Полночное солнце

Выпив чая и налюбовавшись оленями, нам пришлось выбраться из дома и отправиться на исследование посёлка, который накануне мы почти не видели.

Наша знаменитая «двадцатьдевятка» и правда стояла на отшибе, в отдалении от остальных зданий, как и обещал вчерашний шахтёр Николай в аэропорту. Прямо около дома был довольно глубокий овраг с сугробами выше моего скромного роста, и пройти там было нельзя. У крыльца висел график уборки снега: предполагалось, что жители каждой квартиры в определённый день должны очищать ступеньки крыльца от снега. Наша квартира, согласно графику, должна была это делать каждое девятое число.

Мы вышли из дома и позвонили Николаю. В девять часов у всех вновь прибывших намечалось собрание в каком-то здании, и надо было подписать обходные листы, но мы понятия не имели, где всё это находится.

В 8:55 мы приблизились к красно-бежевому зданию и поднялись на крыльцо. «Административно-бытовой комплекс рудника» – гордо гласила чёрная табличка у двери. Для краткости – АБК. Несмотря на красивую обшивку, внутри законсервировались настоящие 1990-е. Бесконечно длинные обшарпанные коридоры вели в разные стороны, иногда пересекаясь друг с другом, по ним бродили люди в толстых синтепоновых штанах, в руках у некоторых были какие-то бумажки, коробки, а в конце коридора в белом халате, со шваброй в руках прохаживалась уборщица. Трудно сказать, чем она была занята, но только не помывкой пола! Николай ловко лавировал из коридора в коридор, из кабинета в кабинет, пока мы не уткнулись в толпу людей. Почти все они были шахтёрами, приехавшими вчерашним чартером. В руках у каждого были обходные листы.

– Надо же, у вас такие же! Зачем вам-то в ламповой подпись ставить? Тю-ю-ю, и в бане тоже! – рассмеялся какой-то пожилой шахтёр с аккуратной окладистой бородкой. Рядом с ним стоял абсолютно круглый человек в чёрной с мелкой синей полоской шапке. Под глазами у него были серо-жёлтые мешки, почти идеально круглые, как и он сам.

– Первый раз? Я тоже. Если понравится – продлюсь ещё на полтора года.

– А вы же учительницы, да? – вновь насел первый. – Ну и как вы учить будете? Я сюда семью планирую выписать, мне это всё надо знать!

К счастью, этот разговор пришлось прервать, потому что на- ступила наша очередь ставить подпись, и, когда мы вышли из кабинета, нас ждал спасительный Николай.

– Пошли быстро в ламповую, потом в баню, а там на собрание.

Спускаясь по бесконечным жёлтым вытертым лестницам вниз, мы попали в тёмное, неприятное помещение. Стены были выкрашены в тёмно-зелёный цвет, но из-за практически полного отсутствия света этого не было видно. В стене зиял натуральный пролом, перегороженный чёрной металлической решёткой, посреди которой образовалось что-то вроде окна раздачи. За ним стояла женщина лет 40 с пережжёнными осветлителем соломенными волосами. Чуть полноватую фигуру обтягивала бойкая розовая флисовая кофта и синтепоновые штаны, довершало картину удивительно приятное и мягкое лицо. После того как она подписалась в обходных листах, мы отправились в баню путаными тёмными лабиринтами, в которых запутался бы сам Минотавр, вдобавок проходящими через мужскую раздевалку (мы смутились, а вот шахтёры, её заполонившие – отнюдь) они привели нас в очередную комнату к монументальной барышне с прической «а-ля Раневская», россыпью ярко-жёлтых колец и белым халатом.

– О, Коля приехал. Надолг’a? – спросила она с характерным украинским «хэканьем». Впрочем, тут, в посёлке, оно весьма распространено и так переплетено с русским языком, что к этому быстро привыкаешь. – Девочки, а вам зачем моя подпись? Вы же в школу. Ладно, распишусь.

