Полное собрание стихотворений

Моя эпитафия

Здесь Пушкин погребен; он с музой молодою,С любовью, леностью провел веселый век,Не делал доброго, однакож был душою,Ей богу, добрый человек.

Сраженный рыцарь

Последним сияньем за лесом горя,Вечерняя тихо потухла заря,Безмолвна долина глухая;В тумане пустынном клубится река,Ленивой грядою идут облака,Меж ими луна золотая.Чугунные латы на холме лежат,Копье раздробленно, в перчатке булат,И щит под шеломом заржавым,Вонзилися шпоры в увлаженный мох: —Лежат неподвижно, и месяца рогНад ними в блистаньи кровавом.Вкруг холма обходит друг сильного – конь;В очах горделивых померкнул огонь —Он бранную голову клонит.Беспечным копытом бьет камень долин —И смотрит на латы – конь верный один,И дико трепещет, и стонет.Во тьме заблудившись, пришелец идет,С надеждою робость он в сердце несет —Склонясь над дорожной клюкою,На холм он взобрался, и в тусклую дальОн смотрит, и сходит – и звонкую стальТолкает усталой ногою.Хладеет пришелец – кольчуги звучат.Погибшего грозно в них кости стучат,По камням шелом покатился,Скрывался в нем череп… при звуке глухомЗаржал конь ретивый – скок лётом на холм —Взглянул… и главою склонился.Уж путник далече в тьме бродит ночной,Всё мнится, что кости хрустят под ногой…Но утро денница выводит —Сраженный во брани на холме лежит,И латы недвижны, и шлем не стучит,И конь вкруг погибшего, ходит.

К Дельвигу

Послушай, муз невинныхЛукавый духовник:Жилец полей пустынных,Поэтов грешный ликУмножил я собою,И я главой поникПред милою мечтою;Мой дядюшка-поэтНа то мне дал советИ с музами сосватал.Сначала я шалил,Шутя стихи кроил,А там их напечатал,И вот теперь я братБестолкову пустому,Тому, сему, другомуДа я ж и виноват!Спасибо за посланье —Но что мне пользы в том?На грешника потомВедь станут в посмеяньеУказывать перстом! —Изменник! с АполлономТы, видно, заодно;А мне прослыть ПрадономОтныне суждено.Везде беды застану!Увы, мне, метроману,Куда сокроюсь я?Предатели-друзьяНевинное твореньеУкрадкой в город шлютИ плод уединеньяТисненью предают, —Бумагу убивают!Поэта окружаютС улыбкой остряки."Ах, сударь! мне сказали,Вы пишете стишки;Увидеть их не льзя ли?Вы в них изображали,Конечно, ручейки,Конечно, василечик,Иль тихой ветерочик,И рощи, и цветки…"О Дельвиг! начерталиМне Музы мой удел;Но ты ль мои печалиУмножить захотел?В объятиях МорфеяБеспечный дух лелея,Еще хоть год одинПозволь мне поленитьсяИ негой насладиться, —Я, право, неги сын!А там, хоть нет охоты,Но придут уж заботыСо всех ко мне сторон:И буду принужденС журналами сражаться,С газетой торговаться,С Графовым восхищаться…Помилуй, Аполлон!

Роза

Где наша роза?Друзья мои!Увяла роза,Дитя зари!..Не говори:Вот жизни младость,Не повтори:Так вянет радость,В душе скажи:Прости! жалею…И на лилеюНам укажи.

