Полководец

Вечером Иван Ефимович ходил на доклад к маршалу С. К. Тимошенко, тот не только заслушал его, но и посоветовал, как держаться в Ставке. Семен Константинович, когда был наркомом обороны, часто общался со Сталиным, знал его привычки.

В Москву с Петровым вылетел начальник оперативного управления фронта генерал-майор Павел Михайлович Котов-Легоньков.

В Москве план операции сначала рассматривался в оперативном управлении Генерального штаба, затем в Главном морском штабе. После этого командующего пригласил первый заместитель начальника Генерального штаба Алексей Иннокентьевич Антонов. Он принял Петрова очень радушно. Совсем недавно, в июле – декабре 1942 года, генерал Антонов был начальником штаба Северо-Кавказского фронта, затем Черноморской группы войск и Закавказского фронта. В декабре 1942 года он был назначен на высокую должность в Генштабе. Выбор Ставки был не случаен, генерал Антонов проявил себя талантливым штабным работником. Да, есть и такой талант. И встречается так же редко, как талант в любой другой профессии.

Алексей Иннокентьевич полностью поддержал замысел Петрова и тоже дал несколько дружеских советов, как держаться во время беседы со Сталиным, так как знал, что от этой встречи зависит не только утверждение плана предстоящей операции, но и дальнейшая служба Петрова.

Это была первая встреча Петрова со Сталиным, и конечно же Иван Ефимович волновался еще задолго до того, как вошел в кабинет Верховного.

Дальше я пишу об этой встрече по рассказу самого Ивана Ефимовича:

– Сталин встретил меня пристальным, внимательным взглядом. Подошел. Поздоровался. Я с удивлением обнаружил на его лице несколько рябинок – следов оспы. Раньше на портретах я их никогда не видел, наверное, поэтому удивили. Лицо его было усталым. Он оказался ростом чуть ниже меня, и это тоже было неожиданно. Я его видел раньше издали да в кинохронике, и всегда он был в моих глазах более крупным. «Докладывайте, товарищ Петров», – коротко сказал Сталин и указал на стол, где можно развернуть карты. Я изложил замысел операции, все время стараясь быть кратким, понимая, что каждая минута Верховного дорога. После моего доклада Сталин спросил Антонова: «Какое мнение у Генерального штаба?» – «Генеральный штаб рассмотрел план операции Северо-Кавказского фронта и считает возможным его одобрить», – ответил Антонов. Сталин заговорил не торопясь, как бы размышляя вслух: «Значит, на Тамани против вас Семнадцатая немецкая армия, укрепленный рубеж и тяжелая для наступления местность. Но у этой армии позади Керченский пролив. А с вами Черноморский флот и Азовская флотилия. Ваш двухлетний опыт совместных действий с флотом дает основание считать, что в этой операции вы сумеете правильно использовать его силы. Ваша задача утопить немецкую армию в плавнях, лиманах и проливе. Кстати, в Ставке вас считают специалистом обороны. Но этот период войны для нас закончился. Вам предстоит проявить себя в руководстве наступательными операциями». Верховный утвердил план без изменений и поправок. Никаких других тем не коснулся. Подошел, прощаясь, пожал руку и добро сказал: «Желаю вам, товарищ Петров, успеха в этой операции».

В тот же день Петров возвратился на Кавказ. Сталин и раньше, заочно, относился к Петрову доброжелательно, ценя его заслуги в трудную пору 1941 года, упорную защиту Одессы и Севастополя. Отражение удара на Баку несомненно еще больше укрепило это уважение, о чем свидетельствует назначение его командующим Черноморской группой войск, а затем и Северо-Кавказским фронтом.

Ну, а самым убедительным подтверждением теперь уже не только уважения, но и расположения Верховного к Петрову стало то, что буквально вслед за возвращением Ивана Ефимовича из Москвы пришла телеграмма о присвоении ему звания генерал-полковника. Видно, Сталин рассмотрел, что у такого достойного и заслуженного генерала маловато звезд на погонах. Повышение до начала операции, когда еще неизвестно, что ожидает впереди – победа или провал, разумеется, означало, что Петров действительно произвел очень хорошее впечатление на Верховного.

Что же касается Ивана Ефимовича, то он, окрыленный одобрением плана, присвоением звания и весьма благоприятным исходом встречи со Сталиным, с еще большим жаром взялся за подготовку войск к сражению.

Да, так уж устроены люди, им нужно совсем немного: доброе слово, приветливый взгляд – и дети и полководцы от доброго отношения счастливы.

Я думаю, именно хорошее настроение, ощущение радостной приподнятости позволило провести с блеском одну из трудных и ярких операций Великой Отечественной войны, которую до сих пор изучают в академиях: о ней написаны многие исследования, защищены кандидатские и докторские диссертации.

Новороссийская операция

В ночь с 8 на 9 сентября 1943 года генерал Петров выехал на свой наблюдательный пункт. Он был оборудован в районе горы Дооб. Неподалеку от него находился НП командующего Черноморским флотом, а еще несколько южнее – НП командующего 18-й армией. Близость друг от друга лиц, ответственных за ход операции, упрощала и делала более устойчивым управление в ходе наступления. Петров ехал в машине и знал, что в окружающем мраке на огромном пространстве побережья Черного моря сейчас идет напряженная, торопливая работа, завершающая всю длительную, многонедельную подготовку к броску на Новороссийск. Он живо представлял лица людей, с кем встречался и беседовал вечером, тех самых, кому придется выполнять труднейшую часть операции: вести бой, идти на врага грудь в грудь.

