Полководец

Но все же генерал Софронов согласился с предложением Ивана Ефимовича, и 14 сентября, сокращая фронт и извлекая из этого еще какую-то возможность удерживать врага, Петров отвел левый фланг на рубеж Сухого лимана.

На следующий день из Москвы поступила телеграмма, которая имела очень большое значение для защитников Одессы. В ней говорилось:

«Передайте просьбу Ставки Верховного Командования бойцам и командирам, защищающим Одессу, продержаться 6–7 дней, в течение которых они получат подмогу в виде авиации и вооруженного пополнения. И. Сталин».

Иван Ефимович и комиссар дивизии бригадный комиссар А. С. Степанов довели содержание этой телеграммы до всех командиров и бойцов. Они обращали их внимание, что Ставка высоко оценивает стойкость защитников города и, понимая, что у них уже нет сил сдерживать натиск во много раз превосходящего врага, не приказывает, а просит! Просит защитников города сделать невозможное – продержаться еще хотя бы неделю. Помощь идет. Ставка обещала, значит, эта помощь будет!

Именно эта форма – просьба, а не приказ – оказала на людей огромное воздействие. Она прибавила сил. Людям хотелось оправдать веру Верховного Главнокомандования. И они совершили невозможное. Они выстояли эту неделю на тех же рубежах и удержали врага, как просила Ставка!

Как было трудно и как, несмотря ни на что, был высок боевой дух защитников Одессы, хочется проиллюстрировать еще одним отрывком из воспоминаний Ф. С. Блинова:

« – Соскучился по своему комдиву? – Голос капитана Харлашкина вроде бы веселый.

Я насторожился: почему представитель штаба армии заговорил о генерале Петрове? С Иваном Ефимовичем мы расстались дней десять назад, он командовал уже не нашей дивизией, а 25-й Чапаевской. Но одновременно ему были подчинены все войска Южного сектора, в том числе и кавдивизия. А командиром нашей дивизии назначили полковника Новикова – командира одного из полков 95-й Молдавской дивизии.

– Скоро увидишься с генералом Петровым! – подтверждая мою догадку, продолжал Харлашкин. – Я видел у полковника Крылова приказ – Пятому кавполку идти на помощь 25-й Чапаевской дивизии.

Вскоре действительно пришел приказ.

Совхоз Ульяновка, куда нам приказали прибыть, расположен между Большим Фонтаном и Люстдорфом (ныне – Черноморск). Часто бывал я здесь до войны с женой и дочками, мы выбирали красивое, живописное местечко и с наслаждением «пляжились», как говорят в Одессе. Но сейчас я оцениваю эти места с точки зрения пригодности к действиям кавалерии. Плохо, очень плохо. Причерноморская степь ровная, открытая. Где укрыть лошадей? Даже лесопосадок тут нет, в которых можно спрятаться, как в Лузановке.

На баштанах, во фруктовых садах полно сочных, сладких кавунов, яблок, груш, винограда. Но нас это не радует – среди яблок и арбузов конницу не спрячешь.

Я волнуюсь. Втайне надеюсь, что нас встретит Иван Ефимович Петров. Кадровый кавалерист, он очень любил наш полк. Я чувствовал: если будет хоть малейшая возможность, генерал встретит нас. Для полка это будет большой радостью – кавалеристы тоже любили генерала Петрова.

Так и есть – возле совхоза, поставив ногу на подножку своего знаменитого «пикапа», стоял наш бывший комдив. Иван Ефимович был сдержан, но с каким удовольствием смотрел он на кавалеристов!

– Товарищ генерал! 5-й кавалерийский полк прибыл для выполнения боевого задания.

– Полк, говоришь?

Генерал помрачнел. Назвать полком отряд, который стоял перед генералом, можно было с большой долей воображения: жестокие бои вывели из строя большинство командиров взводов и эскадронов, больше половины бойцов.

