Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты
Шрифт:
— Это ничего не значит, — сказал он, — ежели он не может говорить, он знаками может показать, что желает уничтожить это завещание. [1398]
Княжна подумала. — Я знаю теперь. Теперь я всё поняла. [1399] Ну как не презирать людей после этого, mon cousin. Как не сказать, что только там за гранью[?] будет добродетель и справедливость.
— Я бы только желал, чтобы ты ценила меня так же, как я ценю твою дружбу и твое доброе, прекрасное сердце, — сказал князь. <Через несколько минут он, а за ним и княжна, вошли в комнату, где Pierre, ожидая зова, прислушивался к тихим разговорам, происходившим вокруг его, и всё смотрел на страшную дверь, изредка отворявшуюся.>
1398
На полях:К[няжна] говорит о мозаиковом портфеле
Зачеркнуто:<и
— Видит бог, одна моя цель успокоить его последние минуты и свято исполнять все его желания, — отвечала княжна,
1399
Зач.:— Один только и есть мозаиковый портфель, с золотым ключиком, — продолжала княжна, — он всегда держал его при себе. Он последний день был у него под подушкой. Больше нигде не может быть это завещание. Но неужели конец его уже так близок? — прибавила она, собравшись с духом и с выступившими на глаза слезами, — о, это ужасно, князь. Это ужасно, ужасно. — Она заплакала.
— Вы меня поняли, кузина, и
32.
< [1400] Pierre сидел в скромной позе, которую он считал приличною важности обстоятельств, и большое, толстое тело его было похоже наивностью своей на позы египетских статуй, с симметрично вытянутыми на коленках руками. Невольно однако он прислушивался к шепотливому говору кругом него. [1401]
— Как вы скажете, батюшка, — шептала неизвестная дама священнику, — ежели была глухая исповедь, то больного всетаки можно особоровать? Великое дело это таинство, батюшка, неправда ли?
1400
На полях:В то время, как такие разговоры происходили в приемной у княжны, [в] комнате г[рафа] Б[езухов]а Pierre с Анной Михайловной
1401
Зач.:Неизвестная ему дама приблизилась к <расчесанному и напомаженному> старичку священнику, который сидел в углу, и вступила с ним в разговор.
— Конечно, — ударяя на «о», сказал старичек монах. Молодой расчесанный священник словоохотливо придвинулся к даме.
— Соборование, матушка, может принять всякий, кто чувствует себя достойным. Конечно, необходимо принять наперед причастие.
— А, говорят, великое облегчение чувствуют больные, — продолжала дама, с любопытством глядя на обоих священников, как будто не имея определенного мнения об этом предмете и желая только слышать мнение людей, на опыте узнавших это дело.>
— Конечно, — говорил старичек. [1402] Старичек имел вид человека обиженного и недовольного. Он сухой, с короткими пальцами, чистой, старческой рукой проводил по своей лысине, через которую пролегали только две или три пряди полу-седых волос.
1402
Зачеркнуто:отворачиваясь и с недовольным видом, как будто не желая открывать всего, что он знал и досадуя на то, что его так долго держат здесь без дела
— Всякий человек, — отвечал словоохотливый напомаженный священник, легкой улыбкой из под усов показывая, что он не нечувствителен к удовольствию поговорить с умной дамой. — Всякий человек чувствует, ежели с верой приступает, великую легкость после того, потому как царь Давид... Он не успел договорить речи, как дверь к больному слабо скрыпнула, вышла Анна Михайловна бледная, но еще более решительная, чем всегда, и, приняв благословение сначала одного, потом другого священника, попросила старшего пройти к графу.
— Ah, Pierre, la bont'e divine est in'epuisable, [1403] — сказала она молодому человеку, который, при входе ее, встал от своей египетской позы и почел нужным подойти к ней. Pierre слышал, как толстые сапоги старика священника, торопливо собравшегося следовать за Анной Михайловной, проскрипели до двери кабинета и замерли на ковре той комнаты. Pierre очутился ближе к докторам и сел около них. Красивый молодой доктор француз, почти сидя на мраморном столе в грациозной и молодой позе, говорил с седым, видимо заслуженным, старичком-немцем с большим орденом на шее. Третий, крошечного роста доктор сидел под большим, во весь рост портретом Екатерины, висевшим в комнате, прислушивался, что говорил молодой доктор, с тем затаенным вниманием, с которым прислушиваются к речам знаменитости.
