Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 3. Стихотворения. Поэмы (1914–1918)
Шрифт:
Дат.: февраль 1916 г. — по дате публикации.
Ст. 3. — Волчье солнце — образ, заимствованный из ст-ния Т. Корбьера «Волчье солнце» (перевод с франц. Б. Лившица; таково же название и второй книги стихов самого Лившица — 1914).
Нива. 1916. № 9 (27 февраля), с цензурными купюрами. Печ. по автографу 1, как самому близкому к версии прижизненной публикации.
ПС 1922, с вар. (цензурная купюра), ПС 1923, с вар., Неизд 1952, вар. автографа 3, СС II, вар. автографа 3, СП (Тб), вар. ПС 1923, БП, вар. автографа 4, СП (Тб) 2, вар. ПС 1923, Изб (Кр), вар. ПС 1923, Ст ПРП (ЗК), вар. ПС 1923, ОС 1989, вар. автографа 4, Ст ПРП, вар. ПС 1923, СПП, вар. автографа 4, Изб (Слов), вар. ПС 1923, Кап, вар. автографа 4, СС (Р-т) II, вар. автографа 3, СП (XX век), вар. ПС 1923, Изб (Слов) 2, вар. ПС 1923, СП (Ир), вар. ПС 1923, Соч I, вар. автографа 4, Круг чтения, вар. автографа 4, Изб (XX век), вар. автографа 4, Русский путь, вар. автографа 2, Ст 1995, вар. автографа 4, ВБП, вар. автографа 4, МП, вар. автографа 4, СП 1997, вар. автографа 4, Силард 1979, Силард 1983, Душа любви.
Автограф 1 — РГАЛИ. Ф. 147 (Н. С. Гумилева). Оп. 1. Ед. хр. 7. Л. 26. Автограф 2 с вар. — РНБ. Ф. 124 (П. Л. Вакселя). Ед. хр. 1398. Л. 2. Автограф 3 с вар. — Альбом Струве. Автограф 4 с вар. — Отлуние.
Дат.: февраль 1916 г. — по дате публикации.
Перевод на чешский яз. («Druhy rok») — Honzik.
Ст-ние отражает перелом в отношении Гумилева к войне. Интерпретируя его, Р. Д. Тименчик пишет: «...приподнятая риторика ранних военных стихов уступила место видениям мрачным и прогнозам фантастическим. Затянувшаяся война обращала всю культурную историю человечества
В ст-нии Гумилев использовал несколько стихов из ст-ния «Двенадцатый год» — см. № 17 в т. II наст. изд. и комментарии к нему.
Солнце России. 1916. Март. № 317, с вар., Костер.
Кост 1922 (Б), Кост 1922 (М-П), СС 1947 III, Изб 1959, СС II, Изб 1986, Кост 1979, СП (Волг), СП (Тб), БП, СП (Тб) 2, СП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), ОС 1989, Кост 1989, Изб (М), Ст (XX век), Ст ПРП, СПП, Ст (М-В), ШЧ, Кап, СС (Р-т) II, ОС 1991, СП (XX век), СП (Ир), Изб (Х), Соч I, СП (К), Ст (Яр), Круг чтения, Изб (XX век), Русский путь, Ст 1995, ВБП, МП, СП 1997, Изб (Сар) 2, Акме, Душа любви, Серебряный век русской поэзии, Свиданье, Поэзия серебряного века. Антология. СПб., 1996, Поэты серебряного века. Йошкар-Ола, 1997.
Автограф 1 с вар. — Альбом Струве. Автограф 2 с вар. — Отлуние. Автограф 3 — Архив Лозинского, рукопись Костра.
Дат.: март 1916 г. — по дате публикации.
Рецензентом «Костра» в ст-нии был отмечен элемент «фламандской живописи» и само оно отнесено к стихам, в которых «очень полновесен эпический элемент», дающий повод предполагать, что поэт «должен быть хорошим прозаиком» (Медведев П. Н. Гумилев. «Костер» // Записки Передвижного общедоступного театра. Пг., 1919. Вып. 24–25 (август-сентябрь). С. 15). Аналогию с живописью отмечает и Н. А. Оцуп: «В стихотворении “Городок” продолжается ряд картинок русской провинциальной жизни. Это стихотворение написано пером, которое снова напоминает нам кисть Фра Анжелико <...>.
