Полное собрание сочинений. Том 23. Лесные жители
Шрифт:
Принести в зубах такую добычу было Васильку не по силам. Стал он зайцев, упираясь, волоком доставлять в скит.
Героическим делом для кота оказалась ловля змей. Он бесстрашно их умертвлял и с удовольствием ел. Иногда, сытый, приносил добычу домой. Нередко змея еще шевелилась, и Василёк забавлялся с нею игрой. Не ясно, был ли он невосприимчив к яду или ловкость помогала ему избегать змеиных укусов, но ловля гадюк и ужей, кажется, доставляла коту наибольшее удовольствие.
Мы с другом, проезжая этой весной по мещерским лесам, решили заехать в скит старовера — сфотографировать кота-змеелова. Но, наводя справки, узнали: сгинул где-то в лесу Василёк. Отшельник считает, что верного друга его украли. Но это сомнительно — кому придет в голову забираться в мещерские дебри и красть кота. Скорее всего, «маленький тигр» сложил свою буйную голову, встретив
А этот вот хмурый нелюдимый котяра «квартирует» у таежной отшельницы Агафьи Лыковой. Семья староверов бедствовала без кошек — бурундуки и мыши опустошали посевы ржи и гороха. Первая просьба к геологам о помощи была такая: одарите солью и привезите ради бога кошек. Привезли на лодке сразу то и другое.
Грозный жилец усадьбы Агафьи Лыковой.
Я познакомился с Лыковыми, когда в усадьбе кошек было уже полдюжины. С грызунами они расправились скоро, а потом наступил для кошек «великий пост»: еда с огорода — картошка, горох и репа — мышеловам не подходила. И стали они похожи на слежавшиеся валенки. Кое-что добывали кошки в тайге, но заботы о котятах удерживали их возле избы. Кот же с таким житьем мириться не захотел и подался в тайгу. Белки, рябчики, мыши и содержимое птичьих гнезд — все было доступно мрачному хищнику, появлявшемуся у избы только с приходом зимы, да еще на свидания с кошками. От людей он отвык и особо страшился любого нового человека.
Мне труда стоило сделать снимок этого дикаря. Помогла банка мясных консервов, к которой добраться можно было только по специально положенному шесту.
Дичающих летом кошек в лесу встречаешь нередко. Ведут они себя, как бандиты. Но на пороге зимы нрав их меняется, возвращаются к человеческому жилью. «Выпадет первый снежок, и они тут как тут — голов семь-восемь сбиваются на кордоне. Забираются на чердак, лезут на сеновал, таятся в сарае. Однажды через трубу прямо в кастрюлю одна угодила», — так курский лесник жаловался на кошек. Я попросил припомнить хоть один случай, чтобы кошка осталась в лесу на зиму. «Что вы! Не выживет!» — был ответ.
Но вот удивительный случай: кошка перетерпела зиму в лесу, причем не мягкую зиму и снежную. В Окском заповеднике при учете зверей по следам обратили вниманье на странные отпечатки лапок. Гадали: кто бы мог быть? Странный след встречался еще не раз, но никто не подумал, что это кошка.
Ее увидели в половодье. Весной леса у Оки заливаются на громадных пространствах. И лишь «горы» остаются сухими. Горами зовут тут маленькие незатопляемые островки суши. На одних спасаются зайцы, еноты, лисы, на других токуют тетерева. Тимошкина Грива — как раз такой островок. Орнитологи заповедника загодя поставили на «горе» шалаш и очень надеялись понаблюдать из него токовище. Но тетерева почему-то на остров не опускались. Что-то мешало тетеревиным свадьбам. Стали оглядывать островок и обнаружили кошку.
Утром мы сговорились посетить Тимошкину Гриву. Это была полоска суши с желтой прошлогодней травой и соломенным шалашом. Крутом в воде — ветлы, дубы и липы. Взлетели с деревьев тетерева. А где же тот, кто мешает нм токовать на земле? Оглядели остров, оглядели шалаш.
Никого. Еще раз прошлись по суше. Чудеса в решете! Исчезла куда-то кошка. Пожимая плечами, уже направились к лодке, как вдруг у самой воды под наклоненным пучком прошлогодней травы мы увидели кончик хвоста. Он чуть подрагивал. Поняв, что ее обнаружили, кошка пулей метнулась поперек суши, кинулась в воду, поплыла и уже с дерева глянула желтыми злыми глазами. Это был пушистый темно-серого цвета зверь, одичавший в лесу совершенно.
