Полное собрание сочинений. Том 5. Мощеные реки.

Снимок башни сверху сделан с вертолета. Пилот — Георгий Карманов.

* * *

Я разыскал сказавшего «а». В маленькой комнате подвального этажа, где проектируют зрелищные и спортивные сооружения, сидел человек с логарифмической линейкой и что-то писал на обрывке бумаги. Рядом стояли рулоны бумаги и костыли.

— Николай Васильевич Никитин?

— Я.

Живые, приветливые глаза, простота, позволяющая сразу же задать и шутливый, и серьезный вопрос насчет спокойного сна.

— Вы о башне?.. Ни минуты не сомневаюсь. Будет крепко стоять. А сны… Сны у меня, простите, всегда железобетонные. Чем труднее расчеты, тем чаще сны. Наверное, старость…

Сказавшему «а» исполняется шестьдесят. Это не первый и не последний проект Никитина, хотя, конечно, — главное дело жизни.

— Как рождался проект телецентра? А вот так же, сначала не обрывке прикинул — можно построить. Потом посерьезней расчет. Потом показал друзьям. Потом конкурс. Понравилось, одобрили. Потом забраковали. Потом снова одобрили. Потом опять… Начали строить наконец. Остановились. Вот тогда было, конечно, ночи не спал…

Сказавший «а» в своих проектах всегда говорил это «а», вызывая сомнения, возражения, перестраховку. Из-за этого многие проекты остались в альбомах. Он всегда предлагал новое, необычное и давно уже слывет богом-конструктором. Ему поручали расчет фундамента МГУ, к нему идут со всеми труднейшими вопросами. Он находит решения. Бетонная игла — его гордость: ни один конструктор еще не выводил на бумаге: h-525.

— Почему именно 525?

— Данная. высота удовлетворяет многим условиям конструкции и возможностям нового телецентра.

— Строилось что-нибудь подобное в мире за последние годы?

— Железобетонную башню построили в Штутгарте. Автор ее Леонгардт решился на высоту 220. Кстати, он был недавно в гостях у меня. Поднялись кверху… Сказал, что завидует. Я и сам себе немного завидую… Этот год для меня — и счастливый, и грустный. Болел, лишился ноги. В это же время стал доктором наук, а главное — поднялась башня. Ложусь спать — из окна красные огни видно. Моя башня… Я не хвастун, не честолюбец, но, ей-богу, хорошо при жизни увидеть эту постройку.

— Эйфелева… А как бы вы отнеслись к названию: Никитинская?..

— Нескромно, несправедливо. Я действительно сказал «а». Но сказано слово и архитектором, и инженером, и каждым рабочим… Вы поднимались кверху?.. Только с вертолета? Советую, советую. Я сам, как на празднике, там бываю…

* * *

Подняться оказалось непросто. Посторонний человек — помеха на высоте. Существуют суровые правила, и пришлось просить разрешения у министра.

Обязательно надевается каска — даже орешек бетона, упав с высоты, может повалить с ног, а тут с неба, глядишь, грянуть могут и молоток, и гайка…

Десять бетонных ног держат башню. По сравнению со всей махиной пластины ног кажутся тонкими, хрупкими. Фундамент до курьезного неглубок — менее пяти метров. Но все рассчитано. «Ноги» удержат и бетонный ствол, и антенну, и стальную «начинку» трубы, и смотровую площадку, и ресторан на высоте. Каждая опора выдержит три с половиной тысячи тонн…

Дверь в металлическую коробку лифта. Щелчок. Поехали. Медленно едем. Гул, как в огромном бетонном чане. Вовсе не тесен этот колодец — до стены шестом не дотянешься. Гул и шорох. Падают искры электросварки, где-то стучат молотом по металлу, плывут сверху вниз металлические переплетения. Парень, повиснув на одной из балок, кричит кому-то, глядя высоко кверху: «Майна!»

Выше труба чуть теснее, но все равно поднимайся в любом из трех лифтов — рукой до стены не дотянешься. Я опускался в шахту на глубину в восемьсот метров. Очень похожее ощущение. Только там в бадье стоишь, а тут коробка. Там летишь с бешеной скоростью, темнота. А тут лампочки, электросварка и время от времени, как в соборе, — столбы дневного голубоватого света.

