Полное собрание стихотворений

6

В раскатах гневныхИз бури отвечал Господь:Кто ты,Чтоб весить мир весами суетыИ смысл хулить моих предначертаний?Весь прах, вся плоть, посеянные мной,Не станут ли чистейшим из сияний,Когда любовь растопит мир земной?Сих косных тел алкание и злоба —Лишь первый шаг к пожарищам любви...Я сам сошел в тебя, как в недра гроба,Я сам томлюсь огнем в твоей крови.Как Я – тебя, так ты взыскуешь землю.Сгорая – жги!Замкнутый в гроб – живи!Таким Мой мир приемлешь ли?

7

– «Приемлю...»

9 декабря 1915

Париж

Суд

1

Праху – прах. Я стал давно землей:МноюЦвели растенья, мною светило солнце.Всё, что было плотью,Развеялось, как радужная пыль —Живая, безымянная.И океан временКатил прибой столетий.

2

ВдругПризыв Архангела,Насквозь сверкающийКругами медных звуков,Потряс вселенную —И вспомнил себяЯ каждою частицей,Рассеянною в мире.

3

В трубном вихре плотьюИстлевшие цвели в могилах кости.В земных утробахЗашевелилась жизнь.А травы вяли,Сохли деревья,Лучи темнели, холодело солнце.

4

НасталоВеликое молчанье.В шафранномИ тусклом сумраке земля лежалаРазверстым кладбищем.Как бурые нарывы,Могильники вздувались, расседались,ОбнажаяПобеги бледной плоти: пястиРостками тонких пальцевТянулись из земли,Ладони розовели,Стебли рук и ногС усильем прорастали,Вставали торсы, мускулы вздувались,И быстро подымаласьЖивая нива плоти,Волнуясь и шурша.

5

Когда же темным клубнем,В комках земли и спутанных волосРаскрылась головаИ мертвые разверзлись очи, – небоРазодралось, как занавес,Иссякло время,Пространство сморщилосьИ перестало быть.

6

И каждыйВнутри себя увидел солнцеВ Зверином Круге...

7

...И сам себя судил.

5 февраля 1915

Париж

Произведения 1925 – 1929 годов

Поэту

1

Горн свой раздуй на горе, в пустынном месте над моремЧеловеческих множеств, чтоб голос стихии широкоДушу крылил и качал, междометья людей заглушая.

2

Остерегайся друзей, ученичества шума и славы.Ученики развинтят и вывихнут мысли и строфы.Только противник в борьбе может быть истинным другом.

3

Слава тебя прикует к глыбам твоих же творений.Солнце мертвых – живым – она намогильный камень.

4

Будь один против всех: молчаливый, тихий и твердый.Воля утеса ломает развернутый натиск прибоя.Власть затаенной мечты покрывает смятение множеств.

5

Если тебя невзначай современники встретят успехом —Знай, что из них никто твоей не осмыслил правды.Правду оплатят тебе клеветой, ругательством, камнем.

6

В дни, когда Справедливость ослепшая меч обнажает,В дни, когда спазмы Любви выворачивают народы,В дни, когда пулемет вещает о сущности братства, —

7

Верь в человека. Толпы не уважай и не бойся.В каждом разбойнике чти распятого в безднах Бога.

<1925 Коктебель>

Доблесть поэта

1

Править поэму, как текст заокеанской депеши:Сухость, ясность, нажим – начеку каждое слово.Букву за буквой врубать на твердом и тесном камне:Чем скупее слова, тем напряженней их сила.Мысли заряд волевой равен замолчанным строфам.Вытравить из словаря слова «Красота», «Вдохновенье» —Подлый жаргон рифмачей... Поэту – понятья:Правда, конструкция, план, равносильность, cжатость и точность.В трезвом, тугом ремесле – вдохновенье и честь поэта:В глухонемом веществе заострять запредельную зоркость.

2

Творческий ритм от весла, гребущего против теченья,В смутах усобиц и войн постигать целокупность.Быть не частью, а всем; не с одной стороны, а с обеих.Зритель захвачен игрой – ты не актер и не зритель,Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы.В дни революции быть Человеком, а не Гражданином:Помнить, что знамена, партии и программыТо же, что скорбный лист для врача сумасшедшего дома.Быть изгоем при всех царях и народоустройствах:Совесть народа – поэт. В государстве нет места поэту.

17 октября 1925

Коктебель

Памяти В. К. Цераского

Он был из тех, в ком правда малых истинИ веденье законов естестваВ сердцах не угашают созерцаньяТворца миров во всех его делах.Сквозь тонкую завесу числ и формулОн Бога выносил лицом к лицу,Как все первоучители науки:Пастер и Дарвин, Ньютон и Паскаль.Его я видел изможденным, в кресле,С дрожащими руками и лицомТакой прозрачности, что он светилсяВ молочном нимбе лунной седины.Обонпол [23] слов таинственно мерцалиВодяные литовские глаза,Навеки затаившие сияньяТуманностей и звездных Галактей.В речах его улавливало ухоТакую бережность к чужим словам,Ко всем явленьям преходящей жизни,Что умиление сжимало грудь.Таким он был, когда на Красной Пресне,В стенах Обсерватории – одинСвоей науки неприкосновенностьОн защищал от тех и от других.Правительство, бездарное и злое,Как все правительства, прогнало прочьЕе зиждителя и воспретилоТворцу творить, ученому учить.Российская усобица застиглаЕго в глухом прибрежном городке,Где он искал безоблачного небаЯсней, южней и звездней, чем в Москве.Была война, был террор, мор и голод...Кому был нужен старый звездочет?Как объяснить уездному завпродуЕго права на пищевой паек?Тому, кто первый впряг в работу солнце,Кто новым звездам вычислил пути...По пуду за вселенную, товарищ!..Даешь жиры астроному в паек?Высокая комедия наукиВ руках невежд, армейцев и дельцов...Разбитым и измученным на северУехал он, чтоб дома умереть.И радостною грустью защемилаСердца его любивших – весть о том,Что он вернулся в звездную отчизнуОт тесных дней, от душных дел земли.

23

По другую сторону