Петров накануне приказал собрать командно-политический состав частей, участвующих в десанте, всех – от командира роты и катера до командира десанта. На эту встречу прибыли члены Военных советов фронта и 18-й армии. Это был не митинг, не собрание – был разговор боевых товарищей перед большим и ответственным боем. Петров вел этот разговор в обычной для него манере беседы. Вот как описывает эту встречу присутствовавший на ней контр-адмирал Холостяков:

«Нетрудно представить, сколько у генерал-полковника Петрова забот перед наступлением фронтового масштаба. Вряд ли удастся ему сегодня побывать, как он это любит, на исходном рубеже какой-нибудь роты. Но не повидаться с командирами, которые первыми должны ворваться с моря в укрепленный противником порт, Иван Ефимович, очевидно, не может. Ему нужно не только напутствовать их, но и послушать, самому почувствовать, насколько они готовы к такому бою. Командующий фронтом обращается поочередно к младшим офицерам из разных частей, и они докладывали о своей задаче, о том, как подготовились, чем обеспечены к бою, чего недостает. Почти каждого генерал-полковник спрашивает о настроении бойцов, некоторых – о том, где воевали, за что награждены (про двух или трех, еще не имевших орденов, велел что-то записать адъютанту). Армейцев и моряков он слушает одинаково внимательно, с живым интересом знакомясь с новыми людьми и, вероятно, многих запоминая.

Потом генерал Петров говорит сам. Он не вдается в замысел операции… Подробно останавливается на роли младшего офицера в наступлении, на том, насколько зависит общий успех от каждого лейтенанта, от его умения организовывать неотразимый натиск, поддержать соседа, вселить в подчиненных уверенность в победе. Дает совет – не преуменьшать перед бойцами трудности предстоящих боев, не скрывать правду о том, как силен еще враг, ибо это надо помнить и учитывать, чтобы его одолеть.

– А разгромить врага, – заканчивает командующий, – мы можем и обязаны!»

Иван Ефимович умел не только понять, почувствовать настроение людей, но и зажечь их сердца, воодушевить на подвиги.

После совещания в тот же день, 7 сентября, Петров дал указание командующему Черноморским флотом вице-адмиралу Владимирскому и командующему 18-й армией генералу Леселидзе начать штурм в ночь с 8 на 9 сентября в 2 часа 15 минут. Вот как строго хранится тайна на войне, когда дело связано с тысячами жизней! Час атаки до последнего допустимого предела знал только сам Петров. Операция разработана, все готово, а когда наступит «Ч» – время атаки, – знал только один командующий, определивший его давно. С подобной предосторожностью у Петрова мы уже встречались.

На наблюдательном пункте было ветрено и сыро. Моросил мелкий дождь. В ночном небе плыли тяжелые низкие тучи. Ветер все усиливался. Море загудело. Петров, обеспокоенный неблагоприятной погодой, поехал в Геленджик к вице-адмиралу Владимирскому, чтобы вместе определить, можно ли начинать десантирование. Моряки ничего определенного Петрову не сказали. Командир бригады катеров капитан 2-го ранга Проценко предложил для пробы выйти катерам в море. Как только катера вышли из бухты, их тут же стало заливать водой. А ветер все усиливался. Все моряки сходились на том, что при такой погоде выпускать в море суда с десантом опасно. Но успокаивали Петрова тем, что этот норд-ост не осенний, он будет непродолжительным. Учтя этот прогноз, командующий перенес начало операции на сутки, назначив штурм в ночь на 10 сентября.

Отсрочка всегда плохо действует на людей. Ожидание боя связано с напряжением нервов. Петров хорошо знал цену на войне фактору времени, который всегда носит обоюдоострый характер. Не успел или отложил что-то сделать ты, может упредить противник. Но бросать десант в бушующее море – это поражение до боя.

Прошли сутки в томительном ожидании. Утром 9 сентября погода улучшилась. Моряки предсказывали и дальнейшее улучшение.

Петров, переговорив со своими помощниками, уточнив готовность всех сил к действию, выехал в войска. На этот раз он побывал в бригаде катеров Проценко, выполнявшей в операции очень ответственную задачу. Надо было, чтобы люди помнили об этом, не расслаблялись из-за переноса атаки.

Перед вечером были проведены короткие митинги во всех десантных отрядах, стрелковых и артиллерийских подразделениях. На некоторых митингах выступили И. Е. Петров и маршал С. К. Тимошенко.

В ходе одной из бесед с десантниками командир высадки контр-адмирал Г. Н. Холостяков доложил Петрову:

– Десантники отказываются брать с собой трехдневный сухой паек и сверх всякой нормы загружают свои сумки и карманы патронами, а на пояс вешают побольше гранат. Довод один: без галет, сала и консервов воевать можно, а боеприпасам в бою расход большой.