Мы поискали на острове перья и не нашли. Видимо, пищей зимой и теперь, в половодье, служили домашнему дикарю мыши. Это обстоятельство смягчило приговор, который обычно выносят одичавшим собакам и кошкам. Да и жалко терпящего бедствие. Потоптавшись, решили кошку не трогать. Это был маленький мимолетный конфликт чувства и долга, которые часто борются в человеке.
Фото автора. 2 октября 2008 г.
В
объятьях двух рек(Окно в природу)
У впаденья одной реки в другую на карте часто увидишь город или хотя бы небольшое селенье. Когда-то дорог не было — «ходили» водою. А узкие длинные междуречья часто рождают особую среду для жизни, иногда даже цивилизацию — вспомним Месопотамию между Евфратом и Тигром.
Особый мир жизни за тысячи лет сложился меж Волгой и левым ее рукавом Ахтубой. Строго говоря, Ахтуба — часть Волги, но есть у нее «автономия» — вытекая из Волги, река самостоятельно впадает в Каспий и кое-чем отличается от материнского русла. А пространство между рек где широкое — более тридцати километров, где узкое — шесть километров.
На карте все междуречье в голубых «оспинах» — кружочки и червячки водоемов. Названья их разные: ерики (некрупные речки), озера, бочаги, баклуши, лиманы, рукава, прорвы, старицы, ямы. Глубина разная. В одних дна не достать, другие промерзают до дна или случается в них замор рыбы.
Опережая эту беду, осенью рыбу выгребают бредешками, а зимою из-подо льда — сачками.
Я не в первый раз в этих местах, но хотелось не коротким набегом на все поглядеть. И вот с саранским другом Анатолием Яковлевичем Митронькиным, снарядившим «козла» лебедкой, множеством приспособлений для бездорожья и даже окрашенного в камуфляж, мы отважно выбираемся в междуречье с местным названием Займище.
Развернув карту, сразу поняли: без проводника заплутаем в первый же день, и попросили помощи у главы лесного ведомства в Волгограде Валерия Васильевича Юрченко. Он сразу сказал: «Поможем!» (Публичное спасибо Валерию Васильевичу. Проводником приставил он к нам лесничего Сергея Спицына — надежного полевика, знатока Займища, да еще и со своим вездеходом.)
По междуречью вниз к астраханским землям прямую дорогу проложить невозможно — все время надо объезжать водоемы. Кое-где переезжали мосты или ехали прямо по неглубокой воде. Скажем сразу: благодаря Сергею нигде ни разу мы не застряли. Но где-то, кажется, на четвертый день уперлись в реку шириною с Оку, текущую из Волги в Ахтубу поперек Займища. Это заставило выбираться из поймы в жесткую сухую полупустыню, увидев которую междуречье воспринимаешь оазисом, сверкающим зеленью и блестками синей воды. Обрамляя его на западной стороне, Волга течет рекой величавой, Ахтуба на восточной окраине поймы манит уютом-теченье небыстрое, берега опушены ветлами, тополями, травой и местами непролазным кустарником.
Вековая ритмичность разливов и высыхание Займища летом сейчас нарушается непредсказуемыми спусками воды у плотины Волгоградской электростанции — воды то много, то критически мало. Это сильно вредит нерестилищам рыб и осложняет все налаженное веками хозяйство поймы.
Снасть для мелкой воды.
Местами дорога идет по воде.
От города Волжского до дельты Волги у Каспия Займище тянется на четыреста с лишком километров. Пейзаж по мере продвиженья на юг меняется. Сначала дороги петляют в разреженном, а местами и непролазном лесу среди ив, тополей и ясеней, тяготеющих к водам, а на гривах — между дубами. Они не теснятся, кроны округлены, стволы необхватные, среди них попадаются дерева-ветераны возрастом лет за триста. К одному из них в поселенье Дубовка (за чертой Займища) мы съездили специально. Этому памятнику природы, считают, больше четырехсот лет.
Дубы, где цепью, где островками, тянутся по гривам Займища к югу. На некоторых с сухими вершинами видишь тяжелые шапки гнезд орланов — птиц, не покидающих Займище и зимой. Но постепенно дубравы редеют, уступая место фантастической толщины тополям и таким же могучим ивам.
Воды Волги и Ахтубы объединяются не только во время весенних разливов. Подземные их горизонты общие. В половодье они, фильтруясь, опускаются вниз, а летом выходят из-под земли на поверхность, образуя в Займище водные кружева. Когда едешь по пойме, иногда трудно сказать, чет больше — воды или суши.