Полное собрание сочинений. Том 86. Письма к В. Г. Черткову 1887-1889 гг.

* 159.В. Г. Черткову и П. И. Бирюкову.

1887 г. Октября 10. Я. П.

Получиль ваши радостныя письма, милые друзья. Въ вашемъ, В[ладиміръ] Г[ригорьевичъ] такъ много сказано, что не знаю на что отвчать. Больше всего меня трогаетъ то, что вы пишете о себ: о той трусости, какъ вы называете, передъ физическими страданіями, и к[оторая] вызывается въ васъ преимущественно жел[зной] дорогой. Мн думается, что это физическій, только физическій недугъ, какъ зубная боль, ревматизмъ, и что къ этому состоянію надо относиться совершенно такъ, какъ къ физическому страданію, не приписывая ему ни на волосъ больше значенія. Ну, болитъ зубъ, или животъ, или найдетъ жутость и болитъ сердце. Ну и пускай себ болитъ, a мн что за дло? Либо поболитъ и пройдетъ, либо такъ я умру въ этой боли. Ни въ этомъ ни въ другомъ случа нтъ ничего дурнаго. Мн кажется, что не бояться своей боли — это можно, когда знаешь ее по опыту — это значитъ: отнять у нея все мучительное. А что физическое — это я знаю, п[отому] ч[то] испытывалъ это въ очень сильной степени въ желзной дорог. Помню давно я разъ слъ ночью въ 1-й классъ, онъ б[ылъ] весь пустой, и на меня нашелъ ужасъ, что я съ ума сойду.¹ У васъ это приняло другую складку, но это наврно то же ощущеніе, к[оторое] многіе испытываютъ въ боле или мене сильной степени — какой то излишекъ въ себ мыслей, ощущеній, переполнено, что-то надуто. Это физич[еская] боль, и чтобъ побдитъ ее, чтобъ она не мшала — мн кажется, надо согласиться съ ней, покориться ей, и не думать, какъ мы длаемъ, о борьб съ нею. А то приготавливаешься къ борьб и въ воображеніи своемъ ее преувеличиваешь и заробешь передъ ней. Разумется, главное средство безбоязненности — это привычка мысли представленія о плотской смерти. Если хорошо представишь себ смерть и вызовешь въ своей душ то, чт`o уничтожаетъ страхъ ея (въ ней только и есть страхъ, ея самой нтъ), то то, чт`o вызовешь — съ излишкомъ достаточно для уничтоженія всхъ плотскихъ страховъ и сумасшествія и одиночнаго заключенія. 25 лтъ сумасшествія или одиночнаго заключенія вдь во всякомъ случа только кажутся удлиненіемъ агоніи, въ сущности же удлиненія нтъ, п[отому] ч[то] передъ той истинной жизнью, к[оторая] дана намъ, часъ и тысяча лтъ все равно.

²Ваше письмо къ Файнерману³ я понялъ не такъ, какъ вы объясняете: вы клеплете на себя. И я не пот[ому], что люблю васъ, а потому думаю, что знаю васъ, знаю, что у васъ не можетъ быть недобраго чувства къ людямъ. Много хочется написать, спросить, да нынче некогда. Надо о дл.

⁴Жена вамъ, П[авелъ] И[вановичъ],⁵ писала въ Петерб[ургъ], и я приписалъ о Гогол вотъ что:⁶ перечелъ я его переписку 3-й разъ въ жизни. Всякій разъ, когда я ее читалъ, она производила на меня сильное впечатлніе, а теперь сильне всхъ. Я отчеркнулъ излишнее, и мы прочли вслухъ — на всхъ произвела сильное впечатлніе и безспорное. 40 лтъ тому назадъ человкъ, имвшій право это говорить, сказалъ, что наша литература на ложномъ пути — ничтожна, и съ необыкновенной силой показалъ, растолковалъ, чмъ она должна быть, и въ знакъ своей искренности сжегъ свои прежнія писанья. Но многое и сказалъ въ своихъ письмахъ, по его выраженію, чт`o важне всхъ его повстей. Пошлость, обличенная имъ, закричала: онъ сумашедшій, и 40 лтъ литература продолжаетъ идти по тому пути, ложность к[oтopaго] онъ показалъ съ такой силой, и Гоголь, нашъ Паскаль, — лежитъ подъ спудомъ. Пошлость царствуетъ, и я всми силами стараюсь, какъ новость, сказать то, чт`o чудно сказано Гоголемъ. Надо издать выбранныя мста⁷ изъ его переписки и его краткую біографію — въ Посредник. Это удивительное житіе.⁸