И откуда все знают, что мы в школу приехали работать? За- гадка…

Собрание проходило в просторном коридоре, куда натаскали стульев. Сначала выступал маленький круглый человечек. Говорил он долго, заковыристо, прикрывая от важности глаза и драматично вздыхая посреди фраз. Из его речи мы уяснили, что в посёлке нельзя пить. Но, если мы уж решили выпить, то надо хотя бы выключить плиту. К туристам на улицах нельзя приставать и просить их выменять какие-то вещи. Лучше вообще обходить их стороной, да. А вот здороваться надо, причём со всеми. Кстати, всем в магазине промтоваров желательно купить ледоступы, иначе произойдёт «оскольжевание». Если все перечисленные правила не будут соблюдаться, то ваш покорный слуга-оратор лично «порвёт трудовой кодекс». Интересно, как он это сделает своими маленькими пухлыми ручками? Я даже начала представлять сие действо в красках, но полёт воображения прорвал вчерашний завхоз из аэропорта. То ли от того, что я была настроена смотреть на всё исключительно с положительной точки зрения, то ли ещё почему, но он показался довольно приятным мужчиной, хоть и угрожающе властным местами.

После собрания пришлось посетить местную больницу, где нам лишний раз напомнили о запрете пить и буянить, и главврач, похожий на большой и косматый знак вопроса, зачем-то многозначительно изрёк: «А математик тут всем двоек понаставил. Все страшно им недовольны».

Оставалось главное место для нас в посёлке – школа.

Глава 3 Ожидания и реальность

О, школа, царство двоек, детских слёз и невыспавшихся людей. Надо сказать, в школе я уже проработала несколько лет, репетитором – ещё больше. И о подростках я знаю, пожалуй, всё. Только вот тогда мне это не помогло.

Дело в том, что школа на руднике совмещена с детским садом, в котором я должна была работать. Перспектива взаимодействовать с такими маленькими детьми меня, честно сказать, пугала, потому что я раньше никогда ничего подобного не делала. Более того, после разговора с директором школы и товарищем Орешко в Москве у меня создалось смутное впечатление, что я буду работать не в младшей или старшей группе, а в детском саду вообще. Неопределённости добавляла подпись «помощник воспитателя школы-детского сада» в моём контракте. Представьте, какая каша творилась у меня в голове на момент приезда в посёлок: я приехала работать «в сад вообще», понятия не имела, что надо делать с детьми, мозг мой распух от наставлений и назиданий более опытных товарищей, оставшихся, как назло, в Москве. Хотя есть что-то мотивирующее в таком хаосе.

Итак, кирпичное здание школы, расписанное сюжетами из русских сказок и животными Арктики, находилось через дорогу, а вернее, через титанический сугроб от АБК и имело сразу пять выходов. Искать нужный пришлось методом совершения круга почёта, и нам в целом это удалось. Рядом с дверью висела табличка «Школа-Детский сад» (о, эта неопределённость) и расписание, где почему-то написано, что детский сад работает с семи утра. «Глупости! – я решительно отмела эту идею. – Невозможно работать с семи утра! Это, верно, кто-то другой так работает, не я».

Внутри дверей было ещё больше, но, на счастье, нам навстречу вышла высокая женщина лет 50 с короткими тёмными волосами.

– София Михайловна! – представилась она. – А мы вас уже с самого утра ждём. Проходите сюда, тут у нас раздевалка, сейчас я вам тапочки принесу.

Она толкнула одну из дверей и куда-то скрылась. Да, тапочки – особенность посёлка, при входе в помещение всегда необходимо переобуваться: зимой из-за снега, а летом из-за уголь- ной пыли.

В школе, несмотря на каникулы, было много детей.

– Они сюда на каникулах поесть ходят, – объяснила София Михайловна. – Впрочем, это Александры Игоревны касается, а в детском саду каникул нет. Пойдёмте, я вас с коллегами познакомлю.

Коллеги обитали в кабинете математики, по совместительству – кабинете информатики и учительской.

– Коллеги, знакомьтесь! Александра Игоревна и Алина Игоревна!

– А кто из вас будет в саду работать? – спросила полноватая женщина с длинными светлыми волосами.

– Я так понимаю, что я…

– Будете с моим сыном!

– Да я не знаю ещё…

– Мы зато всё знаем! Что ж, ну хоть кто-то.

Детсад располагался на втором этаже, и там нашим Вергилием стала молодая симпатичная девушка Варя. В спальне на маленьких кроватках спали дети, завернувшись в одеяла с оранжевыми пододеяльниками. Варя внесла долю ясности в мою жизнь:

оказывается, меня определили в ясли, но пока непонятно, воспитателем или помощником.

К детям нас решено было допустить со следующего дня, после чего София Михайловна вручила обходные листы и направила нас к некой «Инструкции» в АБК. «Инструкцией» оказался тот самый маленький круглый человечек, рассказывавший нам на собрании про «оскольжевание» и разрыв трудового кодекса.