“Городок” изобилует русизмами в области стилистики. Выбор слов показывает намерение поэта фиксировать что-то специфически русское» (Оцуп. С. 146). По мнению Е. Томпсон, ст-ние представляет собой картину невинной Руси, в которой преобладают внутренняя пассивность и простота. Отсюда — не «“солдаты”, а “солдатики”, а суда капитанов-победителей (кораблей в цикле “Капитаны”) превращаются в “лодочки”» (Thompson E. N. S. Gumilev and the Russian Ideology // Berkeley. P. 319). И. Винокурова считает, что «при всей своей подчеркнутой игрушечности» ст-ние «дает представление о характере и направлении пути, о “русской идиллии” навырост <...> Гумилева вовсе не пугает угроза “сытости”, “благополучия”, “торгового” существования, якобы умерщвляющего дух. Он твердо знает, что дух не умертвить...» (Винокурова И. Жестокая, милая жизнь // Новый мир. 1990. № 5. С. 257). А. И. Михайлов приводит последнюю строфу как исключение в подтверждение своей мысли о том, что в целом Гумилев, изображая «православную Русь», не поднимается над «долом реальности низшей», в противоположность Н. Клюеву, А. Ремизову и попыткам А. Блока, — к «Руси сокровенной» (Михайлов А. Николай Гумилев и Николай Клюев // Исследования и материалы. С. 68).
Блоком в подаренном ему Гумилевым экземпляре «Костра» подчеркнуто слово «настоящая» в ст. 6 и напротив написано: «Так вот что настоящее». В ст. 12. подчеркнуто «совсем лунатики» и рядом поставлены восклицательный и вопросительный знаки. Ст. 21–28 отчеркнуты Блоком фигурными скобками, напротив им же написано: «Одно из двух» (Библиотека А. Блока. Описание. Л., 1984. Кн. I. С. 253).
Нива. 1916. 12 марта. № 11, с вар., Костер.
Кост 1922 (Б), Кост 1922 (М-П), СС 1947 III, Изб 1959, СС II, Изб 1986, Ст 1986, Кост 1979, Изб (Огонек), СП (Волг), СП (Тб), Ст (Полиграф), БП, СП (Тб) 2, СП (Феникс), Изб (Кр), СП (К), Ст ПРП (ЗК), ОС 1989, Кост 1989, Изб (М), Ст (XX век), Ст ПРП, СПП, Ст (М-В), ШЧ, Изб (Слов), СС (Р-т) II, ОС 1991, СП (XX век), Изб (Слов) 2, СП (Ир), Изб (Х), Соч I, Изб (Слов) 2, СП (Ир), Ст (Яр), Круг чтения, Изб (XX век), ЧН 1995, Ст 1995, Изб 1997, ВБП, МП, СП 1997, Изб (Сар) 2, Слово. Вып. 1. М., 1989, Душа любви, Свиданье.
Автограф 1 — РНБ. Ф. 124 (П. Л. Вакселя). Ед. хр. 1398. Л. 1 — 1 об., черновые наброски, практически нечитаемые. Автограф 2 с вар. — Альбом Струве. Автограф 3 с вар. — Отлуние. В ст. 19 вместо «Что» ранее было «Где». Автограф 4 — Архив Лозинского, рукопись Костра.
Дат.: март 1916 г. — по дате публикации.
Переводы на англ. яз. («Childhood») — SW. P. 94; Russian Poetry: The Modern Period. Ed. John Glad and Daniel Weissbort. Iowa City, 1978 (Trans. Joseph Kiegel). Перевод на чешский яз. («Detstvi») — Honzik.