⁹Помогай вамъ Богъ, дорогая A[нна] К[онстантиновна], также бодро и радостно жить и работать. Вспомнилъ о васъ и улыбаться хочется.

Братски цлую васъ всхъ. Григ[орій] Иван[овичъ] послалъ вамъ назадъ рукопись Семенова. Это недоразумніе, ужъ вы поймете. Я началъ писать новое, да нейдетъ еще.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отдельные небольшие отрывки напечатаны в сборнике «Спелые колосья» 1895 г., вып. 3, стр. 181 и в ТЕ 1913 стр. 58. На подлиннике надпись черным карандашом рукой В. Г. Черткова: «Я. П. 10 окт. № 157», на основании которой и датируется письмо. Письмо это является ответом на письмо Черткова от 3 октября, к которому было приложено письмо П. И. Бирюкова от того же числа. В этом письме Чертков между прочим писал о том, что у него гостит П. И. Бирюков, привезший с собой копии писем Толстого «к французу» (т. е. Р. Роллану от 3 октября 1887 г., см. т. 64) и «к русской женщине» (см. письмо к неизвестной женщине от сентября-октября 1887 г., т. 64): «Павел Иванович приехал к нам и принес с собой частичку вас. Нам было и так хорошо, а стало еще теплее и светлее. От него мы узнали, что вы не думаете теперь приехать к нам. Ну что же, видно так надо. Если б я любил людей больше самого себя, как вы пишете в том чудном, вдохновенном письме, которое вы нам всем написали в ответ французу, то всегда желал бы, чтобы вы остались там, где находитесь. И я рад, что могу искренно радоваться зa людей, вас окружающих, что вы с ними, а не с нами, тем более, что с нами-то вы всегда духовно. Павел Иванович рассказал нам про вас и ваших — все такое, чему мы радовались всею душою. Он прочел нам ваши письма к русской женщине и французу. Последнее поразило меня количеством и глубиною своего содержания и обворожительною убедительностью изложения. Это — целый капитал, из которого, я знаю, что я вместе со многими будем много черпать.

Я хотел тотчас же перед тем, чтобы лечь спать, писать вам, так я был полон вами, так хотелось поговорить с вами. Но я случайно спросил Павла Ивановича, говорили ли вы ему про мое письмо к Файнерману, и он мне сказал, что письмо это вам не понравилось, что вы нашли в нем раздражение против Файнермана. Зачем скрывать, лучше чистосердечно скажу вам, что мне это было больно, — не самолюбию моему, поверьте мне в этом, а — мне самому. В ответ Файнерману я сообщил то, что сознаю своей главной слабостью, и о чем я давно собирался написать вам, и я не сознавал в себе, как и не сознаю теперь, никакого раздражения против Файнермана».

Далее Чертков рассказывает о тяжелом психическом состоянии, которое охватывает его иногда и связано с жутким ощущением, отчасти напоминающим переживания при мании преследования. В частности нервная боязнь железной дороги образовалась у Черткова, как он сообщает, зa несколько лет до этого времени, после того, как начав ездить по железной дороге в вагонах III класса для общения с народом, он этим возбудил подозрение властей и подвергся преследованию со стороны субъектов, пристававших к нему с провокационными разговорами. Впоследствии Чертков получил доказательства того, что в это время за ним специально следили агенты охранного отделения.

