Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856–1869 гг. Идиллия
Шрифт:
2.
<Между тмъ дломъ подошли покосы.> Петра и Павла отпраздновали, платки, сарафаны, рубахи дорогiе попрятали бабы по сундучкамъ, а то пошли опять на пруду вальками стучать, гости разъхались, цловалникъ одинъ въ кабак остался, мужики похмелились, у кого было, кто съ вечеру, кто поутру косы поотбили, подвязали брусницы на обрывочки и, какъ пчелы изъ улья, повысыпали [5] на покосы. Повсюду по лощинамъ, по дорогамъ, заблестло солнушко на косахъ. Погода стояла важная; до праздника дни за три мсяцъ народился погожій – серпъ крутой. Обмылся мсяцъ, и пошли красные дни. Покосы время веселое; и теперь весело, а встарину еще лучше того было. Разрядются бабы, съ пснями на работу, съ пснями
5
В подлиннике: посывыпали
Пришелъ сейчасъ посл Пасхи староста повщать <еще зорька только занимается>. Старостой тогда Михеичь ходилъ, молодой былъ, и своя хозяйка первая еще жива была: только іорникъ насчетъ бабъ былъ. И мужичина блый, окладистый, брюхо налъ, въ сапогахъ, въ шляпахъ щеголялъ. Приходитъ въ избу, одна Маланька не одмши, босикомъ, дома была, въ печи убиралась, старикъ на двор съ работникомъ на пахоту убирался, старуха скотину погнала, а солдатка на прудъ ушла. Сталъ къ ней приставать.
– Я тебя и на работу посылать не стану.
– A мн что работа? Я, – говоритъ, – люблю на барщину ходить. На народ веселй. А дома, все одно, старикъ велитъ работать.
– Я, – говоритъ, – теб платокъ куплю.
– Мн мужъ привезетъ.
– Я мужа твоего на оброкъ выхлопочу, – вдь ужъ я докажу прикащику, такъ все сдлаю.
– Не нужно мн на оброкъ. Съ оброка то голые приходятъ.
– Чтожъ, – говоритъ, – это такое будетъ; долго мн съ тобой мучиться? – оглянулся, что никого въ изб нтъ, да къ ней.
– Мотри, Михеичь, не замай! – какъ схватитъ ухватъ, да какъ огретъ его. А сама смется.
– Разв можно теперь? вотъ хозяинъ придетъ. Разв хорошо?
– Такъ когда жъ, съ работы?
– Ну, извстно, съ работы. Какъ пойдетъ народъ, а мы съ тобой въ кусты схоронимся, чтобъ твоя хозяйка не видала.
А сама на всю избу заливается, хохочетъ.
– А то, молъ, разсерчаетъ твоя Марфа-то, старостиха.
Такъ что и самъ не знаетъ староста, шутитъ ли, или смется. А тутъ старикъ вошелъ обуваться, а она все свое, и свекора не стыдится. Нечего длать, повстилъ, какъ будто затмъ только приходилъ – бабамъ сно [6] гресть въ заклахъ, мужикамъ возить,—и пошелъ съ палочкой по другимъ избамъ.– Кого и не слдуетъ, всхъ [7] пошлетъ; кто и винца поставитъ, и то мало спуска даетъ, а Маланьку безо всего, или вовсе отпуститъ, или выбираетъ, гд полегче. Только она за это ничего ему не покорялась, а все смется, приду – говоритъ. То же и съ другими. Мало ли ей въ это лто случаевъ было. Да и сама она говаривала. Никогда такого лта не было. Сильная, здоровая, устали не знала, и все ей весело.—Уберется, выйдетъ на покосъ, ужъ солнышко повзойдетъ изъ за лсу около завтрака, пойдетъ съ солдаткой, псню заиграетъ. Идетъ разъ такимъ манеромъ черезъ рощу – покосъ на Калиновомъ лугу былъ. – Солнышко вышло, день красный, а въ лсу еще холодокъ стоитъ, роса каплетъ, птицы заливаются, а она пуще ихъ. Идетъ, платокъ красный, рубаха шитая, босикомъ, коты на веревочк, только блыя ноги блестятъ да плечи подрагиваютъ. Вышли на поле, мужики господскую пашутъ. Много мужиковъ, сохъ 20 на 10 десятинахъ. Гришка Болхинъ ближе къ дорог былъ, – шутникъ, мужикъ, – завидлъ Маланью, завернулъ возжу, подошелъ поиграть, другіе побросали, со всми смется. Такъ до завтрака пробалясничали бы, кабы не прикащикъ верхомъ.
6
В подлиннике: сномъ
7
В подлиннике: всми
– Что вы, сукины дти, такіе сякіе, короводы водить.
Рысью на нихъ запустилъ, такъ пашня подъ копытами давится, грузный человкъ былъ.
– Вишь бляди, въ завтракъ на покосъ идутъ. Я васъ.
Да какъ Маланьку призналъ, такъ и сердце прошло, самъ съ ней посмялся.
– Вотъ я, – говоритъ, – тебя мужицкій урокъ допахать заставлю.
– Чтожъ, давай соху, я выпашу проти мужика.
– Ну буде, буде. Идите, вонъ еще бабы идутъ. Пора, пора гресть. Ну, бабы, ну.
Совсмъ другой сталъ.