На возвращение государя императора из Парижа в 1815 году

Утихла брань племен: в пределах отдаленныхНе слышен битвы шум и голос труб военных;С небесной высоты, при звуке стройных лир,На землю мрачную нисходит светлый Мир.Свершилось!.. Русской царь, достиг ты славной цели!Вотще надменные на родину летели;Вотще впреди знамен бесчисленных дружинВ могущей дерзости венчанный исполинНа гибель грозно шел, влек цепи за собою:Меч огненный блеснул за дымною Москвою!Звезда губителя потухла в вечной мгле,И пламенный венец померкнул на челе!Содрогся счастья сын, и, брошенный судьбою,Он землю русскую не взвидел под собою. —Бежит… и мести гром слетел ему во след;И с трона гордый пал… и вновь восстал… и нет!Тебе, наш храбрый царь, хвала, благодаренье!Когда полки врагов покрыли отдаленье,Во броню ополчась, взложив пернатый шлем,Колена преклонив пред вышним алтарем,Ты браней меч извлек и клятву дал святуюОт ига оградить страну свою родную.Мы вняли клятве сей; и гордые сердцаВ восторге пламенном летели вслед отцаИ смертью роковой горели и дрожали;И россы пред врагом твердыней грозной стали!..«К мечам!» раздался клик, и вихрем понеслись;Знамены, восшумев, по ветру развились;Обнялся с братом брат: и милым дали рукуМладые ратники на грустную разлуку;Сразились. Воспылал свободы ярый бой,И смерть хватала их холодною рукой!..А я… вдали громов, в сени твоей надежной…Я тихо расцветал, беспечный, безмятежный!Увы! мне не судил таинственный пределСражаться за тебя под градом вражьих стрел!..Сыны Бородина, о Кульмские герои!Я видел, как на брань летели ваши строи;Душой восторженной за братьями спешил.Почто ж на бранный дол я крови не пролил?Почто, сжимая меч младенческой рукою,Покрытый ранами, не пал я пред тобоюИ славы под крылом наутре не почил?Почто великих дел свидетелем не был?О, сколь величествен, бессмертный, ты явилсяКогда на сильного с сынами устремился;И, челы приподняв из мрачности гробов,Народы, падшие под бременем оков,Тяжелой цепию с восторгом потрясалиИ с робкой радостью друг друга вопрошали:"Ужель свободны мы?… Ужели грозный пал…Кто смелый? Кто в громах на севере восстал?.."И ветхую главу Европа преклонила,Царя-спасителя колена окружилаОсвобожденною от рабских уз рукой,И власть мятежная исчезла пред тобой!И ныне ты к сынам, о царь наш, возвратился,И край полуночи восторгом озарился!Склони на свой народ смиренья полный взгляд —Все лица радостью, любовию блестят.Внемли – повсюду весть отрадная несется,Повсюду гордый клик веселья раздается;По стогнам шум, везде сияет торжество,И ты среди толпы, России божество!Встречать вождя побед летят твои дружины.Старик, счастливый век забыв Екатерины,Взирает на тебя с безмолвною слезой.Ты наш, о русской царь! оставь же шлем стальнойИ грозный меч войны, и щит – ограду нашу;Излей пред Янусом священну мира чашу,И, брани сокрушив могущею рукой,Вселенну осени желанной тишиной!..И придут времена спокойствия златые,Покроет шлемы ржа, и стрелы каленые,В колчанах скрытые, забудут свой полет;Счастливый селянин, не зная бурных бед,По нивам повлечет плуг, миром изощренный;Суда летучие, торговлей окриленны,Кормами рассекут свободный океан,И юные сыны воинственных славянСпокойной праздности с досадой предадутся,И молча некогда вкруг старца соберутся,Преклонят жадный слух, и ветхим костылемИ стан, и ратный строй, и дальний бор с холмомНа прахе начертит он медленно пред ними,Словами истины, свободными, простыми,Им славу прошлых лет в рассказах оживитИ доброго царя в слезах благословит.

* * *

Итак я счастлив был, итак я наслаждался,Отрадой тихою, восторгом упивался…И где веселья быстрый день?Промчался лётом сновиденья,Увяла прелесть наслажденья,И снова вкруг меня угрюмой скуки тень!

Слеза

Вчера за чашей пуншевоюС гусаром я сидел,И молча с мрачною душоюНа дальний путь глядел."Скажи, что смотришь на дорогу? —Мой храбрый вопросил. —Еще по ней ты, слава богу,Друзей не проводил".К груди поникнув головою,Я скоро прошептал:"Гусар! уж нет ее со мною!.."Вздохнул – и замолчал.Слеза повисла на ресницеИ канула в бокал. —"Дитя! ты плачешь о девице.Стыдись!" – он закричал."Оставь, гусар… ох! сердцу больно.Ты, знать, не горевал.Увы! одной слезы довольно,Чтоб отравить бокал!.."

* * *

Угрюмых тройка есть певцов —Шихматов, Шаховской, Шишков,Уму есть тройка супостатов —Шишков наш, Шаховской, Шихматов,Но кто глупей из тройки злой?Шишков, Шихматов, Шаховской!