Н. А. Оцуп отмечает биографическую точность этого ст-ния (детство поэта прошло в Царском Селе): «Тут изображен царскосельский ландшафт. Царская резиденция изобиловала “пахнущими лугами”, где паслись прекрасные стада с окружающих ферм, где растили большое количество отборного скота» (Оцуп. С. 12–13). По утверждению Л. Хихадзе, в ст-нии выражено «острое ощущение <...> прекрасной изначальности» жизни, хотя в целом поэту свойственно активное неприятие ее «как повседневности» (Хихадзе Л. Гумилев и Кавказ // Литературная Грузия. 1988. № 12. С. 122). Э. Папля находит в нем выражение характерного для зрелой лирики Гумилева «чувства особого согласия с природой», в нем (как и в ст-нии «Костра» «Канцона вторая») «сенсуальное и духовное начало гармонически сопряжены, — пример того, что Пруст назвал однажды “содействием религиозного духа и любви вещей”» (Папля Э. Homo peregrinans в лирике Николая Гумилева // Berkeley. P. 216). Оно, по утверждению Л. Аллена, относится к тем ст-ниям Гумилева о России и себе в связи с Россией, которые «полностью опровергают легенду о “нерусскости” поэта. Оглядываясь на свое прошлое, например, в стихотворениях “Детство” и “Память”, Гумилев недвусмысленно осознавал свою принадлежность к родной национальной стихии» (Аллен Л. У истоков поэтики Н. С. Гумилева. Французская и западноевропейская поэзия // Исследования и материалы. С. 251). В. С. Баевский видит в этом ст-нии образец «высокого достижения» поэта в области дольника (как «романтического метра русской поэзии XX века»), «одним из самых последовательных создателей» и мастером которого Гумилев был (Баевский В. С. Николай Гумилев — мастер стиха // Исследования и материалы. С. 84).
Ст. 17–20 отчеркнуты Блоком в подаренном ему Гумилевым экземпляре «Костра» (Библиотека А. А. Блока. Описание. Л., 1984. Кн. I. С. 253).
Ст. 12. — Возможно, аллюзия-антитеза на мандельштамовское: «Неужели я настоящий, / И действительно смерть придет?» («Отчего душа так певуча...», 1911).
Одесский листок. 1916. 10 апреля (№ 97), с вар., Костер.
Кост 1922 (Б), Кост 1922 (М-П), ИС 1943, ИС 1946, СС 1947 III, Изб 1959, СС II, Изб 1986, Ст 1986, Кост 1979, Изб (Огонек), СП (Волг), СП (Тб), БП, СП (Тб) 2, СП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), ОС 1989, Кост 1989, Изб (М), Ст (XX век), Ст ПРП, СПП, Ст (М-В), ШЧ, Изб (Слов), Кап, СС (Р-т) II, ОС 1991, Изб (Х), Соч I, Изб (Слов) 2, СП (Ир), СП (К), Ст (Яр), Круг чтения, Изб (XX век), Русский путь, ЧН 1995, Ст 1995, Изб 1997, ВБП, МП, СП 1997, Изб (Сар) 2, Ежов-Шамурин 1925, Антология петербургской поэзии эпохи акмеизма (Munchen, 1973; The Penguin Book of Russian Verse). Harmondsworth, 1965 (русский текст с подстрочным прозаическим
переводом на англ. яз.), The Heritage of Russian Verse. Ed. Dmitri Obolensky. Bloomington, Indiana, 1976, Силард 1979, Силард 1983, Русская поэзия начала XX века. Дооктябрьский период. М., 1988, Поэтические течения в русской литературе конца XIX — начала XX века: Литературные манифесты и художественная практика. Хрестоматия. М., 1988, Слово. Вып. 1. М., 1989, К огню вселенскому. Русская советская поэзия 20–30-х годов. М., 1989, Русская литература XX века. Дооктябрьский период. Хрестоматия. Л., 1991, Серебряный век. Петербургская поэзия конца XIX — начала XX века. Л., 1991, Душа любви, Ежов-Шамурин 1991, Бавин С., Семибратова И. Судьбы поэтов серебряного века. М., 1993, Антология русской поэзии и прозы XX века. В помощь учащимся 11 класса. Ч. 1. М., 1994, Акаткин, Свиданье, Поэзия серебряного века. Антология. СПб., 1996, Антология акмеизма. М., 1997, Школа классики, Простор. 1986. № 12, Дон. 1987. № 12, Звезда. 1993. № 6.Автограф 1 — Альбом Струве. Автограф 2 с вар. — Отлуние. Автограф 3 — Архив Лозинского, рукопись Костра. Машинописная копия с разночтениями — РГАЛИ. Ф. 1334 (А. Е. Крученых). Оп. 1. Ед. хр. 1131).