¹ Состояние острой тоски и страха сумасшествия несколько раз было пережито Толстым. В дневнике С. А. Толстой, в тетради «Мои записи разные для справок», имеется следующая запись от 9 декабря 1870 г. о Толстом: «Иногда ему кажется — это находило на него всегда вне дома и вне семьи, — что он сойдет с ума, и страх сумасшествия до того делается силен, что после, когда он мне рассказывал, на меня находил ужас. Дня три тому назад он воротился из Москвы... Вернувшись, он все говорил: «какое счастье быть дома». См. «Дневники С. А. Толстой (1860—1891)». М. 1928, стр. 33.

² Абзац редактора.

³ Чертков послал 19 сентября 1887 г. Толстому свое письмо Файнерману, упоминаемое в выдержке, приведенной выше в ненумерованном примечании к комментируемому письму. О своем письме Файнерману Чертков писал Толстому 19 сентября 1887 г.: «Из моего письма к Файнерману вы увидите, что у меня бывают полу-болезненные, полу-малодушные состояния, в которых я опасаюсь для себя лично страданий. Но я теперь не так мечусь, как бывало прежде в таком состоянии. Оно всплывает и напоминает мне о возможности своего наступления, но продолжается недолго».

⁴ Абзац редактора.

⁵ П. И. Бирюков жил в это время у Чертковых, помогая в работах, связанных с издательством «Посредник».

⁶ См. письмо к П. И. Бирюкову от 3? октября 1887 г., т. 64.

⁷ Написано: мстами

⁸ Книжка о Н. В. Гоголе была составлена А. И. Орловым на основе выбранных Толстым мест из «Переписки с друзьями», просмотрена Толстым и издана «Посредником» без указания имени автора под заглавием «Николай Васильевич Гоголь, как учитель жизни». М. 1888. На обложке портрет, исполненный И. Е. Репиным.

⁹ Абзац редактора.

* 160.

1887 г. Октября 16. Я. П.

Милые друзья, В[ладиміръ] Г[ригорьевичъ] и А[нна] К[онстантиновна]. Держитесь крпко, время наступаетъ вамъ трудное — экзаменъ во всхъ отношеніяхъ. Если помнить и врить, что «да будетъ воля твоя. Не моя, но твоя»,¹ то все легко, все хорошо, а если не помнить, не врить, то все трудно, все дурно. У насъ б[ылъ] въ дтств дурачекъ садовникъ (Гриша въ Дтств).² Мы ходили слушать въ темнот, какъ онъ въ оран жере молился Богу. Посл молитвъ и стиха объ праведныхъ по правую и окаянныхъ по лвую руку, онъ начиналъ разговаривать съ Богомъ: ты мой хозяинъ, мой кормилецъ, мой лекарь, мой аптекарь. Если бы онъ былъ женщина, онъ бы сказалъ, ты мой акушеръ. И какіе бы ни были лекари, аптекари и акушеры, все-таки Онъ, Его законъ, останется надъ ними главный и все сдлаетъ по своему. Изъ этаго не слдуетъ, какъ вы, врно, съ маленькой досадой думаете, что не надо пользоваться тмъ, что сдлали люди для облегченія своей матерьяльной жизни. Надо пользоваться всмъ, но въ предлахъ разума, — т[о] е[сть] того, что ясно несомннно. — Пожалуйста, не думайте, что я хочу философствовать, я просто хочу дать совтъ, какъ старый человкъ и отецъ семейства. Позвать къ себ жить въ то время, какъ ждешь родовъ жены, человка опытнаго въ дл родовъ, несомннно, употребить все то, что можно, для облегченія начавшихся страданій, — тоже; но впередъ придумывать средства облегчить страданія, к[оторыхъ] еще нтъ — сомнительно, тмъ боле что средство не общеупотребительное. Я бы былъ ршительно противъ и хлороформа, и веселящаго газа. Богъ даетъ роды, Богъ дастъ и силы. И прибавитъ еще силъ. Мнніе моей жены тоже противъ газа. Она говоритъ, что если употреблять такое новое средство, то нужно, чтобы распоряжался этимъ человкъ авторитетный и опытный, а то можно сдлать больше вреда, чмъ пользы. Тоже она и за кормленіе. И въ этомъ нашъ опытъ сходится, именно въ томъ, что, противно всмъ предписаніямъ докторовъ, женщины кормили и этимъ самымъ пріобртали силы и выкармливали хорошихъ дтей. Такъ своячениц Т[атьян] А[ндреевн] Захарьинъ³ запретилъ ей кормить, а она съ тхъ поръ поправилась. Жена принимаетъ большое, искреннее, сердечное участіе въ васъ, и это меня очень радуетъ.

