Полное собрание стихотворений

И гряну сам в стихах!

Вадиус А мы им посмеемся.

Триссотин Довольно! я молчу, на Пинде разочтемся!

<1810>

57. ФИЛЕМОН И БАВКИДА {*}

Вольный перевод из Лафонтена

Ни злато, ни чины ко счастью не ведут:

Что в них, когда со мной заботы век живут?

Когда дух зависти, несчастным овладея,

Терзает грудь его, как вран у Промефея?

Ах, это сущий ад! Где ж счастье наконец?

В укромной хижине: живущий в ней мудрец

Укрыт от гроз и бурь, спокоен, духом волен,

Не алча лишнего, и тем, что есть, доволен;

Захочет ли за луг, за тень своих лесов

Тень только счастия купить временщиков?

Нет! суетный их блеск его не обольщает:

Он ясно на челе страдальцев сих читает,

Что даром не дает фортуна ничего.

Придет ли к цели он теченья своего,

Смерть в ужас и тоску души его не вводит:

То солнце после дня прекрасного заходит.

Примером в этом нам послужит Филемон.

С Бавкидой с юных лет соединился он;

Ни время, ни Гимен любви их не гасили:

Четыредесять жатв вдвоем они ходили

За всем в своем быту, без помощи других.

Всё старится; остыл любовный жар и в них —

Однако в нежности любовь не ослабела

И в чувствах дружества продлить себе умела.

Но добрых много ли? Разврат их земляков

Подвигнул наконец на гнев царя богов:

Юпитер сходит к ним с своим крылатым сыном —

Не с громом, не в лучах, а так, простолюдином,

Под видом странника, — и что ж? Везде отказ,

Везде им говорят: «Нам тесно и без вас,

Ступайте далее!» Отринутые боги

Пошли уже назад, как влеве от дороги,

Над светлым ручейком, орешника в тени,

Узрели хижину смиренную они

И повернули к ней. Меркурий постучался.

В минуту на крыльце хозяин показался.

«Добро пожаловать! — сказал им Филемон.—

Вы утрудилися, дорожным нужен сон —

Ночуйте у меня, повечеряя с нами;

Спознайтесь с нашими домашними богами:

Они скудельные, но к смертному добры.

У предков был и сам Юпитер из коры,

Но менее ль за то они в приволье жили?

Увы! теперь его из золота мы слили,

А он уже не так доступен стал для нас!

Бавкида! там вода; согрей ее тотчас;

Поставим хлеб и соль; мы скудны, но усердны;

Дай всё, что боги нам послали милосердны!»

Бавкида хворосту сухого набрала,

Потом погасший огнь в горнушке разгребла

И силится раздуть. Вода уже вскипает;

Хозяин путников усталых обмывает,

Прося за медленность его не осудить;

А чтоб до ужина им время сократить,

Заводит с ними речь, не о любимцах счастья,

Не о влиянии и блеске самовластья,

Но лишь о том, что есть невинного в полях,

Что есть полезного и лучшего в садах.

Бавкида между тем трапезой поспешает,

Стол ветхий черепком сосуда подпирает,

Раскидывает плат, кидает горсть цветов

И ставит хлеб, млеко и несколько плодов;

Потом худой ковер, который сберегала

На случай праздников, по ложу разостлала

И просит на него возлечь своих гостей.

Уже они, среди приветливых речей,

За вечерей вином усталость подкрепляют;

Но сколько ни пиют, вина не убавляют.

Бавкида, Филемон недвижимы стоят,

Со изумленьем друг на друга мещут взгляд,

И оба с трепетом пред путниками пали.

По чудодействию легко они познали

Того, кто вздымет бровь и зыблет свод небес!

«О боже! — Филемон дрожащий глас вознес. —

Прости невольного минуту заблужденья!

И мог ли смертный ждать такого посещенья?

О гость божественный! где взять нам фимиам?

Прилична ль наша снедь, толь скудная, богам?

Но чем и самый царь их угостит достойно?

Простым усердием: вот всё, что нам пристойно!

Пусть море и земля им пиршество дадут:

Всесильные ему дар сердца предпочтут».

Бавкида с речью сей беседу оставляет

И входит в огород; там перепел гуляет,

Которого сама взлелеяла она;

Признанием к богам и верою полна,

Уже она его во снедь для них готовит;

Уже дрожащими руками птичку ловит,