К Бар. М. А. Дельвиг

Вам восемь лет, а мне семнадцать било.И я считал когда-то восемь лет;Они прошли. – В судьбе своей унылой,Бог знает как, я ныне стал поэт.Не возвратить уже того, что было,Уже я стар, мне незнакома ложь:Так верьте мне – мы спасены лишь верой.Послушайте: Амур, как вы, хорош;Амур дитя, Амур на вас похож —В мои лета вы будете Венерой.Но если только буду жив,Всевышней благостью Зевеса,И столько же красноречив —Я напишу вам, баронесса,В латинском вкусе мадригал,Чудесный, вовсе без искусства —Не много истинных похвал,Но много истинного чувства.Скажу я: "Ради ваших глаз,О баронесса! ради балов,Когда мы все глядим на вас,Взгляните на меня хоть разВ награду прежних мадригаловКогда ж Амур и ГименейВ прелестной Марии моейПоздравят молодую даму —Удастся ль мне под старость дня,Вам посвятить эпиталаму?

Моему Аристарху

Помилуй, трезвый АристархМоих бахических посланий,Не осуждай моих мечтанийИ чувства в ветренных стихах:Плоды веселого досуга,Не для бессмертья рождены,Но разве так сбереженыДля самого себя, для друга,Или для Хлои молодой.Помилуй, сжалься надо мной —Не нужны мне твои уроки.Я знаю сам свои пороки.Конечно беден гений мой:За рифмой часто холостой,На зло законам сочетанья,Бегут трестопные толпойНа аю, ает и на ой. —Еще немногие признанья:Я ставлю (кто же без греха?)Пустые часто восклицанья,И сряду лишних три стиха;Нехорошо, но оправданьяНе льзя ли скромно принести?Мои летучие посланьяВ потомстве будут ли цвести?Не думай, цензор мой угрюмый,Что я, беснуясь по ночам,Окован стихотворной думой,Покоем жертвую стихам;Что, бегая по всем углам,Ерошу волосы клоками,Подобно Фебовым жрецамСверкаю грозными очами,Едва дыша, нахмуря взор,И засветив свою лампаду,За шаткой стол, кряхтя, засяду,Сижу, сижу три ночи срядуИ высижу – трестопный вздор…Так пишет (молвить не в укор)Конюший дряхлого ПегасаСвистов, Хлыстов или Графов,Служитель отставной Парнасса,Родитель стареньких стихов,И од не слишком громозвучных,И сказочек довольно скучных.Люблю я праздность и покой,И мне досуг совсем не бремя;И есть и пить найду я время.Когда ж нечаянной поройСтихи кропать найдет охота,На славу Дружбы иль Эрота, —Тотчас я труд окончу свой.Сижу ли с добрыми друзьямиЛежу ль в постеле пуховой,Брожу ль над тихими водамиВ дубраве темной и глухой,Задумаюсь – взмахну рукамиНа рифмах вдруг заговорю —И никого уж не морюМоими резвыми стихами…Но ежели когда-нибудь,Желая в неге отдохнуть,Расположась перед камином,Один, свободным господином,Поймаю прежню мысль мою, —То не для имени поэтаМараю два иль три куплета,И их вполголоса пою.Но знаешь ли, о мой гонитель,Как я беседую с тобой?Беспечный Пинда посетитель,Я с Музой нежусь молодой…Уж утра яркое светилоПоля и рощи озарило;Давно пропели петухи;В полглаза дремля – и зевая,Шапеля в песнях призывая,Пишу короткие стихи,Среди приятного забвеньяСклонясь в подушку головой,И в простоте, без украшенья,Мои слагаю извиненьяНемного сонною рукой.Под сенью лени неизвестнойТак нежился певец прелестный,Когда Вер-Вера воспевал,Или с улыбкой рисовалВ непринужденном упоеньиУединенный свой чердак.В таком ленивом положеньиСтихи текут и так и сяк.Возможно ли в свое творенье,Уняв веселых мыслей шум,Тогда вперять холодный ум,Отделкой портить небылицы,Плоды бродящих резвых дум,И сокращать свои страницы? —Анакреон, Шолье, Парни,Враги труда, забот, печали,Не так, бывало, в прежни дниСвоих любовниц воспевали.О вы, любезные певцы,Сыны беспечности ленивой,Давно вам отданы венцыОт музы праздности счастливой,Но не блестящие дарыПоэзии трудолюбивой.На верьх Фессальския горыВели вас тайные извивы;Веселых Граций перст игривыйМладые лиры оживлял,И ваши челы обвивалДетей Пафосских рой шутливый.И я – неопытный поэт —Небрежный ваших рифм наследник,За вами крадуся вослед…А ты, мой скучный проповедник,Умерь ученый вкуса гнев!Поди, кричи, брани другогоИ брось ленивца молодого,Об нем тихонько пожалев.