Есть взглядъ на медицину такой, какой мн приписываютъ, что медицина есть зло и надо отъ нея избавляться и ни въ какомъ случа ею не пользоваться: этотъ взглядъ неправиленъ. Есть другой взглядъ такой, что человкъ помираетъ и страдаетъ не п[отому], ч[то] такъ ему свойственно, а только п[отому], ч[то] не посплъ докторъ или ошибся, не нашелъ лкарства, или еще медицина не поспла всего выдумать, что она вотъ вотъ выдумаетъ. Этотъ взглядъ, къ несчастью, самый распространенный (особенно между врачами) и самый ложный и вредный. Отъ первой ошибки иногда пострадаетъ тло, а отъ 2-й всегда страдаетъ духъ. Насъ, неученыхъ людей, разумное отношеніе къ медицинской помощи всегда будетъ (да и ученыхъ тоже) такое: искать впередъ помощи отъ угрожающей смерти и страданій я не буду (п[отому] ч[то] если стану это длать, то вся жизнь моя уйдетъ на это и все таки ея не достанетъ), но пользоваться тми средствами огражденія себя отъ смерти и страданій, к[оторыя] приспособляются людьми, спеціально занятыми этимъ дломъ, и к[оторыя] невольно вторгаются въ мою жизнь, я буду, но только въ предлахъ того, что подтверждается ясностью для меня своего дйствія, опытомъ, распространеніемъ и удобствомъ пріобртенія, т. е. тми средствами, пользованіе которыми не нарушаетъ моихъ нравственныхъ потребностей. Тутъ, разумется, безпрестанныя дилеммы, и ршеніе ихъ въ душ каждаго. — Помогай вамъ Богъ, милые друзья.

Уже недли дв какъ я каждый день все собираюсь писать Марь Александровн: все думаю о ней. Какъ то она живетъ? И потому очень обрадовался, узнавъ о ней. Передайте ей мою любовь. Она такой человкъ, что, гд она ни устроится, и ей и другимъ будетъ хорошо.

Полностью печатается впервые. Отдельные отрывки напечатаны в сборнике «Спелые колосья» 1895, вып. 3, стр. 182—183 и в Б, III, стр. 83 и «Толстой и Чертков», стр. 149. На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова «Я. П. 16 окт. 87», на основании которой датируется письмо. Это письмо является ответом на письмо Черткова от 12 октября 1887 г., в котором Чертков писал Толстому: «Сюда приехала на несколько дней знакомая Гали — женщина врач. Она очень советует Гале принять во время родов веселящего газа (кажется, так называется) для уменьшения страданий, которые, по ее словам, могут очень истощить такой слабый организм, каков Галин. Гале уже раньше предложили хлороформу, но у нее есть нежелание быть в бессознательном состоянии, и она не соглашалась. И к газу она относится отрицательно, но вместе с тем у нее является сомнение, как поступить, если это действительно может сохранить ее силы от истощения, тем более, что она во что бы то ни стало хочет сама кормить, хотя все настойчиво отговаривают ее от этого. Она меня спросила моего совета о газе, и признаюсь, я не знал, что ей сказать. С одной стороны мысль о газе неприятная, с другой не решаюсь высказаться против того, что может уменьшить ее физические страдания, и что, кто знает, быть может и дано природою для этой цели. Пожалуйста, добрый Л[ев] Н[иколаевич], скажите мне ваше мнение — это поможет мне разобраться. Сейчас еду встречать М. А. Шмидт, которую я просил приехать сюда, чтобы переговорить о том, не может ли она зажить вместе с нами для того, чтобы помогать нам по письменной части дела изданий, с которою я не успеваю справляться, и дело от этого страдает. Мы оба были бы ужасно рады, еслиб это состоялось. Она была бы нам помощницей и поддержкою во всем хорошем».