Полное собрание сочинений. Том 4

И как послесловие, скажу по поводу детерминизма. Не стоит делать скоропалительных выводов о наивности этого раздела (вернее, тех мыслей, что здесь наличествуют). Я понимаю, что всерьез думать о детерминизме в наше «синергетичное» и «моралистичное» время почти неприлично, а уж тем более не модно. Но всё же попытайтесь (тайком от своих соратников по мыслительной деятельности) подумать, хоть капельку, над ниже предложенными строками. Все эти выражения а-lа «наивный детерминизм» (а иначе его сейчас и не величают) есть просто-напросто дань моде (именно моде, а ни в коем случае не истине), а мода – она быстротечна. Да и, знаете ли, мода имеет тенденции к «самовозвращению» – Notа bene.

Оправдание объективной действительности

Вопрос: а существует ли реальный мир? Человеку непытливому такая проблема может показаться совершенно пустой, ибо её решение появляется сразу же, как только откроешь глаза. Однако, не всё так просто. Мы действительно имеем дело не иначе как (и только) с собственными ощущениями, а значит, не можем с полной уверенностью говорить, есть ли мир «за ними». Как же решить этот вопрос?

Начнем с Декарта: «Cogito ergo sum» – это выражение многоуважаемого нашего Рене, я полагаю, в переводе не нуждается. Верно ли оно? Безусловно. Это и в самом деле то единственное (пока скажем так), в чем нет никаких сомнений. Однако, Декарт был непоследователен. Что значит «Я»? «Я» значит нечто особенное, отличное от «другого»; «Я» всегда подразумевает «другое», иначе как мы можем говорить, что вот это я, а это не я? Здесь всё просто: всякий «объект» (в т.ч. и человек) может говорить о «себе» только в сравнении, иначе «Я» становится понятием совершенно никчемным и, может быть, даже невозможным. Это чисто диалектическая логика и доказывать правомочность такой методологии излишне. Но что из этого следует? Раз уж «Я» подразумевает (обязательно) и «другое» (как и наоборот), то это выражение Декарта должно заканчиваться «…и существует мир».

Стойте! Не спешите с выводами, я ещё ничего не сказал, что значит этот мир. Имейте терпение, дайте закончить.

Так вот, как видим, если Декарта обильно сдобрить диалектикой или Фихте (а его учение о «Я» – «Не-Я» не менее проницательно, чем вышеозначенная мысль Декарта), то в существовании мира мы может быть абсолютно уверены. Но пока это лишь субъективный мир, тот мир, который хотя и не является мною, всё же стоит ещё по эту сторону ощущений. Такой мир, в свою очередь, вполне может быть и плодом моего воображения, как не без основания считают различного рода субъективные идеалисты (и т.п.). Пока же давайте разберемся с одним человеком, с миром субъективным, дабы все понятия стали на свои места. Индукция будет позже.

Итак, коли уж мы сказали, что мир существует (конечно, субъективный), причем существует с полной уверенностью, то как мы можем его обозначить? История философии знает немало наименований: уже обозначенное «Я»-«Не-Я» Фихте, гносеологический дуализм Канта или физические и психические элементы Маха. Последнего здесь можно задействовать следующим образом.

Мах говаривал, что физические элементы существуют независимо от психических, (независимо от «Я»), в чем его, к сведению сказать, немало укоряли, хотя и напрасно. Что из того, что мир психики и мир физики есть субъективность? Когда Мах говорил, что последний существует независимо от человека, то под «человеком» понимается именно «Я», а «Не-Я» и «Я» только тогда и возможны, когда они независимы. Конечно, это всё в гносеологическом аспекте: я вовсе не хочу сказать, что мир не оказывает никакого действия на меня, как и наоборот, но то, что «психика» и «физика» имеют не один гносеологический корень – очевидно.

Что нам дает Мах при переходе к Канту? Он дает нам два четких, однозначных мира, независимых друг от друга, хотя пока и коренящихся в одном субъекте. А теперь давайте обзовем физические элементы (они же «Не-Я») миром «вещей-в-себе», а «Я» – миром «вещей-для-нас», хотя и без Кантовских выводов отсюда.

Оправдан ли такой переход? Конечно, это «не совсем» Кант, однако я и не говорю, что вот, мол, я вывел мысль Канта, я просто применил Кантовскую терминологию к данному построению, избавив себя (и вас) тем самым от надуманных слов и повторений, с непременным рассусоливанием уже сделанных Кантом открытий.

Таким образом, мы имеем, что субъективность человека можно разделить на «Я» и «Не-Я» или, соответственно, на мир «вещей-для-нас» и мир «вещей-в-себе», что уже более приятно слуху. Люди «грамотные», конечно же, воскликнут: «Да он ничего не понимает! Отождествлять такие разные понятия! Выдавать за них черт знает что!». Если вы так подумали, значит, вы ничего не поняли; «зри в корень».

Что мы можем сказать по поводу отношения «Я»-«Не-Я» (всё ещё в области субъективного)? Для самого себя я могу с полной уверенностью утверждать, что вот, передо мной стоит стол. Далее, я могу придумать единицу измерения длины и обозвать её «метр». Я измеряю стол и говорю: «ширина стола 1,2 метра». Таким образом, я познаю мир. Конечно, это познание весьма неточно, но то – вопрос иной. Главное же для нас тот факт, что свой мир я могу познавать; хоть и весьма поверхностно, но я знаю его. Мои «вещи-в-себе» познаваемы. Пока остановимся на этом.