Тень Фон-Визина

В раю, за грустным Ахероном,Зевая в рощице густой,Творец, любимый Алоллоном,Увидеть вздумал мир земной.То был писатель знаменитый,Известный русской весельчак,Насмешник, лаврами повитый,Денис, невежде бич и страх."Позволь на время удалиться, —Владыке ада молвил он, —Постыл мне мрачный Флегетон,И к людям хочется явиться".«Ступай!» в ответ ему Плутон;И видит он перед собою:В ладье с мелькающей толпоюГребет наморщенный ХаронЧелнок ко брегу; с подорожнойГерой поплыл в ладье порожнойИ вот – выходит к нам на свет.Добро пожаловать, поэт!Мертвец в России очутился,Он ищет новости какой,Но свет ни в чем не пременился.Всё идет той же чередой;Всё так же люди лицемерят,Всё те же песенки поют,Клеветникам как прежде верят,Как прежде все дела текут;В окошки миллионы скачут,Казну все крадут у царя.Иным житье, другие плачут,И мучат смертных лекаря,Спокойно спят архиереи,Вельможи, знатные злодеи,Смеясь в бокалы льют вино,Невинных жалобе не внемлют,Играют ночь, в сенате дремлют,Склонясь на красное сукно;Всё столько ж трусов и нахалов,Рублевых столько же Киприд,И столько ж глупых генералов,И столько ж старых волокит.Вздохнул Денис: "О боже, боже!Опять я вижу то ж да то же.Передних грозный Демосфен,Ты прав, оратор мой Петрушка:Весь свет бездельная игрушка,И нет в игрушке перемен.Но где же братии-поэты.Мои парнасские клевреты,Питомцы Граций молодых? —Желал бы очень видеть их".Небес оставя светлы сени,С крылатой шапкой на бекрене,Богов посланник молодойСлетает вдруг к нему стрелой."Пойдем, – сказал Эрмий поэту, —Я здесь твоим проводником,Сам Феб меня просил о том;С тобой успеем до рассветуПевцов российских посетить,Иных – лозами наградить.Других – венком увить свирели".Сказал, взвились и полетели.Уже сокрылся ясный день,Уже густела мрачна тень,Уж вечер к ночи уклонялся,Мелькал в окошки лунный свет,И всяк, кто только не поэт,Морфею сладко предавался.Эрмий с веселым мертвецомВлетели на чердак высокой;Там Кропов в тишине глубокойС бумагой, склянкой и перомСидел в раздумьи за столомНа стуле ветхом и треногомИ площадным, раздутым слогомНа наши смертные грехиКовал и прозу и стихи. —«Кто он?» – "Издатель «Демокрита»!Издатель право пресмешной,Не жаждет лавров он пиита,Лишь был бы только пьян порой.Стихи читать его хоть тяжко,А проза, ох! горька для всех;Но что ж? смеяться над бедняжкой,Ей богу. братец, страшный грех;Не лучше ли чердак оставить,И далее полет направитьК певцам российским записным?" —«Быть так, Меркурий, полетим».И оба путника пустилисьИ в две минуты опустилисьХвостову прямо в кабинет.Он не спал; добрый наш поэтУнизывал на случай оду,Как божий мученик кряхтел,Чертил, вычеркивал, потел,Чтоб стать посмешищем народу.Сидит; перо в его зубах,На ленте Анненской табак,Повсюду разлиты чернилы,Сопит себе Хвостов унылый."Ба! в полночь кто катит ко мне?Не брежу, полно ль, я во сне!Что сталось с бедной головою!Фон-Визин! ты ль передо мною?Помилуй! ты… конечно он!"– "Я, точно я, меня ПлутонИз мрачного теней жилищаС почетным членом адских силСюда на время отпустил.Хвостов! старинный мой дружище!Скажи, как время ты ведешь?Здорово ль, весело ль живешь?"– "Увы! несчастному поэту, —Нахмурясь отвечал Хвостов, —Давно ни в чем удачи нету.Скажу тебе без дальних слов:По мне с парнасского задоруХоть удавись – так в ту же пору.Что я хорош, в том клясться рад,Пишу, пою на всякой лад,Хвалили гений мой в газетах,В «Аспазии» боготворят.А всё последний я в поэтах,Меня бранит и стар и млад,Читать стихов моих не хочут,Куда ни сунусь, всюду свист —Мне враг последний журналист,Мальчишки надо мной хохочут.Анастасевич лишь один,Мой верный крестник, чтец и сын,Своею прозой уверяет,Что истукан мой увенчаетПотомство лавровым венцом.Никто не думает о том.Но я – поставлю на своем.Пускай мой перукмахер сноваЗавьет у бедного ХвостоваЕго поэмой заказнойВолос остаток уж седой,Геройской воружась отвагой,И жизнь я кончу над бумагойИ буду в аде век писатьИ притчи дьяволам читать".Денис на то пожал плечами;Курьер богов захохоталИ, над свечей взмахнув крылами,Во тьме с Фон-Визиным пропал.Хвостов не слишком изумился,Спокойно свечку засветил —Вздохнул, зевнул, перекрестился,Свой труд доканчивать пустился,По утру оду смастерил,И ею город усыпил.Меж тем поклон отдав Хвостову,Творец, списавший Простакову,Три ночи в мрачных чердакахВ больших и малых городахПугал российских стиходеев.