Полководцы Первой Мировой. Русская армия в лицах

При столь критическом положении нашего фронта, требующем непрерывного к себе внимания, генерал Алексеев признавал перемену высшего командования в данную минуту безусловно вредной…

После ужина у генерала Алексеева я отправился на автомобиле тем же путем на станцию Барановичи. Во вторник 11 августа прибыл в Царское Село. Я был принят в тот же день в 3 часа и изложил подробно мои переговоры с великим князем Николаем Николаевичем и с генералом Алексеевым, получив указания, для ответов на возбужденные ими вопросы. Государь изъявил согласие не торопиться с отъездом в армию и разрешил мне осведомить Совет министров о принятом им решении».

23 августа 1913 года армии и флоту был отдан приказ. В нем после официального текста государя о вступлении на пост Верховного главнокомандующего собственноручно императором Николаем II была сделана приписка: «С твердой верой в милость Божью и с непоколебимой уверенностью в конечной победе будем исполнять наш святой долг защиты Родины до конца и не посрамим земли Русской».

С чинами Ставки.

«Этот значительный по существу акт, – отмечал генерал А. И. Деникин, – не произвел в армии большого впечатления. Генералитет и офицерство отдавало себе ясный отчет в том, что личное участие государя в командовании будет лишь внешнее, и потому всех интересовал более вопрос:

– Кто будет начальником штаба? Назначение генерала Алексеева успокоило офицерство. Фактически, – подчеркивал Антон Иванович, – в командование вооруженными силами России вступил генерал Михаил Васильевич Алексеев… человек, вызвавший в истории различное отношение – и положительное, и отрицательное – к своей военной и политической деятельности, но никогда не давшего повода сомневаться в том, что «крестный путь его озарен кристальной честностью и горячей любовью к Родине – и великой, и растоптанной».

Не всегда достаточно твердый в проведении своих требований, в вопросе о независимости Ставки от сторонних влияний, Алексеев проявил гражданское мужество, которого так не хватало жадно державшимся за власть сановникам».

Поясняя последнюю мысль, генерал Деникин приводит следующий эпизод.

«Однажды, после официального обеда в Могилеве, императрица взяла под руку Алексеева и, гуляя с ним по саду, завела разговор о Распутине. Несколько волнуясь, она горячо убеждала Михаила Васильевича, что он не прав в своих отношениях к Распутину, что «старец – чудный и святой человек», что на него клевещут, что он горячо привязан к их семье, а главное, что его посещение Ставки принесет счастье.

Алексеев сухо ответил, что для него этот вопрос – давно решенный. И что, если Распутин появится в Ставке, он немедленно оставит пост начальника штаба.

– Это ваше окончательное решение?

– Да, несомненно.

Императрица резко оборвала разговор и ушла, не простившись с Алексеевым.

Этот разговор, по словам Михаила Васильевича, повлиял на ухудшение отношения к нему государя. Вопреки установившемуся мнению, отношения эти, по внешним проявлениям не оставлявшие желать ничего лучшего, не носили характера ни интимной близости, ни дружбы, ни даже исключительного доверия… Но в вопросах управления армией, – свидетельствует Деникин, – государь всецело доверялся Алексееву».

Вернемся, однако, к делам на фронте. К исходу сентября 1913 года, то есть месяц спустя после смены военного руководства, тысячатрехсоткилометровый Восточно-Европейский фронт стабилизировался по линии Рига – Двинск – Пинок – Черновицы. Были оставлены Польша, часть Литвы, Галиция. Враг хотя и углубился в пределы России, был истощен. Попытка генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга пробить брешь и вывести в ходе Свенцянского прорыва в тыл русской армии большую массу конницы не привела к успеху. На юге Юго-Западный фронт внезапным ударом разгромил 4-ю австрийскую армию под Луцком.

Обозревая восточный театр военных действий в последние дни уходящей осени 1915 года, командующий германскими войсками с глубоким разочарованием писал: «Русские вырвались из клещей и добились фронтального отхода в желательном для них направлении». Начальник германского генерального штаба генерал от инфантерии Эрих фон Фалькенхайн, оценивая обстановку того времени, мрачно констатировал: «Выполненные операции не достигли вполне своей цели». «В истории этой войны, – подчеркнул лорд Китченер, выступая 15 сентября в английском парламенте, – будет мало столь выдающихся эпизодов, как искусное отступление русских на очень широком фронте во время постоянного бешеного натиска врага, который далеко превосходил не только в числе, но, главным образом, в артиллерии и боеприпасах. В результате мы видим русскую армию еще вполне боеспособной».

Подводя итоги военных действий осенью 1915 года, начальник штаба Верховного главнокомандующего Ставки генерал от инфантерии Алексеев особо подчеркивал мысль о том, что Восточно-Европейский фронт, сковав основные силы германского блока, стал главным фронтом Первой мировой войны: к концу года здесь против России действовало уже 140 дивизий противника, тогда как против ее союзников – 90. «Таким образом, кампания 1915 года не выявила решающего перевеса ни одной из воюющих коалиций», – отмечалось в его докладе правительству.

Тем не менее, военно-политическое положение Германии ухудшилось. Ее стратегический план совместно с Австро-Венгрией вывести из войны Россию полностью провалился. При сравнительно ограниченных экономических и людских ресурсах блоку центральных держав трудно было рассчитывать на успех в последующих военных действиях.

Вторая половина ноября 1915 года. В Ставке под руководством генерала Алексеева завершается разработка проекта плана совместных с союзниками действий на последующую кампанию. В кабинете начальника штаба только что закончилось очередное совещание. На массивных столах разложены различного рода справки, расчеты, предложения генерал-квартирмейстера, начальников родов войск и служб. На стене огромная карта Европы.

Задумавшись, Михаил Васильевич представил себя в роли воздушного наблюдателя, проносящегося над материком. Открывалась весьма необычная картина. Черная извилистая линия широкой дугой охватывала почти весь Европейский континент, упираясь своими концами в северные моря. Начиналась она у северного побережья Франции, подходила к границе Швейцарии, исчезая под горными массивами Швейцарских Альп, вновь появлялась у их южного подножия и, опоясав Аппенинский полуостров по границе Италии с Австро-Венгрией, поворачивалась к берегам Адриатики. Здесь линия перекидывалась на Балканский полуостров, подходя к Черному морю, затем уходя по огромному пространству России к берегам Балтики. Линия эта представляла позиционный фронт Центральных держав и стран Антанты: 500–800 метров «ничейной земли», густая сеть проволочных заграждений по обе ее стороны, позади которых лабиринт окопов, траншей, ходов сообщений, убежищ, блиндажей, бетонированных покрытий – почти сплошная цепь укрепленных позиций. «Да такого еще не было в военной истории», – невольно подумал Михаил Васильевич, словно встрепенувшись от глубокого сна. И снова в голове мысли о плане, теперь под углом зрения анализа положения воюющих сторон.

Страны Центрального блока, затратив огромные усилия, понеся невосполнимые потери, так и не смогли в 1915 году достичь поставленных целей. Правда, германская армия находилась в ста километрах от Парижа. Ею были оккупированы Бельгия, промышленные департаменты Франции.

Ей удалось захватить Сербию, Польшу, часть Литвы, Латвии и Белоруссии. Несколько упрочила свое положение Австро-Венгрия, довольно успешно отбиваясь от итальянских войск.

Вступила в войну Болгария с ее почти 500-тысячной армией. Стабилизировалось положение в Месопотамии и Сирии.