– Тяжело. Но будет еще тяжелее. Вот, видишь? Прямая дорога на Одессу! – генерал взмахнул рукой. – Семь километров от Татарки и Дальника. На днях две новые пехотные дивизии появились против нас – 5-я и 21-я. От наших 1-го и 3-го полков почти ничего не осталось – остатки влились в 25-ю Чапаевскую. Противник нацелился на Дальних и Татарку, с юга – на Сухой лиман, чтобы обстреливать отсюда город. Пленных захватили – Антонеску рвет и мечет: взять Одессу к 3 сентября! – На суровом лице генерала появилось подобие улыбки: – Это он уже десятый срок назначает. Вот смотри… – Иван Ефимович развернул карту. – Здесь, справа, у тебя 287-й полк чапаевцев. Они дерутся за Дальник на дороге Беляевка – Одесса, на хуторах Фрейденталъ и Красный Переселенец. Отряды 3-го и 7-го кавполков отступили от Ленинталя и теперь стоят перед самым Дальником. Фашисты уже стреляют из района Сухого лимана по Одессе из пушек. Ты видел, что делается в городе?

Да, я видел. При свете пожаров (проезжали мы Одессу, как обычно, ночью) больно было смотреть на истерзанный бомбами и снарядами город. Пожары, пожары – в городе светло, как днем, никакая светомаскировка не нужна. И если раньше одесситы страдали от бомб, то теперь фашисты с близкого расстояния методически разрушают дома из орудий.

Я внимательно слушал генерала. Его осунувшееся лицо подергивалось чаще, чем обычно. Если даже генерал Петров, который, по-моему, мог 24 часа в сутки не спать и быть свежим, так выглядел – дела наши тут не блестящи.

– И пополнения почти нет, – поморщился генерал. – Все, кто мог держать оружие, ушли из города на фронт. А морем с Большой земли кораблям очень трудно прорваться… – Иван Ефимович на мгновение задумался. – Новая дивизия появилась. В деле она еще, правда, не была, но авиаторы засекли ее в районе Беляевки. Пленные говорят: два полка 1-й румынской кавдивизии.

На следующий день я, конечно, сообщил своим товарищам эту новость. Кавалеристы приводили в порядок свои клинки – чистили, точили. Ох, как хотелось нам встретиться в открытом бою с румынской конницей!..»

Затем несколько дней шли тяжелые бои, доходившие до рукопашных схваток. Пришел день, когда конники показали себя и в конном строю. Продолжим рассказ Блинова:

«Мы отбили у фашистов потерянные 800 метров. Не успели отдышаться – зовет к телефону генерал Петров:

– Ну как?

– Все в порядке, товарищ генерал! Положение восстановлено.

– А Ленинталь?

Хутор Ленинталь нас измучил. Он клинком врезался в наши позиции. Что мы только не делали, чтобы забрать его обратно. Но силенок не хватало. А начальство все время нажимало. И сейчас генерал Петров вспомнил об этом клине – и, может быть, сам того не желая, уколол меня своим напоминанием. А нам не до жиру, как говорится, быть бы живу. Хорошо хоть эти 800 метров вернули. Людей в полку все меньше и меньше. Но я не докладываю генералу о положении – бесполезно. Ведь он сам все хорошо знает.

И все-таки генерал требует взять Ленинталь – слишком опасные позиции здесь у фашистов.

Чуть помолчав, Петров говорит:

– Хорошо, сам приеду.

Назавтра к скирде соломы, возле которой был мой КП, подъехал «пикап». Из машины вылез Иван Ефимович. Вид у него был очень утомленный. Отрывисто и коротко он сказал:

– Принимай пополнение. Последние остатки наскребли.

Подозвав старшину Ячунского, генерал что-то написал на листке из блокнота и, отдавая ему, сказал:

– Люди в-о-о-он в той посадке!

Через час я уже распределял бойцов по эскадронам. Правда, многие признались, что даже не держали в руках винтовку. Но были и кадровые солдаты, такие, кто уже нюхал порох.

Перед отъездом генерал отозвал меня в сторону. Помолчав, он сказал негромко:

– Очень трудно. Понимаю все. – И добавил: – Но отступать нельзя. Верховный Главнокомандующий просит держаться.