В своем боскете князь Шальной,Краса писателей-Морфеев,Сидел за книжкой записной,Рисуя в ней цветки, кусточки,И, движа вздохами листочки,Мочил их нежною слезой;Когда же призрак столь чудесныйОчам влюбленного предстал,За платье ухватясь любезной,О страх! он в обморок упал.И ты Славяно-Росс надутый,О Безглагольник пресловутый,И ты едва не побледнел,Как будто от Шишкова взгляда;Из рук упала Петриада,И дикой взор оцепенел.И ты, попами воскормленный,Дьячком псалтире обученный,Ужасный критикам старик!Ты видел тени грозный лик,Твоя невинная другиня,Уже поблекший цвет певиц,Вралих Петрополя богиня,Пред ним со страхом пала ниц.И ежемесячный вздыхатель,Что в свет бесстыдно издаетКокетки старой кабинет,Безграмотный школяр-писатель,Был строгой тенью посещен;Не спас ребенка Купидон:Блюститель чести муз усердныйЕго журил немилосердноИ уши выдрал бедняка;Страшна Фон-Визина рука!"Довольно! нет во мне охоты, —Сказал он, – у худых писцовЛишь время тратить; от зевотыЯ снова умереть готов;Но где певец Екатерины?"– «На берегах поет Невы». —"Итак стигийския долиныЕще не видел он?" – «Увы!» —«Увы? скажи, что значит это?»– "Денис! полнощный лавр отцвел,Прошла весна, прошло и лето,Огонь поэта охладел;Ты всё увидишь сам собою;Слетим к певцу под сединоюНа час послушать старика".Они летят, и в три мигаСреди разубранной светлицыУвидели певца Фелицы.Почтенный старец их узнал.Фон-Визин тотчас рассказалСвои в том мире похожденья."Так ты здесь в виде привиденья?… —Сказал Державин, – очень рад;Прими мои благословенья…Брысь, кошка!.. сядь, усопший брат;Какая тихая погода!..Но кстати вот на славу ода, —Послушай, братец" – и старик,Покашляв, почесав парик,Пустился петь свое творенье,Статей библейских преложенье;То был из гимнов гимн прямой.Чета бесплотных в удивленьиВнимала молча песнопенье,Поникнув долу головой:"Открылась тайн священных „дверь!Из бездн исходит Луцифер,Смиренный, но челоперунный.Наполеон! Наполеон!Париж, и новый Вавилон,И кроткий агнец белорунный,Превосходясь, как дивий Гог,Упал как дух Сатанаила,Исчезла демонская сила!..Благословен господь наш бог!"…"Ого! – насмешник мой воскликнул, —Что лучше эдаких стихов?В них смысла сам бы не проникнулПокойный господин Бобров;Что сделалось с тобой, Державин?И ты судьбой Невтону равен,Ты бог – ты червь, ты свет – ты ночь…Пойдем, Меркурий, сердцу больно;Пойдем – бешуся я невольно".И мигом отлетел он прочь.«Какое чудное явленье!»Фон-Визин спутнику сказал.– "Оставь пустое удивленье, —Эрмий с усмешкой отвечал. —На Пинде славный ЛомоносовС досадой некогда узрел,Что звучной лирой в сонме россовТатарин бритый возгремел,И гневом Пиндар Холмогора,И тайной завистью горел.Но Феб услышал глас укора,Его спокоить захотел,И спотыкнулся мой ДержавинАпокалипсис преложить —Денис! он вечно будет славен,Но, ах, почто так долго жить?""Пора домой, – вещал ЭрмиюУжасный рифмачам мертвец, —Оставим наскоро Россию:Бродить устал я наконец".Но вдруг близь мельницы стучащей,Средь рощи сумрачной, густой,На берегу реки шумящейШалаш является простой:К калитке узкая дорога;В окно склонился древний клен,И Фальконетов КупидонГрозит с усмешкой у порога."Конечно, здесь живет певец, —Сказал обрадуясь мертвец, —Взойдем!" Взошли и что ж узрели?В приятной неге, на постелеПевец Пенатов молодойС венчанной розами главой,Едва прикрытый одеяломС прелестной Лилою дремалИ подрумяненный фиаломВ забвеньи сладостном шептал. —Фон-Визин смотрит изумленный."Знакомый вид; но кто же он?Уж не Парни ли несравненный,Иль Клейст? иль сам Анакреон?""Он стоит их, – сказал Меркурий, —Эрата, Грации, АмурыВенчали миртами его,И Феб цевницею златоюПочтил любимца своего;Но лени связанный уздою,Он только пьет, смеется, спитИ с Лилой нежится младою,Забыв совсем, что он пиит". —«Так я же разбужу повесу,»Сказал Фон-Визин рассердясьИ в миг отдернул занавесу.Певец, услыша вещий глас,С досадой весь в пуху проснулся,Лениво руки протянул,На свет насилу проглянул,Потом в сторонку обернулсяИ снова крепким сном заснул.Что делать нашему герою?Повеся нос, итти к покоюИ только про себя ворчать.Я слышал, будто бы с досадыБранил он русских без пощадыИ вот изволил что сказать:"Когда Хвостов трудиться станет,А Батюшков спокойно спать,Наш гений долго не восстанет,И дело не пойдет на лад".