Коли уж мы разобрались с миром субъективным, то как перейти к объективности (в смысле всеобщности)? всё не так просто, как кажется на первый взгляд. Раз уж всё запросто может быть не иначе как плодом моего воображения, то кто сказал, что «Иван Иванович» реальный человек? А значит, как я могу быть уверен, что когда мы с ним соглашаемся, что «перед нами стоит стол», я соглашаюсь с реальным человеком, а не веду диалог сам с собой? Даже если привести в одну комнату всех людей земли (а хоть и животных, если научить их понимать речь), то каждый из нас с полным правом может сомневаться, а не ведет ли он диалог сам с собой? Т.е., вполне возможно, что кроме меня (тебя) никого больше и нет, а значит, ни о какой всеобщности речи идти не может. У меня один мир, у Иван Ивановича (даже если и летает со мной по соседству «психика» с таким наименованием) другой, у Марии Николаевны ещё какой-то… Несмотря на всю очевидность решения данной проблемы, доказать эту очевидность не представляется возможным.

Говоря другими словами, мы стоим перед выбором: либо основа (то, что стоит перед ощущениями) «Не-Я» только моя, либо основа «Не-Я» едина для всех, т.е. существует объективная реальность. Ни первое, ни второе утверждение мы доказать не можем. Но давайте посмотрим, что здесь к чему. В первом случае мы приходим исключительно к солипсизму, и никак иначе. Здесь вообще бессмысленно ставить вопросы о том, что есть «на самом деле» или какова истина; бессмысленно даже спорить, ибо с кем я спорю? С самим собой. Тем более глупо в русле солипсизма говорить о том, познаваем ли мир или хотя бы есть ли он вообще, т.к. эти споры уже подразумевают такое понятие как «мир» (объективный мир), в то время как здесь оно исключено.

С другой стороны наличие объективного мира. Тогда всё становится на свои (хотя и бездоказательные) места. Отсюда получается, что «Не-Я» едино для всех и, следовательно, все гносеологические вопросы вновь обретают смысл. Но что означает это всеобщее «Не-Я» в плане познания? Как уже было отмечено, отношения «Я»-«Не-Я» позитивно, первое познаёт второе. Для себя я могу уверенно сказать, что дверь есть и имеет такие-то габариты. Обобщение же означает, что теперь эта дверь не только моя, но она же и дверь Ивана Ивановича, и дверь Марии Николаевны; для них данная дверь становится такой же частью «Не-Я», как и для меня самого. Следовательно, и они её знают. Таким образом, коли уж мир всеобщ, то он и познаваем. Если объективный мир существует, значит, он познаваем. Т.е. мы уже на полном серьёзе можем говорить о том, что истина, а что нет, и есть ли то или иное на самом деле.

Субъективный или объективный (Канта) идеализм неверен в принципе. Или мы говорим, что (по сути) никакого всеобщего познания нет вообще, или говорим, что реальный мир есть, и он познаваем. Третьего не дано. Как изумительно сказал Фейербах: «Но т.к. для идеалистического Я не существует объекта вообще, то не существует так же и Ты». Т.е., нельзя сказать «Мы не знаем объективной действительности». Есть лишь две позиции: 1) объектов нет, есть один лишь Я (солипсизм) и разговоры о знании/незнании теряют всякий смысл; 2 мы есть, следовательно, есть объективный мир и он познаваем. Однако ж, философы идеалистичных течений с завидным упорством утверждают, что хотя объективная реальность и существует, она непознаваема. Спрашивается, а откуда вы тогда знаете, что эта реальность вообще существует? Тем более вы не вправе утверждать, что мы её не знаем, ибо никакого «мы» нет, в таком случае есть только Я, что, к слову сказать, субъективные идеалисты признавать уже не хотят. Как видите, такое просто немыслимо. Тем более немыслимы все эти гносеологии неокантианцев, посткантианцев и феноменологов, которые на совершенно немыслимом фундаменте выстроили целые методологии, в которые и по сей день многие (очень многие) верят.

Так что же мы имеем на счет всеобщности? Мы имеем первую и единственную гносеологическую конвенцию. Мы просто принимаем на веру (да-да, совсем как Юм), что субъективный мир (если он и есть) един для всех, а, следовательно, он становится объективным. Объективность бытия (а значит и всеобщность) бездоказательны, и речь здесь может идти только о конвенции, в которой, впрочем, нет ничего плохого. Чтобы решать вопрос о том, какого цвета потолок, уже нужно согласиться (прийти к конвенции), что потолок есть. Если же его на самом деле нет (солипсизм), то о чём тогда говорить? Такой конвенционализм всё вновь возвращает на свои места: есть объективный мир «вещей-в-себе» (единое для всех «Не-Я»), есть индивидуальный, субъективный мир «вещей-для-нас», который в ряде вопросов также можно считать всеобщим. Кантовская дихотомия обретает свой первозданный смысл, а деятельность учёных (и т.п.) снова имеет полное право на существование.