Полное собрание стихотворений

1920

Возвращаясь

Возвращаясь, мечтать, что завтра,В той комнате, где свалены книги,Этих строк непризнанный авторОпять будет длить повторенные мигиИ, склоняясь у печки к остывающим трубам,Следить, как полудетские губы«Нет» неверно твердят,Как лукавые веки упорноПрикрывают наивно-обманный взгляд,А около,Из-под шапочки черной,Вьются два маленьких локона.Возвращаясь, мечтать, что сноваЗавтра, под снежным дождем,Как в повести старой,Мы пройдем вдоль Страстного бульвараВдвоем,Говоря о причудах маркиза де Сада,Об том, что мудро таит Кама-Шутра,Об чем исступленно кричал Захер-Мазах, —И будет все равно – вечер, день или утро,Так как вечность будет идти рядом,Та вечность, где живыКаждый лепет счастливыйИ каждый вздох.Возвращаясь, мечтать о простом,Об том,Что завтра, маленьким чудом,Я снова буду, – я буду! —Тем же и с ней же!Смейся, февраль, колючий и свежий,В лицо мне,С насмешкой тверди о моем вчера!Ничего не хочу я помнить!В памяти, умирая, простертыВсе прежние дни и ночи,И возле,Окоченели и мертвы,Все утра и все вечера.Февраль! Чего ж ты хохочешь,«А после?» твердя ледяным языком!Что будет после,Подумаем после об том.

14 февраля 1921

* * *

Дни для меня незамысловатые фокусы,В них стройность математического уравнения.Пусть звездятся по водам безжизненные лилий,Но и ало пылают бесстыдные крокусы.Лишь взвихренный атом космической пыли я,Но тем не менееЭти прожитые годы(Точка в вечности вечной природы)Так же полны значения,Как f (x, у) = 0.Богомольно сгибало страдание страсти,К золотым островам уводили наркотики,Гулы борьбы оглушали симфонией,В безмерные далиПровал разверзали,Шелестя сцепленьями слов, библиотеки.Но с горькой иронией,АнализируяПеременные мигов и лет,Вижу, что миру яБыл кем-то назначен,Как назначены эллипсы солнц и планет.И когда, умиленным безумьем охваченИль кротко покорен судьбе,Я целую чье-то дрожащее веко,Это – к формуле некойДобавляю я «а» или «b».

26 февраля 1921

* * *

Еще раз, может быть, в последний,Дороги выбор мне дарован,На высях жизни, здесь, где воздухПрозрачной ясностью окован,Где жуть волшебной, заповедней,Где часто на порфирных скалахВ сны без надежд проснуться – роздыхСклоняет путников усталых.Высок бесстрастно купол синий,Внизу, как змей извивы, тучи,Под ними грива острых сосен,Чу! водопад с соседней кручи...Я ль не над миром, на вершине?И ропщет ветер с лживой лаской;Усни! Довольно зим и весен,Путь завершен, стань вечной сказкой!Не верю! Посох мой не сломан,И тропы вьют к иным высотам,Чрез новый лог, былых – огромней,Где шумен пчел разлет по сотам,Где легких птиц певучий гомон,Где высь безмерней, даль бескрайней,Где, может быть, припасть дано мнеК твоей, Любовь, предельной тайне!

28 февраля 1921

* * *

В священной бездне мглы архангел мне предстал,В его зрачках сверкал карбункул и опал.И вестник вечности сказал мне строго: «Следуй!»Я встал и шел за ним. Все стало сродно бреду.Мы понеслись, как вихрь, меж огненных светил,Внизу, у ног, желтел водой священный Нил,Где ныне барка Ра уже не гнет папирус;Потом меж гибких пальм Ганг многоводный выросНо спал на берегу осмеянный факир;Мелькнул тот кругозор, где буйный триумвирБежал от Августа, в бою палим любовью;И арки, давшие мечту средневековью,Веселье, что творил свободный Рафаэль,Конкистадоров гром и вдохновенный хмель,Маркиз нарядных сон, под звуки менуэта,Когда была вся жизнь беспечностью одета;Кровавый блеск, где был нож гильотин взнесен,Твой пламенный пожар меж битв, Наполеон,Разгары новых войн и мятежей, стихии,Зажегшие векам огни Ресеферии.Все в диком хаосе взметалось подо мной,И голос слышал я, катившийся волной:«Внемли! Изведал я все таинства Изиды,И то, как, бросив храм разящей Артемиды,Бежали эллины туда, где деял чары Вакх;Как возбуждал вражду в квиритах смелый Гракх,Как с гибеллинами боролись яро гвельфыВ лесах, где при луне играли резво эльфы;Как, океан браздя, Колумб едва не сгиб,Как молча созерцал аутодафе Филипп,И был Эскуриал весь дымами окутан,Как в яблоке закон миров провидел НьютонИ в лагере постиг сознанья смысл Декарт.Как в дождевой апрель (по-старому – был март),В светлице, где сидел недавно сторож царский,Стихам Гюго внимал с улыбкой Луначарский».Внимая, я дрожал, а вестник мне: «Гляди!»И хартии тогда раскрылись впереди.Гласила первая: я – истина Биона,Чрез меру – ничего! вот правило закона!Вторая: не забудь – я мыслю, ergo sum [67] .Но слишком много слов запутают и ум.А третья: сам Гюго сказал: мне рек Всевышний —Искусство в том, чтоб все зачеркивать, что лишне.