Гроб Анакреона

Всё в таинственном молчаньи,Холм оделся темнотой,Ходит в облачном сияньиПолумесяц молодой.Темных миртов занавесаНаклонилася к водам;В их сени, у входа леса,Чью гробницу вижу там?Розы юные алеютКамня древнего кругом,И Зефиры их не смеютСвеять трепетным крылом.Вижу: лира над могилойДремлет в сладкой тишине,Лишь порою звон унылый,Будто лени голос милый,В мертвой слышится струне.Вижу: горлица на лире,В розах кубок и венец…Други, други! в вечном миреЗдесь Теосской спит мудрец.Посмотрите: на гробницеСын отрад изображен.Здесь на ветреной цевницеРезвый наш Анакреон,Красотой очарованный,Нежно гимны ей поет,Виноградом увенчанный,В чашу сок его лиет.Здесь он в зеркало глядится,Говоря: "Я сед и стар;Жизнью дайте ж насладиться —Жизнь, увы! не вечный дар!.."Здесь, на лиру кинув дланиИ нахмуря важно бровь,Хочет петь он бога брани,Но поет одну любовь. —Здесь готовится природеТяжкой долг он заплатить;Старый пляшет в хороводе,Жажду просит утолить:Вкруг философа седогоДевы пляшут и поют;Он у времени скупогоКрадет несколько минут.Вот и музы, и харитыВ гроб любимца увели,Плющем, розами повиты,Игры, смехи вслед ушли;Он исчез, как наслажденье,Как невнятный вздох любви.Смертный! век твой – сновиденье:Счастье резвое лови,Наслаждайся! наслаждайся!Чаще кубок наливай,Страстью нежной утомляйся,А за чашей отдыхай.

