Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты
Шрифт:
<Вдруг углы губ поднялись выше и выше и Федор Простой улыбнулся, не> сводя глаз с темного угла комнаты, в который он задумчиво смотрел.
— Ну, a m-me Genlis всё та же? А Наташка милая моя? Все тоже? — Он улыбнулся. Борис улыбнулся тоже не насмешливо, не от чего нибудь, а только от радости.
— Расскажи про ваши дела. [449] Нам рассказывали, да правда ли всё...
— Ну, после, а Соня что?
— Ты ее не узнаешь, как она похудела, как она убита, это не тот человек... Напиши ей.
449
Зач.:К нам приезжал ваш адъютант, да я не видал его
Опять Федор Простой задумался и опять потускнели его глаза.
— Да, — сказал он, — меня все любят, я это знаю, но вот сердце мое знает, что она одна всегда будет любить меня, никогда не изменит. От этого я и мало ценю ее. Все мы эгоисты. Ну рассказывай ты... как вы шли. [450]
Как только Берг ушел, Простой стал другим, более кротким, простым человеком и сбросил с себя всё это прежде выказываемое гусарство, которое, как ни шло к нему, затемняло в нем того доброго, пылкого, честного юношу, которого справедливо любили столь многие. [451]
450
Зач.:как
451
На полях:Не умеет рассказать без лжи, слишком трудно
Борис [452] рассказал про проводы и поход в России и за границей. [453]
— У нас, надо тебе сказать, две партии: аристократов и плебеев.
— Погоди, вот проберут вас. [454]
Принесли шампанское.
— А мне не хочется, — сказал Простой. — Ну, налей, всё равно. <Это, брат, пустяки. [455] В первый раз нас пустили под> <Кремсом> Энсом, ну жутко, а потом гадко на других и зло берет. Нет, брат, как мы отступали от... вот это было, я бы вас пустил туда. Мы, брат, бежали, как зайцы, сбились, наш полк попал не в ту сторону>.
452
Зач.:не рассказал всего похода, он только рассказал, как он был у князя Волконского, как княжна ухаживала за ними, расспрашивала о нем, Простом, и боялась расспрашивать, как потом приехали из Спасского все Простые и он успел пробыть у них восемь часов.
453
Зач.:У <нас> меня история была с батальонным командиром Вревским. Он переведен к нам на шею из Преображенского.
<Офицеры> Солдаты, надо тебе сказать, вели себя удивительно. Ведь переходы были по сорок пять верст и, несмотря на то, нигде ничего, вдруг этот барин под Краковым послал фуражировать из нашей роты. Я ему сказал, что не пойду, он хотел меня под арест и отправил к полковому командиру,
На полях:он хвалит русские войска.
Позднейшая вставка в текст:
Важнее и серьезнее всего в его гвардейской жизни, видимо, казалась им стройность, чистота, красота их корпуса гвардейского. Борис улыбался радостно, когда говорил о входах и выходах полка и т. п. Но еще важнее представлялось ему отношение с самим великим князем. <Его боялись, как огня, но радовались на него. Оборвет.> Он с радостью и хвалой рассказывал, как его боялись, как он горяч, но зато если впереди, всё, всех знает, дорожит честью гвардии и уж что хочешь проси. <Он говорил со мной раз. И можешь себе представить. Арнауты, ругал. Ты кто?> Как взбесится, пена у рта. — Арнауты! но зато в добрую минуту что хочешь сделает и уж не даст в обиду.
454
Зачеркнуто:Да расскажи же, где ты был в первый раз в огне
455
После этого позднейшая вставка в текст:
Выпив вина, Ростов стал рассказывать по просьбе Бориса свои военные похождения.
— Сначала Э[нский] мост, — говорил Ростов, — всё переврали, и мост оставили. — И Ростов рассказал выдуманный рассказ атаки, которой не было и не бывало и который он слышал от В[аськи] Д[енисова].
— Да как же диспозиция разве вам была неизвестна?