1403
Ах, Пьер, милосердие божие неисчерпаемо
Молодой француз доктор говорил с теми приемами, с которыми говорят на скучном вечере, стараясь занять и себя и других. [1404]
В
середине этого разговора адъютант подошел к нему и, видимо радуясь случаю говорить с столь знаменитой особой, попросил извинения за то, что прерывает доктора, и спросил, что он думает о больном. Lorrain посмотрел на адъютанта, помолчал.— Отчего же и не сказать? Положение больного опасно, между нами сказать, безнадежно, — отвечал Lorrain небрежно, но учтиво, в то время, как он говорил, оправляя жабо и продолжением этого же жеста потирая себе подбородок; по тону, с которым он говорил, видно было, что Lorrain недавно еще очень говорил с весьма важными особами. — Ежели бы я был призван раньше, я не говорю, — говорил Lorrain с тем небрежным видом, с которым говорят с простыми смертными люди, недавно говорившие с коронованными особами. — Умеренные частые кровопускания, ванны, — продолжал он. — Я делал чудеса прогрессивно рассчитанными кровопусканиями и ваннами, но теперь, когда кровь уже успела обратиться в твердую массу в мозговой субстанции, теперь кровь не в состоянии ассимилировать себе опять эти части, теперь дело кончено, — сказал он, улыбаясь ясности своего объяснения. — Теперь дело кончено.
1404
Зач.:Он говорил про кого то, кого он знал еще в Париже.
— Больной просит пить! — сказала подходя средняя княжна.
— То есть, ежели болезнь примет тот исход, — сказал было немец. Lorrain строго посмотрел на него, как будто напоминая ему его молодость, и помахал отрицательно пальцем перед своим носом. — В том состоянии, в котором теперь находится больной, вопрос в том только, чтобы уменьшить давление на мозг этих кровяных частей.
— Дать им путь, — хотел подсказать немец доктор, но Lorrain не одобрил и это объяснение.
— Пути исходного мы не можем дать им, мы можем только облегчить их давление на мозговую субстанцию, но устранить его невозможно.
— <Как долго может он жить? — смелее спросил адъютант.>
Lorrain посмотрел на него: [1405] — ему жить шестнадцать часов, — с приятной улыбкой заключил он.
В это время княжна средняя вышла от графа и подошла к Lorrain.
— Он просит пить. Что можно дать ему оржад или варенья с водой?
Lorrain задумался.
— Когда он принял лекарства? — Он посмотрел на брегет и еще задумался. — Возьмите стакан воды, три ложки чайные сахару и... — Он не мог говорить скоро, потому что всё еще соображал, — и щепотку, une pinc'ee, — он указал, как взять щепотку, своими красивыми белыми и тонкими пальцами, — une pinc'ee de cremortartari, и теплое дайте пить, но понемногу.
1405
Зачеркнуто:до <вечера> завтра еще
— Хорошо, — кивая, говорила она. — Ванна, кажется, сделала пользу, — прибавила она, чтоб сказать ему приятное.
— Я сейчас после церемонии сам приду, — сказал Lorrain, кланяясь и слегка улыбкой давая чувствовать, что он помнит, что говорит с женщиной, и следуя за ней несколько шагов.
— Не слыхано, — тихим, но азартным шопотом проговорил немец-доктор, обращаясь к другому, маленькому, как только Lorrain отошел от них. — Не слыханно: два кровопусканья и ванны, когда страданье местное и одни пиявки.
— Пиявки, пиявки и пиявки! — проговорил маленькой.
— Настоящая французская знаменитость! Он уморил его. Такая геркулесовская комплекция.
— Пиявки, пиявки и пиявки, — желчно изгибаясь, опять сказал маленькой, сам собой напоминая пиявок, про которых он говорил.
[ Далее со слов:Не прошло двух минут, кончая:когда граф отпускал его в Петербург. — близко к печатному тексту.Т. I, ч. I, гл. XIX — XX.]
Голова эта беспомощно покачивалась от движений шагов несущих; увидав ближе эту голову, Pierre еще более убедился, что она почти не переменилась. Тот же правильный горбатый нос, та же ширина кости лба и скул, та же величественность и приятность рта и даже тот же взгляд, твердый и гордый до бесстрастности. Как прежде Pierre помнил этот взгляд, всегда говоривший, что всё, всё ничтожно в сравнении с чем то другим, так и теперь этот взгляд говорил то же.
[ Далее со слов:Прошло несколько минут, кончая:все бывшие в эту ночь в доме графа Безухова. — близко к печатному тексту.T. I, ч. I гл. XX — XXI.]
Pierre был введен в эту комнату, чтобы тоже поддержать свои силы <и на него произвел странное впечатление вид этой парадной, круглой гостиной, с мраморными столиками, которую он помнил блестящую огнями сотен свечей и бальных туалетов во время балов у графа, а теперь едва освещенной одною восковою свечкой, с беспорядочно расставленными блюдами, приборами и стульями. Он не стал есть и прошел через комнату к выходной двери в залу из странного любопытства, всё там ли же и такая ли эта зала? В зале было темно, но он услыхал голос старшей княжны и Анны Михайловны.