Такъ, какъ пришла на лугъ, стали порядкомъ, какъ пошла передомъ ряды раскидывать, такъ
рысью ажно, смется прикащикъ, а бабы ругаютъ, что чортъ, замучала. Зато какъ пора обдать ли, домой, ужъ всегда ее къ прикащику посылаютъ; другіе ворчатъ, а она прямо къ начальнику, что, молъ, пора шабашить, бабы запотли, али какую штуку отмочитъ, и ничего. Разъ какая у ней съ прикащикомъ штука приключилась. Убирались съ покосами, стогъ кидали, а погода необстоятельная была, надо было до вечера кончить. За полдень безъ отдыха работали, и дворовые тутъ же были. Прикащикъ не отходилъ, за обдомъ домой посылалъ. Тутъ же, подъ березками, съ бабами слъ. Только пообдалъ, – что, говоритъ, ты, кума Маланья,– онъ съ ней крестилъ; – спать не будешь?– Нтъ, зачмъ спать.
– Поди ка сюда, поищи мн въ голов, Маланьюшка.
Легъ къ ней, она смется. Только бабы позаснули, и М[аланья] то задремала; глядла, глядла на него, красный, потный лежитъ, и задремала. Только глядь, а онъ поднялся, глаза красные выкатилъ, самъ какой то нескладный.
– Ты меня, – говоритъ, – приворотила, чертова баба.
Здоровый, толстый, схватилъ ее въ охабку, волочетъ въ чащу.
– Что ты, – говоритъ, – Андрей Ильичь, нельзя теперь, народъ проснется, срамъ, приходи, – говоритъ, – лучше посл. Отпусти раньше народъ, а я останусь.
Такъ и уговорила. А какъ отпустилъ народъ, она впередъ всхъ дома была. Сказывалъ парнишка, Андрей Ильичъ долго все за стогомъ ходилъ. – И это ея первая охота была, что всякаго обнадежитъ, а потомъ посмется. Такъ-то, какъ пріхалъ баринъ въ самые Петровки, былъ съ нимъ камердинъ – такая бестія продувная, что бда. Самъ, бывало, разсказываетъ, какъ онъ у барина деньги таскаетъ, какъ онъ барина обманываетъ. Да это бы все ничего, только насчетъ <бабъ ужъ такой подлый, что страхъ>. Сбирались его тогда мужики побить, да и побили бы, спасибо, скоро ухалъ. А изъ нашего же брата. Полюбилась ему Маланька, сталъ тоже подъзжать, рубль серебра давалъ, синенькую, красенькую давалъ.
– Ничего, – говоритъ, – не хочу.
Такъ на хитрости поднялся. Старосту угостилъ что-ли, стакнулся съ нимъ. Весной еще было – молотили, темно начинали.
– Я, – говоритъ, – ползу на скирдъ, а ты и пошли скидать одну. Тамъ моя будетъ.
– Ладно.
Только влзла она на скирдъ, онъ къ ней.
– Постой, – говоритъ, – тутъ не ловко.
Взяла, снопы раскидала, яму сдлала да его туда и столкни а сама долой, лстницу сняла да на другой скирдъ, раскрыла1 подаетъ. Разсвло ужъ, такъ сказала,—то-то смху было. Бабы сбжались, партки съ него стащили, напихали хаботья и опять надли. Такъ все не пронялся, все старосту просилъ ее въ садъ посылать дорожки чистить. Тутъ то на нее баринъ наткнулся. И не слыхать за нимъ этаго прежде было. Видно, ужъ баба то хороша была. Только, – разсказывала сама, – смотрю, идетъ баринъ, дурной, худой такой, чудно какъ-то все на немъ. Прошелъ, я за работу, скребу; только хотла отдохнуть, смотрю – опять по дорожк идетъ. Дорожки тамъ густыя, крытыя. Ну, думаю, по своему длу гуляетъ. Только покосилась на него, такъ и впился въ меня глазами. Такъ до обда покою не давалъ, все ходитъ, смотритъ. Такъ измучалась, что бда, на покос легче. А не подходить. Баринъ то, видно, такъ на нее глядитъ, извстно, господамъ, длать нечего, а она думаетъ, за работой смотритъ, такъ старается, что одна всю дорожку выскребла. Только хорошо, идетъ этотъ камердинъ опять къ ней.
– Барину, – говоритъ, – ты дюже полюбилась, веллъ придти вечеромъ въ ранжерею.
Ладно, думаетъ, это все твои штуки: приду, дожидайся.
– Мотри же.
– Сказано, приду.
Вечеромъ взяла скребку, пошла домой; только думаетъ, что и въ самомъ дл баринъ, пожалуй, звалъ. Зазвала солдатку, задами ползли къ ранжере, смотрятъ – ходитъ. Солдатка какъ закричитъ по мужицки, такой голосъ она умла длать:
– Кто тутъ?
Баринъ бжать. Бабы смялись, смялись, пришли домой, покатываются – всмъ разсказали. На другой день опять въ садъ посылаютъ. <Только поваръ пришелъ, говоритъ: такъ и такъ, ты врно камердину не вришь, такъ онъ меня прислалъ. Что взаправду онъ тебя хочетъ и непремнно веллъ приходить.
– Ладно, я, – говоритъ, – думала, что камердинъ, такъ пошутила, испугать хотла, а теперь приду.
Какъ работу кончила, такъ прямо въ домъ да на двичье крыльцо.
– Чего, молъ, теб?
– Баринъ веллъ.
Вышла барыня.
– Чья ты? – говоритъ, – какая ты, – говоритъ, – хорошенькая. Зачмъ тебя баринъ звалъ?
– Не могу знать.
Вызвали барина, красный весь пришелъ.
– Приди, – говоритъ, – посл съ отцомъ, a мн теперь некогда.
А то разъ днемъ къ ней подшелъ, такое началъ говорить, что она не поняла ничего. Только хотлъ ее за руку взять, она какъ пустится бжать, и ушла отъ него>.