Полное собрание сочинений. Том 9. За порогом весны
Шрифт:
Понявший оплошность папа начал говорить о вулканах, о том, что земля горячая там, внутри… Это на правду не походило. Куда проще первое объяснение. Вот печь с огромной трубой. Наберется много людей — откроют кран…
Мы прожевали «изюминку» Йеллоустонского парка со смешанным чувством: видели чудо. Но оно не такое, как представляется издали.
* * *
Рано утром мы покидали старейший заповедник земли. У въезда стояла длинная очередь автомобилей. Будочник, взимавший за въезд два доллара, позевывал. Все непременно хотели сняться и терпеливо ждали, когда можно будет картинно стать рядом с массивной вывеской «Йеллоустонский национальный парк». Спокойная чинная очередь. Одни, снимаясь, дурачились. Другие были серьезны — поездка в Йеллоустон бывает раз в жизни.
В.
15–16 июня 1973 г.
Большие деревья
(Земля за океаном)
Предположим, что где-то в малодоступном месте земли обнаружились динозавры и тебе судьба подарила лотерейный билет, выигрыш по которому: возможность увидеть этих зверей…
По желтым, похожим на покатые лбы холмам Калифорнии мы ехали с чувством, что этот билет похрустывает у нас в кармане…
Природа тайны свои окружает зонами неприступности. Солнце на этих холмах выжгло все до последней травинки; выпило речки, мощенные мелким камнем; выбелило коровьи черепа, лежащие возле брошенной хижины пастухов. Три цвета в пейзаже — синее небо, желтые травы и кое-где, островками, темные пятна сосен. Пешком мало кто решился бы одолеть эту сушь. Но машина за два часа съедает растянутый по холмам сиреневый холст дороги, безлюдной дороги — ни бензиновых будок, ни торговли водой. Облегченно вздыхаешь, как будто выскочил из горящего дома, когда вдруг видишь крутую зелень апельсиновых рощ, поливные каналы и вдалеке туманную зубчатую синеву с названием Сьерра-Невада.
Час езды в горы. И вот у встречного на площадке, где отдыхают от крутых серпантинов, можно спросить:
— А что, их видно уже?..
Встречный знает, о чем идет речь. Протягивает бинокль.
— Проследите по гребню… «Травка» — это обычный лес. А высокие свечи — это они… Секвойи… Деревья, уцелевшие на Земле только тут, на западном склоне Сьерра-Невады.
В сопоставлении со всем, что обильно пока растет на планете, секвойи — это зеленые динозавры. Кстати, они современники этих зверей.
Динозавры вымерли. Деревья тоже повсюду вымерли на Земле. Отпечатки их веток находят на каменных сланцах в Европе, Азии, даже в Гренландии. Но тут, в Калифорнии, на полосе земли, нетронутой ледником, осталась полоска леса — одно из главных чудес Земли.
Въезд в парк секвой.
* * *
Первое чувство: растерянность. Наверное, ничто на земле не находится так далеко за гранью привычного и понятного, как эти деревья. Кажется, муравьи под ними должны быть не меньше собаки. А гриб, случись ему вырасти под секвойей, пришлось бы валить пилой. Надо оглядеться и отдышаться, обвыкнуть, чтобы понять: все тут взаправдашнее, земное. Орешник… Вполне нормальные сосны и ели… Густые заросли папоротников… Белка, схватившая из-под ног шишку, окончательно приводят тебя к привычному ощущению: ты на Земле. Секвойи тоже дети Земли. Питают их те же соки, что и орешник. Конструкция тоже привычная: вот оголенные ручейком корни, ствол, зеленая шапка веток… Есть, правда, какая-то тайна в этих громадах, выросших из семечка величиною с головку спички. Но где ее нет, тайны?
Папоротник с резными узорами листьев, пронизанный солнцем, разве он без загадок? И все же тайну папоротника или орешника постигать легче. Они родятся и умирают у нас на глазах, а дереву тысяча лет. И это лишь средний возраст.
Пройди немного вглубь леса — встретишь деревья трех тысяч лет. Мысленно меришь эту бездну, и голова кружится. Есть доступный для каждого способ ощутить бездну мира и времени — погожей ночью поднять глаза к небу. Но к звездам мы привыкаем с рождения, необъяснимая
тайна лишь изредка нас тревожит. Секвойи же сразу и властно заставляют подумать о сущности жизни. Ни один храм, построенный человеком во имя богов, не может сравниться с величием этих деревьев…Рассказать о них трудно. Зарисовать, снять?