— Э, брат, диспозиция, дислокация. [456] Бросилось всё, сбилось в кучу, адъютанты скачут, отступать по какой [то Клап]ау, а чорт ее знает, что за Клапау? [457] Тут атака эта в Шенграбен, тут атака. Лошадь убили и ранили. Ай, ай, — покачав головой. — Ну, хорошо, что привез денег, а то нет. Я просадил на одну немочку. Что за прелесть в Раузнице, когда мы стояли авангардом, она приезжала из Аустерлица, это городишка скверный, она дочь сапожника. Что за пуховики — умора. [458]
456
Зач.:всё это вздор, ну какая диспозиция? Мы стоим лагерем, у нас перемирие, ждем, скачет дурак какой то, говорит, слышали выстре[л] и пошла писать... Из чего мы деремся? Арк[адий] рассказывал про Энгиенского. Наполеон. Признанье в честолюбии. В это время вошел красивый адъютант, князь Волконской.
457
Зач.:Лошадь у меня захромала. Всё это офицерство трусит, один майор у нас молодец.
— Ну, что ты играл?
— Немного, до сих пор выигрывал. Только денег нет.
458
Зач.:Нет, расскажи, как же вы отступали.
Приятели почти до утра сидели, разговаривая и не обращая вниманья на Берга, который вернулся и лег спать. [459]
— Я изрубил одного [460] линейца и как он схватился руками за острую саблю, так [461] и ссадил. [462] Что скверно, брат, это: интрига, интрига и интрига. [463] Немцы, — он оглянулся на Берга, — тебе я только скажу, я бы с нашими солдатами разбил бы Бонапарта. [464]
459
Зач.:Толстой совсем забыл войну, службу, товарищество, игру и пьянство. В его воображении с живостью, ему свойственной, ясно стояли лица его детства и юности: семья, соседка Волкова и весь строй мысли того времени. Он на себя и на свою жизнь, рассказывая Борису всё испытанное, смотрел с той точки зрения.
— Совсем, брат, нет того, что мы думали. Во-первых, страшно, во-вторых, безалаберно, беспорядочно и, в-третьих, жалко.
На полях:равны Топчеенко [?] и князь Волх[онский]. Ср[авнение] с точки зр[ения] вое[нной] истории, с т[очки зрения] эпич[еской] поэзии и с н[ародной] т[очки] зрения.
460
Зачеркнуто:chasseur [стрелка]
461
Зач.:гадко стало
462
Зач.:А главное славы нет и не будет.
463
Зач.:У всех одна мысль parvenir [возвыситься], общее дело идет, как хочет. Да и видеть нельзя, отчего так или иначе. А мне досадно.
464
Зач.:Чем страшнее, чем хуже, тем мне ясней дело и тем я храбрее.
На полях:Борис оставил его мальчиком и находил служакой. Он привирал.
Nicolas
рассказывает историю Телянина и историю любви при лунном свете. Знаешь, с Sophie это ребячество.— Ну что Багратион?
— Молодец! Он подъезжал к нам два раза и <спокоен> все равно, как на параде.... [465]
— Вот он уже пойдет, — сказал Борис, — стоит только забрать репутацию, а чины тогда можно.
— Ты уверен, что ты будешь главнокомандующим? — вдруг помолчав спросил Толстой.
Борис подумал немного,
— Да уверен, — сказал он, слегка улыбнувшись. — Нет, постой. Я боюсь первого дела. Ежели я не струшу, тогда я уверен, что я всё могу.
465
Зач.:Но и у него эта толпа безобразная тунеядцев, адъютантов состоящих, начальников кавалерии, артиллерии и миллион еще, и у каждого обоз, коляски. А как награды, то все им.
— И я думаю часто теперь, — сказал Толстой, — государь ведь может прямо произвести в полковники, ну вдруг убьют полкового командира, всех эскадронных, я один останусь и оставят меня полковым командиром. [466] — В это время вошел Волконский, двоюродный брат Бориса. [467] Толстой не знал его, хотя и слышал про него, как про гордого, чопорного, французского юношу рыцаря. [468] Он не понравился Толстому, красивый, тонкой, сухой, [469] с маленькими, белыми, как у женщины, ручками, раздушенный и элегантный до малейших подробностей своего военного платья. Он не поклонился никому, искоса презрительно поглядел на Толстова и, когда его познакомили, лениво протянул руку и не пожал руки, а только предоставил свою пожатию. Адъютантик [470] очень не понравился Толстому, считавшему себя уже обожженным боевым офицером, перенесшим уже много трудов и опасностей. Углы губ его поднялись выше, губы сжались, и Борис с свойственным ему тактом всё время следил за Толстым и незаметно смягчал недоброжелательство Толстого и вызывал В[олконского] на такие разговоры, которые бы не могли зацепить самолюбие Толстого. Толстой был однако поражен и даже почувствовал некоторое уважение этим презрением штабного паркетного молодчика к боевому офицеру, тогда как до сих пор все эти господа, как будто чувствуя свою вину блестящего и выгодного бездействия, всегда заискивали в нем и в ему подобных боевых офицерах, теперь сделавших славное отступление. Толстой начал продолжать рассказ о отступлении и несколько раз задевал адъютантов и штабных, говоря, что эти господа, как всегда ничего не делая, получали награды. B[олконский], видимо, нисколько не интересовался всем этим, как будто такие рассказы он слыхал бесчисленное число раз и они уж успели ему надоесть.
