Полночь

С нескрываемым раздражением он отходит в сторону и пропускает меня внутрь, после чего закрывает за мной дверь.

— Вы собираетесь каждый день меня навещать? — интересуется Уэльс, проходя мимо меня.

Я стараюсь не смотреть на его внешний вид, но выходит это не очень, потому что его тело курсирует прямо перед моим носом в поисках хоть какого-то одеяния.

Остановившись у шкафа, он достает оттуда черные брюки и замечает сосредоточенность на моём лице.

— Что? — тут же хмурится он. — Мне пришлось купить хоть что-то, чтобы не остаться без потомства.

Еще один намёк на то, что всё, что носится ниже пояса — ему жмёт.

Я закусываю губу, наблюдая за тем, как он надевает брюки и застегивает ширинку.

Очень профессионально, Джейд!

— Почему чёрные? — интересуюсь я, пытаясь перестать думать о том, какой ему нужен размер, чтобы чувствовать себя комфортно. Или чтобы что-то другое чувствовало себя комфортно…

— Мне предлагали серые, — начал он, достав из шкафа белую рубашку. Черт бы его побрал! — Но…я не знаю, мне понравились чёрные.

— Почему брюки, а не…джинсы? — мои вопросы кажутся странными даже мне.

Он щурит глаза, застёгивая пуговицы рубашки, а я переступаю с ноги на ногу, чувствуя себя неловко.

— Это какой-то долбанный психологический тест? — он считает меня идиоткой, и это заметно по выражению его лица. — Мне не нравится, как джинсы прилегают к моим ногам, — поясняет он, закончив с пуговицами.

От его ответа мне становится смешно, и я улыбаюсь уголком губ, опустив голову.

— Вы куда-то собираетесь? — интересуюсь я, взяв себя в руки.

— Мисс Прайс, вы предлагаете выслушивать Ваши нескончаемые вопросы в почти раздетом виде? — вздымает Уэльс бровь. — Я не против, — тут же отвечает он, — но я боюсь, разговор не будет клеится нужным образом, и вся эта затея затянется на долгий час, чего мне очень не хотелось бы.

— Наш разговор? — переспрашиваю я.

— Ну, знаете, Вы спрашиваете, я отвечаю, и всё такое, — поясняет он мне, как умалишенной.

— Я бы не назвала это разговором, мистер Холланд, — холодно отвечаю я. — Ваши гневные высказывания не тянут на нормальный ответ, а на то, чтобы называть это «разговором» уж тем более, — набираю воздуха в лёгкие и продолжаю прежде, чем он сможет открыть рот. — Благодарю за столь тёплый приём и посмею упомянуть, что рада видеть Вас в полном здравии. Всего доброго.

Разворачиваюсь на каблуках и поспешно направляюсь к двери, хлопнув ею.

— Ублюдок! — срывается с моих губ. — Долбаный идиот!

— Ты в порядке? — голос Гэвина вырывает меня из внутреннего гнева.

— Гэвин, — голос срывается, — что ты здесь делаешь?!

— Чарльз сказал забрать тебя…

— Чёрт побери, забрать у моего дома! — зло тараторю я, садясь в машину так, чтобы нас никто не заметил.

Гэвин быстро обходит автомобиль и, сев за руль, нажимает на газ.

— Ты ведь не скажешь Чарльзу? — в его голосе явное беспокойство.

— Нет, но из-за твоей выходки мне придётся на пару дней прекратить визиты к Уэльсу, что ни к чему хорошему привести не может, — зло отвечаю я, оглядываясь по сторонам в надежде, что за нами никто не следит. — Ты не замечал ничего подозрительного?

Гэвин тут же отрицательно мотает головой:

— Все было тихо.

Я ёрзаю на сиденье и прихожу к единому выходу:

— Мы должны на день покинуть город, — достаю телефон из сумочки и набираю СМС своей тётушке. Она тут же присылает адрес своего ранчо и упоминает о местонахождении ключей.

Я отвечаю ей благодарностью в письменном виде и пересылаю адрес Гэвину на телефон, чтобы тот смог воспользоваться навигатором.

***

Схрена я должен чувствовать вину перед этой чёртовой мисс Прайс?!

Я не просил её навещать меня каждый долбанный день!

Хватило бы одного раза, чтобы убедиться, что я жив и здоров. А ещё я нихрена не помню о своей прошлой жизни и понятия не имею, что мне делать дальше.

Пустые полки в ванной, гостиной и даже кухне каждый раз вводят меня в ступор. Особенно когда я пытаюсь свыкнуться с тем, что попал в аварию, и всё придется начинать с чистого листа.

Но не настолько же чистого, что в этой долбанной квартире нет ни одного предмета, который мог бы напомнить мне о прошлом.

Хотя бы чуть-чуть.

Чтобы хотя бы понять, умел я готовить, или нет.

Ухаживал я за этими гребаными цветами на подоконнике, или они вообще…искусственные?

Я тянусь рукой к кактусу, который больно впивается мне в палец, и снова громко выругиваюсь в пустой квартире.

Кидаю взгляд на настенные часы и замечаю, что уже далеко за полдень, а она так и не пришла.

Обиделась?

Она не похожа на девушку, которая обижается из-за таких пустяков.

А пустяк ли это был, в каждом предложении использовать частичку грубости?

Отец всегда говорил, что холодный тон и грубое обращение действуют безотказно.

Видимо, действительно подействовали.

Я замер посреди гостиной, чувствуя, что не дышу, и только спустя секунду понял…что вспомнил что-то более отдаленное от детства.

Сколько лет мне было, когда он это сказал?

Одиннадцать, двенадцать?

Вспомнить трудно, но его голос глубоко врезался в память.

Но я вспомнил, и мне хотелось с кем-нибудь этим поделиться. А как раз поделиться было не с кем.