Тринадцать минут подъем. Можно и наглядеться, и познакомиться со спутниками. Вот рядом со мной у двери — монтажник Тарунтаев Василий Никифорович. Уже вернувшись на землю, я узнал: этот человек ставил до войны звезды на кремлевские башни, монтировал известную всем Шуховскую радиобашню, Дворец съездов в Кремле. На вид ему сорок, но оказалось — «одной высоты у него тридцать пять лет». Еще монтажник Анатолий Буланкин.

— Там, внизу, Буланкина… Родственница?

— Жена. Лифтером…

Почему-то повисаем на месте. Жуткая чернота внизу. Неразборчивые, плавающие голоса в глубине, слабые огоньки. Высота — триста семнадцать. По окружности сверху вниз темнеют канаты. Это — одна из деталей конструкции. Предварительно напряженные тросы добавляют башне жесткость и прочность…

И снова вверх.

Стоп. Далее не идет лифт. Высота — 373 метра. Ошеломляюще высоко! В синем утреннем дыму далеко внизу — Москва. Неужели Рижский вокзал?! Тонкие, как гитарные струны, пути. Полоски составов на струнах. Игрушками кажутся строения выставки. У самой башни — игрушечные: Останкинский дворец и церковь. Бумажка, пущенная из рук, долго ходит в пластах воздуха, глазам надоедает следить…

Бетонщики и монтажники. Их тут четырнадцать человек. Застывают очередные кольца бетона, и кое у кого есть свободное время. Двое режутся в шашки, расставив по клеткам болты и гайки. Схватил из рук бинокль.

— Ну-ка, ну-ка, что там моя на кухне делает…

Тут, наверное, начинаешь хорошо понимать выражение «башня сама себя тянет за волосы».

Поглядите на снимок, сделанный с вертолета. Домик наверху с круглой крышей и на самом деле является домиком, но не простым и не легким — триста тонн веса! Масса механизмов в домике, люди, над крышей — подъемный кран. Инженер Лев Николаевич Щипакин, придумавший этот единственный в мире самоподъемный комбайн, просто и необычно решил задачу: внутри домика в тепле кладется бетон, а потом домик, опираясь на застывшие стены, подтягивается выше чем-то вроде домкрата. Поразительна точность, с какой ложится бетон вокруг воображаемой точки центра. Башня на вершок не отклонилась от вертикали. Но бетонная миссия домика в ближайшие дни кончается. Далее кверху пойдет только металл. Металлическую трубу — антенну монтируют сейчас на земле. Она кажется сверху тоненьким карандашиком. Я залезал в нутро этого «карандашика» — просторно, как в жилой комнате. Высоте пятидесятиэтажного дома равняется металлическая игла-антенна, которую по частям кранами предстоит поднимать кверху…

А это вид на башню снизу.

— Ну, а как, не страшно тут, на юру? — Этот вопрос крановщику Анатолию Павлову: он со своим механизмом занимает самую высокую точку.

— Привык!.. В грозу неуютно. Тучи со всех сторон. Молнии и сбоку, и снизу. Землю часто не видно. В сильный ветер не могли однажды работать — качает…

Башня неизбежно должна качаться. Расчетом в ней предусмотрены и жесткость, и гибкость. А на два метра будут обычные отклонения от оси. В случае урагана башня отклонится даже и на тринадцать метров, но не сломается!

А что касается молний, то для них уготован надежный громоотвод. Но молнии, оказывается, имеют капризы. Нынешним летом погиб человек. Где бы, вы думали? Молния не ударила в башню, молния не ушла в высокий подъемный кран (да мало ли высоких предметов на стройке!), молния нашла человека на чистой площадке около башни…

Что еще надо сказать про удивительную высоту? Пожалуй, самое главное тут — чувство ответственности. Каждая цифра расчета, каждая горсть бетона, каждая капля электросварки должны быть надежными. Брак исключается. Но конечно, при всей дисциплине, при всей строгости обстановки люди и на высоте остаются людьми.