов. Но вот жена отставила распылитель на маленький алтарь с литографиями, и ее глаза цвета меда глянули прямо в его глаза цвета меда.

– Покупай маис, – сказала она. – Одному Господу известно, как мы теперь выкрутимся.

* * *

«Это как чудо с преломлением хлебов», – повторял полковник всю следующую неделю каждый раз, когда садился за стол. Жена, с ее поразительной способностью создавать новые вещи из старых, казалось, научилась и готовить из ничего. Октябрь продлил передышку. На смену сырости пришло сонное оцепенение. Воодушевленная медным сиянием солнца, жена три вечера посвятила своим волосам.

– А теперь начинается торжественная месса, – произнес полковник в тот день, когда она стала расчесывать длинные голубоватые пряди гребнем с редкими зубьями. На второй день, усевшись во дворе с белой простыней на коленях, она частой гребенкой вычесывала вшей, расплодившихся за время болезни. На третий день вымыла голову лавандовой водой, подождала, пока волосы высохнут, и уложила их на затылке небольшим узлом, закрепив его с помощью заколки.

Полковник ждал. По ночам, маясь без сна в своем гамаке, он непрерывно думал о петухе. В среду того взвесили, и оказалось, что он в форме.

В тот же день, когда товарищи Агустина весело прощались с полковником, предрекая петуху победу, полковник ощутил, что сам он тоже в форме. Жена подстригла его.

– Двадцать лет мне сбросила, не меньше, – сказал он, ощупывая голову. Жена подумала про себя, что муж прав.

– Когда я себя хорошо чувствую, я могу и мертвого оживить, – сказала она.

Но ее уверенность очень быстро улетучилась. В доме уже не оставалось ничего для продажи, кроме часов и картины. В четверг вечером, когда припасы заканчивались, жена встревожилась.

– Не волнуйся, – успокоил ее полковник. – Завтра будет почта.

На следующий день он поджидал катер возле консультации врача.

– Самолет – замечательная вещь, – говорил полковник, не отрывая глаз от мешка с почтой. – Говорят, он может долететь до Европы всего лишь за ночь.

– Может, – подтвердил врач, обмахиваясь иллюстрированным журналом.

В группе людей, ожидавших, когда катер причалит, чтобы зайти на него, полковник приметил почтового инспектора. Он и вступил на борт первым. Взяв у капитана запечатанный конверт, инспектор поднялся на палубу. Мешок с почтой был закреплен между двумя бочками с нефтью.

– Зато летать на самолетах опасно, – сказал полковник. Он было потерял из виду почтового инспектора, но быстро отыскал его вновь среди разноцветных бутылок с прохладительными напитками. – Человечеству приходится расплачиваться за прогресс.

– Современный самолет безопаснее катера, – сказал врач. – Он летает на высоте двадцать тысяч футов, так что любая буря ему нипочем.

– Двадцать тысяч футов… – повторил ошарашенный полковник, не в силах представить себе подобную высоту.

Врач втянулся в разговор. Он поднял журнал на вытянутых руках и добился его полной неподвижности.

– Устойчивость исключительная, – сказал он.

Но полковник уже переключился на инспектора. Он наблюдал, как тот пьет розовый пенящийся напиток, держа стакан в левой руке. Правой он поддерживал свой мешок.

– Кроме того, в море стоят на якоре корабли, поддерживающие постоянную связь с ночными самолетами, – продолжал объяснять врач. – Такие предосторожности делают самолет куда безопаснее катера.

Полковник посмотрел на врача.

– Ну конечно, – сказал он. – Это, наверно, все равно что на ковре сидеть.

Инспектор направился прямо к ним. Полковника вдруг охватило такое непреодолимое желание прочитать имя на конверте, запечатанном сургучом, что он непроизвольно отшатнулся назад. Инспектор развязал мешок. Передал врачу газеты. Вскрыл пакет с частной корреспонденцией, проверил количество отправлений по квитанции и начал просматривать адреса на конвертах. Врач развернул газеты.

– Снова суэцкий вопрос, – сказал он, пробегая глазами заголовки. – Запад теряет свои позиции.

Полковник не стал читать заголовки. Он старался побороть боль в желудке.

– С тех пор как установили цензуру, газеты пишут только о Европе, – сказал он. – Было бы лучше, если бы европейцы поселились у нас, а мы бы переехали в Европу. Тогда каждый узнал бы, что происходит в его собственной стране.

– Для европейцев Южная Америка – это мужчина с усами, гитарой и револьвером, – засмеялся врач, оторвавшись от газеты. – Они не понимают сути дела.

Почтовый инспектор вручил ему корреспонденцию. Остальное положил в мешок и снова завязал его. Врач хотел было приступить к чтению двух личных писем, но перед этим посмотрел на полковника. И спросил у инспектора:

– Для полковника ничего?

У того екнуло сердце. Инспектор забросил мешок на плечо, спустился с крыльца почты и сказал, не оборачиваясь:

– Полковнику никто не пишет.

Вопреки своей привычке полковник пошел домой не сразу. Он пил в портняжной мастерской кофе, пока товарищи Агустина листали газеты. И чувствовал себя обманутым. Он предпочел бы остаться здесь до следующей пятницы, лишь бы не возвращаться к жене с пустыми руками. Но вот мастерскую стали закрывать, и ему пришлось вновь окунуться в действительность. Жена ждала его.

– Ничего? – спросила она.

– Ничего, – ответил полковник.

В следующую пятницу он снова вышел встречать катер. И снова, как всегда, вернулся домой без долгожданного письма.

– Мы ждали более чем достаточно, – сказала ему в тот вечер жена. – Нужно обладать бычьим упрямством, как у тебя, чтобы ждать письма пятнадцать лет.

Полковник улегся в гамаке с газетами.

– Надо дождаться очереди, – сказал он. – Наш номер – тысяча восемьсот двадцать третий.

– С тех пор как мы ждем, этот номер уже два раза выигрывал в лотерее, – сказала жена.