Послание к Юдину

Ты хочешь, милый друг, узнатьМои мечты, желанья, целиИ тихой глас простой свирелиС улыбкой дружества внимать.Но можно ль резвости поэту,Невольнику мечты младой,В картине быстрой и живойИзобразить в порядке светуВсё то, что в юности златойВоображение мне кажет?Теперь, когда в покое лень,Укрыв меня в пустынну сень,Своею цепью чувства вяжет,И век мой тих, как ясный день,Пустого неги украшеньяНе видя в хижине моей,Смотрю с улыбкой сожаленьяНа пышность бедных богачейИ, счастливый самим собою,Не жажду горы серебра,Не знаю завтра, ни вчера,Доволен скромною СудьбоюИ думаю: "К чему певцамАлмазы, яхонты, топазы,Порфирные пустые вазы,Драгие куклы по углам?К чему им сукны АльбионаИ пышные чехлы ЛионаНа модных креслах и столах,И ложе шалевое в спальней?Не лучше ли в деревне дальней,Или в смиренном городке,Вдали столиц, забот и грома,Укрыться в мирном уголке,С которым роскошь незнакома,Где можно в праздник отдохнуть!"О, если бы когда-нибудьСбылись поэта сновиденья!Ужель отрад уединеньяЕму вкушать не суждено?Мне видится мое селенье,Мое Захарово; оноС заборами в реке волнистойС мостом и рощею тенистойЗерцалом вод отражено.На холме домик мой: с балконаМогу сойти в веселый сад,Где вместе Флора и ПомонаЦветы с плодами мне дарят,Где старых кленов темный рядВозносится до небосклона,И глухо тополы шумят —Туда зарею поспешаюС смиренным заступом в руках,В лугах тропинку извиваю,Тюльпан и розу поливаю —И счастлив в утренних трудах:Вот здесь под дубом наклоненным,С Горацием и ЛафонтеномВ приятных погружен мечтах.Вблизи ручей шумит и скачет,И мчится в влажных берегах,И светлый ток с досадой прячетВ соседних рощах и лугах. —Но вот уж полдень. – В светлой залеВесельем круглый стол накрыт;Хлеб-соль на чистом покрывале,Дымятся щи, вино в бокале,И щука в скатерьти лежит.Соседи шумною толпоюВзошли, прервали тишину,Садятся; чаш внимаем звону:Все хвалят Вакха и ПомонуИ с ними красную весну…Вот кабинет уединенный,Где я, Москвою утомленный,Вдали обманчивых красот,Вдали нахмуренных заботИ той волшебницы лукавой,Которая весь мир вертит,В трубу немолчную гремит,И – помнится – зовется Славой —Живу с природной простотой,С философической забавойИ с музой резвой и младой…Вот мой камин – под вечер темный,Осенней бурною порой,Люблю под сению укромнойПред ним задумчиво мечтать,"Вольтера, Виланда читать,Или в минуту вдохновеньяНебрежно стансы намаратьИ жечь потом свои творенья…Вот здесь… но быстро привиденья,Родясь в волшебном фонаре,На белом полотне мелькают;Мечты находят, исчезают,Как тень на утренней заре. —Меж тем, как в келье молчаливойВо плен отдался я мечтам,Рукой беспечной и ленивойРазбросив рифмы здесь и там,Я слышу топот, слышу ржанье. —Блеснув узорным чепраком,В блестящем ментии сияньиГусар промчался под окном…И где вы, мирные картиныПрелестной сельской простоты?Среди воинственной долиныНошусь на крыльях я мечты,Огни во стане догорают;Меж них, окутанный плащом,С седым, усатым казакомЛежу – вдали штыки сверкают,Лихие ржут, бразды кусают,Да изредка грохочет гром,Летя с высокого раската…Трепещет бранью грудь моя,При блеске бранного булата,Огнем пылает взор, – и яЛечу на гибель супостата. —Мой конь в ряды врагов орломНесется с грозным седоком —С размаха сыплются удары.О вы, отеческие Лары,Спасите юношу в боях!Там свищет саблей он зубчатой,Там кивер зыблется пернатый;С черкесской буркой на плечах,И молча преклонясь ко гриве,Он мчит стрелой по скользкой ниве,С цыгаррой дымною в зубах…Но лаврами побед увиты,Бойцы из чаши мира пьют.Военной славою забытый,Спешу в смиренный свой приют;Нашед на поле битв и честиОдни болезни, костыли,На век оставил саблю мести…Уж вижу в сумрачной далиМой тесный домик, рощи темны,Калитку, садик, ближний пруд,И снова я, философ скромный,Укрылся в милый мне приютИ, мир забыв и им забвенный,Покой души вкушаю вновь…Скажи, о сердцу друг бесценный,Мечта ль и дружба и любовь?Доселе в резвости беспечнойБрели по розам дни мои;В невинной ясности сердечнойНе знал мучений я любви,Но быстро день за днем умчалсяГде ж детства ранние следы?Прелестный возраст миновалсяУвяли первые цветы!Уж сердце в радости не бьетсяПри милом виде мотылька,Что в воздухе кружит и вьетсяС дыханьем тихим ветерка,И в беспокойстве непонятномПылаю, тлею, кровь горит,И всё языком, сердцу внятным,О нежной страсти говорит…Подруга возраста златого,Подруга красных детских лет,Тебя ли вижу, взоров свет,Друг сердца, милая <Сушкова>?Везде со мною образ твой,Везде со мною призрак милый:Во тьме полуночи унылой,В часы денницы золотой.То на конце аллеи темнойВечерней, тихою порой,Одну, в задумчивости томной,Тебя я вижу пред собой,Твой шалью стан не покровенный,Твой взор, на груди потупленный,В щеках любви стыдливый цвет.Всё тихо; брежжет лунный свет;Нахмурясь топол шевелится,Уж сумрак тусклой пеленойНа холмы дальние ложится,И завес рощицы струитсяНад тихо-спящею волной,Осеребренною луной.Одна ты в рощице со мною,На костыли мои склонясь,Стоишь под ивою густою,И ветер сумраков, резвясь,На снежну грудь прохладой дует,Играет локоном власовИ ногу стройную рисуетСквозь белоснежный твой покров…То часом полночи глубоким,Пред теремом твоим высоким,Угрюмой зимнею порой,Я жду красавицу драгую —Готовы сани; мрак густой;Всё спит, один лишь я тоскую,Зову часов ленивый бой…И шорох чудится глухой,И вот уж шопот слышу сладкой, —С крыльца прелестная сошла,Чуть-чуть дыша; идет украдкой,И дева друга обняла.Помчались кони, вдаль пустились,По ветру гривы распустились,Несутся в снежной глубине,Прижалась робко ты ко мне,Чуть-чуть дыша; мы обомлели,В восторгах чувства онемели…Но что! мечтанья отлетели!Увы! я счастлив был во сне…В отрадной музам тишинеПростыми звуками свирели,Мой друг, я для тебя воспелМечту, младых певцов удел.Питомец Муз и вдохновенья,Стремясь Фантазии вослед,Находит в сердце наслажденьяИ на пути грозящих бед.Минуты счастья золотыеПускай мне Клофо не совьет;В мечтах все радости земные!Судьбы всемощнее поэт.