Дат.: до 10 апреля 1916 г. — по дате публикации.
Переводы на англ. яз. («A Workman») — SW. P. 97; («The Worker») — Modern Russian Poetry: An Anthology with Verse Translations. N. p., 1966; Twentieth Century Russian Poetry. London, 1993.
Первоначальная интерпретация этого ст-ния, породившего в дальнейшем множество истолкований, касающихся биографии, судьбы и провидческого дара поэта, носит весьма ограниченный характер сопоставления Гумилева с В. Брюсовым на предмет неизжитых влияний последнего на первого: «Кто же, как не Брюсов, может допустить такую рифмованную прозу: “Все он занят отливаньем пули, что меня с землею разлучит” <...> Конечно, говорится о немецком рабочем. Но почему у него блуза “светло-серая”? Почему “отлитая” и “вспененной”, а не “отлитая”, “вспененная”? Что значит: “она пришла за мной”. Кто она? Грудь? За что воздаст Бог? За то, что невысокий человек, которого в “большой” (!) (это у рабочего-то?) постели ждет жена, занимался “отливаньем пули”? Весь ералаш этого стихотворения, неудачность эпитетов, абстракция — все это вина и Гумилева, и Брюсова» (Гальский Г. <В. Г. Шершеневич> Панихида по Гумилеву // Свободный час. 1918. № 7. С. 15). Высоко был оценен «Костер» другим рецензентом, но за исключением как раз данного ст-ния: «Все это, если не считать неудавшихся “Мужика” и “Рабочего” с их намеренной грубостью поз и вымученно-примитивной сентиментальностью, хорошо, интересно, ярко, сильно, звучно» (Медведев П. Н. Гумилев. «Костер» // Записки Передвижного общедоступного театра. Пг., 1919. Вып. 24–25 (август-сентябрь). С. 15). На всех последующих оценках «Рабочего» лежит печать неизменного осознания трагической гибели поэта, все их авторы в более или менее скрытых выражениях исходят именно из него. Классово-антагонистический характер конфликта в этом ст-нии не вызывал у современников сомнения: «На нашей памяти Гумилев писал о том, что рабочий отливает пулю для него, — и ведь сбылось» (Крученых А. Гибель Есенина. М., 1926. С. 4). «Поразительным стихотворением» называет его Ю. И. Айхенвальд. Не слишком распространяясь, возможно, ввиду «опасной темы», он обобщает: «Так наш русский рыцарь гадал о своей судьбе и угадал свою судьбу. Трагический отсвет на его поэзию бросает его жизнь и смерть» (Айхенвальд Ю. И. Поэты и поэтессы. М., 1922. С. 51). Последним робким напоминанием в 20-е годы о значительности этого ст-ния было цитирование Е. Ф. Никитиной двух строк из него, характеризующих, по ее мнению, общую тональность «Костра»: «...нужно отметить необычайно грустный тон всей книги (“Господь воздаст мне полной мерой за недолгий мой и горький век...”)» (Никитина Е. Ф. Поэты и направления (Пути новейшей поэзии) // Свиток. М., 1924. Кн. 3. С. 134). На долгий затем период безраздельное право монопольной «интерпретации» этого ст-ния на родине поэта переходит в руки партийно-официозного литературоведения: «К буржуазному же настоящему, в котором, пусть еще угнетенной, но действующей силой является рабочий класс, — Г<умилев> питает отвращение. В “Рабочем” он рисует представителя этого класса, от к<оторого> он ждет своей гибели <...> Поэт ненавидит “серого” человека. И, спасаясь от этого призрака, гоняющегося за представителями старого барства, поэт не за страх, а за совесть примыкает к стану империализма, становясь его верным, проникновенным певцом» (Бескин О. М. Гумилев // Литературная энциклопедия. М., 1930. Т. 3. Стлб. 84). «Гумилев учил свое социальное поколение не только жить и властвовать, но и умирать, не боясь смерти, как “старый конквистадор” <...> С точки зрения Гумилева, брюсовское отношение к грядущей пролетарской революции (в ст-нии “Грядущие гунны”, 1905. — Ред.) было бы ничем не оправданным интеллигентским слюнтяйством. Трезво и холодно глядел Гумилев в будущее, и чем далее шли года, тем яснее становилось ему, что борьба с восставшим пролетариатом неизбежна.
