Полное собрание стихотворений

Без подписи был помещен перевод басни Мерсье «Червонец и полушка» (позже вторично он появится в «Московском журнале» Карамзина). В басне с филантропических позиций осуждался «сиятельный червонец золотой», умножающий «казну ростовщиков, заводчиков, скупят и знатных шалунов», и превозносилась полушка, дающая «грубую пищу дряхлой старости», питающая «лишенна помощи младенца», облегчающая «жребий страждущих в темнице». К басне примыкает стихотворение «Лестница», высмеивающее спесивость знатных («верхняя ступенька»), напоминающее о превратности «счастья и гордости», — хозяин перевернул лестницу, и верхняя ступень «на землю спустилась, а нижняя ступень на самый верх взмостилась». Третье большое стихотворение, «Две гробницы», несомненно переводное, развивало характерные для Мерсье демократические идеи глубокого сочувствия к земледельцам и презрения к монархам. Две гробницы — это гробницы царя и крестьянина. Царь был «рушителем свободы и покоя», «незлобивый народ» он «ввергнул в рабское уничижение», «был изверг смертных рода», «сей пышный памятник воздвиг своей рукою, дымящейся в крови». «Безумный! Он хотел, чтоб даже и потомки С проклятием его к нему питали страх». Но все тщетно. Жизнь извергов приносит лишь страдания народу, и ничто не может сохранить о них память — даже пышная мраморная гробница превратилась в развалины, «со смрадной тиною его уж смешан прах».

Иная судьба земледельца, «простого гражданина». Он оставил после себя щедро возделанную и цветущую долину:

Здесь вьется виноград, там вижу лес густой;

Здесь рощи, поле там укладено скирдами;

Здесь тучные луга, покрытые стадами.

Наследник отца, молодой крестьянин с гордостью заявляет:

Вот памятник, моим оставленный отцом!

Во трудолюбии он всем был образцом.

Прах трудолюбивого крестьянина покоится в простой могиле: «Смотри на оный дуб! под ним его могила». Так впервые в русской поэзии мысль о призрачности жизни власть имущих, пытающихся свое величие увековечить в пышных памятниках, и подлинном бессмертии труженика, чья жизнь сливается с вечной и торжествующей природой, получила поэтическое воплощение. Стихотворение «Две гробницы» увенчивалось образом дуба над могилой селянина, который символизирует человечность, нравственную чистоту и гармонию человека и природы. И трудно не вспомнить стихотворение Пушкина, в котором городскому кладбищу знатных противопоставлено сельское кладбище. Стихотворение завершалось тем же образом дуба: «Стоит широко дуб над важными гробами, колеблясь и шумя…»

Два последних стихотворения были впервые подписаны инициалами И. Д. И это не случайно — опубликованные в «Утренних часах» стихотворения убедительно свидетельствовали о том, что поэт нашел свой путь, что период «приуготовления» кончился. В «бумажнике» лежало уже много готового — наступала пора активной работы. Должно было решать вопрос о журнале. Начавшееся было сотрудничество в «Утренних часах» прервалось в связи с закрытием журнала в 1789 году. В это время в Петербург, после восемнадцатимесячного заграничного путешествия, прибыл Карамзин. Свидание друзей было недолгим, но важным: Карамзин рассказал о намерении издавать свой журнал, Дмитриев прочитал свои стихи. Они понравились Карамзину и он забрал «рукописное собрание всех его безделок» «для подкрепления на первый случай журнального запаса» (с. 47).

Дмитриев же познакомил Карамзина с Державиным. Двадцатитрехлетний, щегольски одетый молодой человек серьезно говорил о своем понимании задач литературы, о намерении стать издателем журнала, который должен был принести ему независимость — условие плодотворной деятельности писателя. Сорокашестилетний поэт одобрил программу Карамзина, согласился сотрудничать в «Московском журнале» и для первого номера передал одно из своих лучших стихотворений — «Видение мурзы». В объявлении о выходе с января 1791 года «Московского журнала» Карамзин оповестил публику, что «первый наш поэт обещал украшать листы мои плодами вдохновенной своей музы».

2

Первый номер «Московского журнала» состоял из сочинений Карамзина, стихотворений Державина и Дмитриева. Стихи последнего, как и в «Утренних часах», были подписаны инициалами И. Д. В течение 1791 года было напечатано 22 «безделки» — то были оригинальные и переводные «поэтические мелочи», надписи, эпиграммы или лишенные серьезного содержания подражательные стихотворения («Счет поцелуев», «Письмо Климены», «На смерть попугая» и т. д.). Сам Дмитриев не высоко ценил стихотворения первого года «Московского журнала», называя их «посредственными». Но систематическое сотрудничество в журнале, получившем широкую популярность, заставило серьезно относиться к своему труду. Это привело к разработке новых жанров — сказки и песни. Напечатанные в 1792 году сказки и песни принесли Дмитриеву известность и признание.