466
Позднейшая вставка в текст:Во время этого рассказа вошел князь Андрей и с покровительственностью, которая очень не понравилась Ростову, взглянул на молодого гусара. Ростов продолжал, краснея и оттого раздражаясь.
467
Зач.:и сосед Толстова
468
Зач.:как его звали, и человека с характером, посмевшего против воли отца жениться на бедной, ничтожной дочери помещицы. Он был адъютантом главнокомандующего и теперь ездил в главную квартиру и получил оттуда письмо, извещавшее о рождении сына
469
Зач.:и женоподобный, элега[нтный]
470
Зачеркнуто:не бывший в деле и чем то гордившийся
— Ну что, [471] вы получили письмо? — спросил Борис.
— Получил, — отвечал B[олконский] по французски (он говорил на этом языке с особенным изяществом). [472] — Все здоровы. В[олконский] развалился на диване с ногами, как будто был один и дома. — Как я устал.
— Ты в чем ездил?
— В карете, гадость страшная, разлом[ило]. Вели мне дать пить.
— Шампанского? Хочешь?
— Нет, избавь пожалуйста, воды дай.
471
Зач.:ты получил
472
Зач.:Жена родила сына и благополучно. <Отец> Сестра пишет, что надеется скоро свести отца с женою. Как он хочет, впрочем.
Дав поговорить ему о домашних делах и не обращаясь к Толстому, которого видимо бесило молчание, Борис перевел его вопросом о том,что он слышал в главной квартире, на общий разговор.
— Кутузов говорил, что [473] решен[о] [474] наступать. Буксевден очень смешон. — В[олконский] говорил о всех этих главных лицах, как о хороших ему знакомых, приводя их слова ему и свои ответы. [475]
Толстой сказал о мнении Багратиона, о котором (о мнении) он слышал и которое было противуположно, и тем желая опровергнуть новости В[олконского].
473
Зач.:почти
474
Зач.:Я был у Орлова. Багратион говорил что
475
На полях позднейшие заметки:Задирает Ростов
Готовятся к великому сражению, разговор.
Борис, желая узнать, намекает о своем письме Кутузову. Князь Андрей ничего не говорит, как будто не понимает. — Приходи после смотра, поговорим.
— Ну что Багратион, он хороший рубака, — отозвался В[олконский] с презрением о том, кто высшим лицом казался Толстому — а совет его очень не важен. Да, хотят наступать, не дожидаясь Эссена и пойдут, и наверно Бонапарт нас расколотит.
— Отчего же? — в один голос спросили Борис и Толстой.
— Наверно расколотит, потому что француз первый солдат в мире, а у нас половина армии изменников немцев, а половина диких казаков русских. Там лучший полководец мира, а у нас... — и он в первый раз улыбнулся, улыбка его была очень приятна. «Он должен был очень нравиться женщинам», подумал Толстой.
— Ежели бы мы так все думали, то нам бы надо бежать, как увидим французов, — закричал Толстой, — а мы пока не бежали.
— Еще как бежали то! — опять презрительно улыбнулся В[олконский].
— Мы не бежали, милостивый государь, мы дрались, а побегут те, кого растрясло в карете, и тот, кто боится имени французов.
В[олконский] не ответил и остался совершенно спокоен. Ни одна черта его лица не показала, чтобы он почел себя оскорбленным и удерживался бы. Он презирал мальчишку гусара так искренно, что не мог быть им оскорблен. [476] И он верно чувствовал себя столь далеким от трусости, что не мог сердиться. [477]
476
Зачеркнуто:Толстой понял
477
На полях:Не хотел вас бить, у него уже была Вена