Увы, никакой снимок не сообщит волнения, пережитого возле секвой. Ну что фотография может сказать, например, о спокойствии леса?
А это главное, что сразу же в нем замечаешь. Где-то там в синеве, на «тридцатом этаже» привычных нам измерений, ветер, возможно, и есть. Однако дрожь веток вниз не доходит.
Красноватого цвета стволы похожи на скалы — качнуть монолит невозможно. Тихо. Тоненький голос птицы. Бег воды по камням. Но звуки эти услышишь только вблизи. Тысячелетняя плоть стволов лишь издали кажется грубо тесанным камнем. На самом деле стволы одеты пористым войлоком, рыхлым и теплым на ощупь. В таком лесу аукаться или дурачиться в голову не придет.
Но даже если и найдется любитель, лес спрячет звуки в коре деревьев, в хвойной подстилке, в солнечных кружевах папоротника. 6 сантиметров — толщина волокнистой коры. Кора морщиниста, издали кажется грубоватой. Но чуть надави — мякоть легко отломилась, и ты чувствуешь на ладони вес пробки.
Размял — пригоршня красноватой мягкой трухи. Кора, подобно теплому одеялу, хранит дерево от морозов. Но важнее другое свойство коры: обугливаясь снаружи, она не дает проникнуть огню к древесине. Без этого свойства коры генетическое долголетие дерева не имело бы смысла — пожар настигал бы секвойю задолго до старости. Пожаров тут было много. Одни, как видно, недавно. Другие лет триста… пятьсот… девятьсот. Девятьсот лет назад бушевал тут огонь, и секвойи хранят отметки огня — стволы обуглены. Есть старушки, у которых огонь выел и сердцевину. Но секвойи стоят. В черную полость одной мы зашли, как в пещеру. Зажгли фонарик. Однокомнатная квартира! Шкафы, стол, кровать и все прочее, включая самих жильцов, могли бы тут разместиться. Где-то за чертой заповедника секвойи с дуплами (потехи и рекламы ради) приспособили под гаражи и торговые лавки. Тут, в заповеднике, дуплами (надо полагать, не одно столетие) владеют медведи.
Распределение жилья происходит глубокой осенью перед спячкой.
Есть соображение, что пожары полезны секвойям. Огонь пожирает все, что растет в нижнем поясе. Сгорают сосны (тоже огромные), ели, кустарники, травы. Соки земли достаются только секвойям. Вдобавок почва после пожаров обильно удобрена… Есть и еще одно свойство деревьев, без которого долголетие невозможно: древесина секвой не гниет. И никакие другие болезни им незнакомы. На елках рядом можно увидеть длинные бороды мха. Орешник одолели и иссушили грибы. Секвойя, как заколдована!
Красный ствол чист от шишковатого низа до самой тонкой веточки наверху.
Зеленая шапка старых деревьев начинается высоко. В сопоставлении с мощью ствола она небольшая, временами просто курьезно маленькая — «великан в детской шапке»! Но зато уж солнце для старой секвойи никто, кроме облака, загородить не может. И горного солнца тут много.
Секвойи тысячелетние растут поодаль одна от другой. К ним надо идти, продираясь сквозь необычный лес — ели, сосны, травяное переплетение, валежник. Посчастливится — можешь найти сосновую шишку размеров с хорошую дыню. Зазеваешься — можешь свалиться в холодный каменистый поток. Временами обходишь огромные глыбы камня. Их много. И ты не сразу соображаешь: серые камни — это ж стволы секвой! Упавшее дерево не гниет. С него опадает кора, а древесина лежит неизвестно как долго, разрушается, подобно камню, только дождями, морозами и ветрами.
К особо знаменитым секвойям в лесу проложили дороги. Их облик знаком, как лица знаменитых людей. И не звезду экрана хочется тут припомнить, а Магеллана, Коперника, Галилея, Колумба. Но даже слава самых матерых из рода людей не слишком долга в сравнении с красным столбом этой жизни. Вот дерево с именем «Генерал Шерман». Высота — 90 метров. Толщина по диаметру — 10. Возраст — где-то тысячи за три лет. Колумб, стало быть (500 без малого лет назад), увидел бы дерево почти таким же, каким мы видим его сегодня.