К Живописцу

Дитя Харит и вображенья,В порыве пламенной души,Небрежной кистью наслажденьяМне друга сердца напиши;Красу невинности небесной,Надежды робкия черты,Улыбку душеньки прелестнойИ взоры самой красоты.Вкруг тонкого Гебеи станаВенерин пояс повяжи,Сокрытой прелестью АльбанаМою царицу окружи.Прозрачны волны покрывалаНакинь на трепетную грудь,Чтоб и под ним она дышала,Хотела тайно воздохнуть.Представь мечту любви стыдливой,И той, которою дышу,Рукой любовника счастливойВнизу я имя подпишу.

Стихотворения 1816 г

Заутра с свечкой грошевоюЯвлюсь пред образом святым:Мой друг! остался я живым,Но был уж смерти под косою:Сазонов был моим слугою,А Пешель – лекарем моим.

Усы. Философическая ода

Глаза скосив на ус кудрявый,Гусар с улыбкой величавойНа палец завитки мотал;Мудрец с обритой бородою,Качая тихо головою,Со вздохом усачу сказал:"Гусар! всё тленно под луною;Как волны следом за волною,Проходят царства и века.Скажи, где стены Вавилона?Где драмы тощие Клеона?Умчала всё времен река.За уши ус твой закрученный,Вином и ромом окропленный,Гордится юной красотой,Не знает бритвы; выписноюОн вечно лоснится сурьмою,Расправлен гребнем и рукой. —Чтобы не смять уса лихого,Ты к ночи одою ХвостоваЕго тихонько обвернешь,В подушку носом лечь не смеешь,И в крепком сне его лелеешь,И утром вновь его завьешь. —На долгих ужинах веселых,В кругу гусаров поседелыхИ черноусых удальцов,Веселый гость, любовник пылкий,За чье здоровье бьешь бутылки?Коня, красавиц и усов.Сраженья страшный час настанет,В ряды ядро со треском грянет;А ты, над ухарским седлом,Рассудка, памяти не тратишь:Сперва кудрявый ус ухватишь,А саблю верную потом.Окованный волшебной силой,Наедине с красоткой милойТы маешься – одной рукой,В восторгах неги сладострастной,Блуждаешь по груди прекрасной,А грозный ус крутишь другой.Гордись, гусар! но помни вечно,Что всё на свете скоротечно —Летят губительны часы,Румяны щеки пожелтеют,И черны кудри поседеют,И старость выщиплет усы".