Жанр сказки, начиная с Лафонтена, получил широкую популярность во французской литературе. То был шутливый, несколько фривольный сюжетный рассказ о нравах светского общества. Фантастика, сказочный элемент носили условный характер. Читателя привлекали занимательность, остроумие, легкость повествования. Дмитриев знал сказки Лафонтена, Флориана и Вольтера. Позже он переведет «Причудницу» Вольтера, правда решительно ее русифицировав.

Первые сказки Дмитриева — «Картина» и «Модная жена», опубликованные в «Московском журнале», — оригинальны. Дмитриев искал своего пути и сумел сказать в поэзии новое слово. Современники это поняли и оценили. Вяземский писал: «В сказках найдем его одного: ни за ним, ни до него, никто у нас не является на этой дороге, проложенной новейшими писателями». «Нигде не оказал он более ума, замысловатости, вкуса, остроумия, более стихотворческого искусства, как в своих сказках». ^[1]

В первых сказках нет ничего фантастического, сказочного. Название своих стихотворных новелл сказками — простая уловка автора, сделанная для смягчения тона сатир. В намерения Дмитриева входило создание сатирических картин из жизни Петербурга. Несомненно, в этом сказалось влияние книги Мерсье «Картины Парижа». Первую же сказку поэт и назовет «Картина». Название это двупланово — в сказке идет речь о картине, нарисованной художником по заказу, и в то же время рассказ о мытарствах художника есть поэтическая картина жизни Петербурга. Ее герои — петербургский художник-портретист, ученик Гаврилы Игнатьевича Козлова, обитатель чердака, и князь Ветров. Сюжет рассказа — исполнение художником прихоти заказчика. Влюбленный в свою пятнадцатилетнюю невесту, князь заказывает к свадьбе картину, на которой Гимен с Амуром должны были подводить его к «прекрасной девушке», окруженной «Забавами, Играми, Смехами». Болезнь художника помешала ему сдать картину до свадьбы. А за несколько месяцев, прошедших после свадьбы, Ветров уже охладел к своей жене. Он встретил художника, принесшего картину, неприветливо, велел переделать ее, ибо ему кажется, что «прелестная девушка» «для женатого уж слишком любострастна». Расставшись с «сумасбродным», художник принялся за переделку, «соображаяся с последним князя вкусом».

Дмитриев не был просветителем, и ему чужд радикализм сатиры «Картин Парижа» Мерсье. Но его «Картина» интересна стремлением поэта запечатлеть нравы русской столицы, сатирическим описанием сумасброда-князя, сочувствием к художнику, принужденному исполнять прихоти богатых заказчиков. Через год написанная вторая сказка, «Модная жена», с еще большим успехом раскрывает идею создания «картин Петербурга». Сатирический замысел поэта обнажен, хотя и смягчен шутливым тоном и ссылкой на сказочность описываемых событий.

Сюжет сказки «Модная жена» откровенно восходит к новиковским сатирическим рассказам «Живописца» о развратных дворянах: молодая жена обманывает своего старого мужа Пролаза и ловко устраивает в своем доме свидание с любовником. Главная удача сказки в создании характеров мужа и жены. Старик Пролаз не условная фигура обманутого мужа, — его характер объяснен социально и психологически:

Пролаз в течение полвека

Всё полз да полз, да бил челом,

И наконец таким невинным ремеслом

Дополз до степени известна человека,

То есть стал с именем, — я говорю ведь так.

Как говорится в свете:

То есть стал ездить он шестеркою в карете.

Шестеркою ездили только особы первых четырех классов. Так что Пролаз достиг генеральского чина, и был он тайный советник или действительный статский советник. Дмитриев обличает высший свет, показывая, что пробираются туда люди ничтожные, умеющие угодливо прислуживать своим начальникам — вельможам и князьям. Добившись чинов и богатства, Пролаз женился на «пригожей», умной, ловкой молодой девице, которая вертит им как хочет. Разврат, показывает Дмитриев, порожден бытом этой среды. Старый, кривой Пролаз знал, что «надо ценою дорогой платить жене за ласки». Боясь потерять молодую жену, он богатыми подарками поддерживает ее расположение. Речь жены, просящей у мужа новые подарки, — психологически точна и убедительна. Попросив сначала тюрбан и экран для камина, она, жеманясь, подходит к главной цели своего желания — получить английскую шаль, такую же, какую князь недавно купил своей княгине:

«...Да если б там еще... нет, слишком дорога!

А ужасть как мила!» — «Да что, мой свет, такое?»

— «Нет, папенька, так, так, пустое...

По чести, мне твоих расходов жаль».

— «Да что, скажи, откройся смело;

Расходы знать мое, а не твое уж дело».

— «.Меня... стыжусь... пленила шаль...»

. . . . . . . .