В стихотворении “Рабочий” он писал о своем враге без истерических кликушеств, он знал, что смертельная борьба неизбежна, и готовился к ней <...>
И немудрено, что Октябрьскую революцию Гумилев встретил без колебаний — в том смысле, что он был заранее подготовлен к контрреволюционной поэзии» (Селивановский А. П. Очерки истории русской поэзии XX века // Литературная учеба. 1934. № 8. С. 27–28). «Мы знаем подлинную цену «беспартийности» этого “почетного синдика”. Он как был, так и остался твердолобым империалистом, непримиримым врагом пролетариата. Достаточно ясно он выразил свою ненависть к этому классу, перестраивающему мир, в стихотворении “Рабочий” <...> Как раз в то самое время, когда Гумилев особенно рьяно проповедовал “беспартийность” искусства, он являлся прямым шпионом империализма, участником контрреволюционного таганцевского заговора» (Волков А. А. Поэзия русского империализма. М., 1935. С. 212–213). В записи Ахматовой (Записная книжка. 5 авг. 1963) тенденция трактовать образ рабочего в этом ст-нии с позиций классового антагонизма решительно отвергается: «Фразы вроде “Я люблю только «Огненный столп»”, отнесение стих<отворения> “Рабочий” к годам Революции и т. д. ввергают меня в полное уныние, а их слышишь каждый день» («Самый непрочитанный поэт»: Заметки Анны Ахматовой о Николае Гумилеве // Новый мир. 1990. № 5. С. 223). В последнее десятилетие круг интерпретации этого ст-ния существенно расширился, наряду с антагонистически-классовой доминантой появились другие: «Рапповская критика 20-х и 30-х годов расценивала стихотворение Гумилева “Рабочий” как предчувствие контрреволюционером своей гибели от пули сознательного пролетария. Грубая подтасовка фактов. “Рабочий” написан до революции, когда поэт, проявив незаурядную храбрость (награжден двумя Георгиями), воевал на русско-германском фронте, проходившем по Двине. Речь в стихотворении идет о немецком рабочем, готовящем пулю для русского солдата, не случайно строфу, которая называет место действия, рапповцы, цитируя стихотворение, — исключали» (Стихи Николая Гумилева. Предисловие и публикация М. Шаповалова // Дон. 1987. С. 152). Р. Д. Тименчик ярко фиксирует биографический контекст ст-ния, ссылаясь на перевод Гумилева в новый, гусарский полк — «в Аузинии (Овсеевку) под Даугавпилсом»: «Но первые стихи на новом месте отнюдь не были выдержаны в двухвековой традиции гусарского эпикурейства. Приближалось тридцатилетие прапорщика Гумилева — 3 апреля по старому стилю. Можно было подводить какие-то жизненные итоги. И мысль о смерти приобрела предельно-конкретные, реальные до галлюцинации, мелкие и необязательные подробности. Островерхие черепичные крыши латвийских городков вызывали ассоциации с враждебным миром германского средневековья. И за окошком какого-нибудь, похожего на вот эти, аккуратного домика привиделся его обитатель, этакий литейщик у Круппа» (Тименчик Р. Д. Над седою, вспененной Двиной... Н. Гумилев в Латвии: 1916–1917 // Даугава. 1986. № 8. С. 115). К версии об антагонизме уже на новом уровне, выделяя в нем не столько классовый, сколько духовный характер, обращается А. И. Михайлов, замечая, что уже ранее понятие «рабочий» ассоциировалось у Гумилева со смертью («За гробом», 1908). Соглашаясь с тем, что в первом варианте ст-ния 1916 г. «рабочий», возможно, и задумывался поэтом как представитель враждебного государства, он далее пишет: «Однако при включении в 1918 г. стихотворения в сборник “Костер” что-то заставило поэта лишить своего героя черт военного противника. Он стал просто рабочий. И в стихотворении четче обозначилась оппозиция между беззаветно влюбленным в жизнь поэтом, в жизнь с ее горестями и радостями, с ее ностальгией по прошлому и страстной тоской по небу и его убийцей — почти безликим человеком, всецело сосредоточившимся лишь на одном деле смерти <...>.