67

Следовательно, существую (лат.)

3 апреля 1921

* * *

Эй, рабочие мира! ложь – все то сладкопенье!Держите к ружьям примкнуты штыки!Лишь в день, когда лопнет земное терпенье,С ним цепь милитаризма разлетится в куски.Чем орды гудели, даль тряся, при Саргоне,Чем ухали пушки под топот Аттил, —Нам вчера звенело с аппаратов Маркони,Сегодня говор газет подхватил.И бои, где за греком стоит англичанин, —Перезвон под набатом исторических дат:Что и сотый век на земле не причаленИ к войне против войн вызван красный солдат.

Сентябрь 1922

А. К. Глазунову

Слава – властителю звуков! творцу вдохновенному —слава!Звуками нас ты прославил, мы звуками славного славим!Стелется вольное Море;раскинулся Лес на раздольи;Веет Весна по просторам;по Волге плывет Стенька Разин;Чу! Трубадура припевы;чу! стук костяков, – Пляска Смерти;Нет, то Мазурка топочет!нет, это – Славянская Свадьба!Западный марш, честь Чикаго...Причудливость Грез о Востоке...Радостен взлет Саломеи;но Песня Судьбы беспощадна.Звуками мир ты прославил, мы звуками славного славим!Слава – властителю звуков, творцу вдохновенному —слава!

12 октября 1922

* * *

Странствующий рыцарь, Дон Кихот!Чуден был, был вдумчив твой приход.Двадцать пять столетий ждали мы;Вдруг пробил Сервантес толщу тьмы.С толстым Санчо Панса на осле,Тощий, ты поехал по землеИз родной Ламанчи вдаль и вдаль.Ты поныне едешь, и едва льЕхать перестанешь где-нибудь.Странствующий рыцарь, здесь побудь!

<1922>

* * *

Быть может, у египетских жрецовУчился ты; кой-что познал, быть может,Из тайн халдейских; споры в синагогахТы слушал; в строки Библии вникалИ много думал о вопросах вечных.Твой ум был остр, но тесен кругозорИ замкнут гранью тесной Палестины.Тир и Сидон, с их роскошью увядшей,Тебе казались образцом богатств,Лишь по бродячим греческим купцамТы знал Элладу, глух к стихам Гомера,К виденьям Фидия, к мечтам Платона;Рим – по солдатам, что привел Пилат,Да по монетам, где представлен «Кесарь».Шел грозный век, империя творилась,В горниле римском плавились культуры,А ты в глуши своих родных пустынь,Сын плотника, в затишьи Назарета,Мечтал восстать учителем земли...Земли?.. быть может... может быть, и нет.Как разгадать мечты твои в пустыне,Где Дьяволом ты искушаем был!Ты вышел как соперник Иоанна,Чтоб скромно поучать родной народ.Но рыбаки со скал Генисаретских, —Простой и грубый, неученый люд, —Твоим словам восторженно дивилисьИ ужасались мудрости твоей.Ты их учил – и представал пророком;Ты исцелял – казался чудотворцем,И вот, успехом легким опьянен, —Сначала тайно, после все открытей,Ты дерзко объявлял себя Мессией,И рыбаки поверили тебе...Свою мечту запечатлел ты смертью,Как тысячи пророков, и пошлаМолва глухая о тебе по свету...И все бы кончилось глухой молвой.

<1922>

* * *

Люблю в закатном замираньиЛуча, над блестками зыбей,На миг немое трепетаньеПугливых, сизых голубей;Они в предчувствии утратыДня, осенявшего их дрожь,Скользят, – и вот уже трикратыЯ прошептал: «Снов не тревожь!»Те сны! как паутинной нитьюОни над памятью давно,Кружась, легли, и по наитьюЯ сам вертел веретено.Вот черный волос, вот багряный,Зеленый, синий... света сны!В клубке дыханья нитей пряны,И ими полночи пьяны.Но здесь, у плахи солнца! в силахЕще я крикнуть вслух: убей!Чтоб глубь дрожанья отразилаПугливых сизых голубей.

17 января 1923

Ультиматум весны

Каждогодно все так же, из миллионолетия в новые,В срочный день объявляет весна ультиматум,Под широтами дальними на время основываяЦарство, где оборона отдана ароматам.И поэты все так же, новаторы и старые,Клянутся, что не могут «устоять при встрече»,И церемониймейстер, с мебели бархат снега спарывая,Расстилает парчу зелени вдоль поречий.Каждое эхо, напролет не сутки ли,Слушает клятвы возобновленных влюбленных,Даже, глядя на город, в каменной сутолокеОко синего неба становится ослепленным.В этот век – черед мой; по жребию назначенный,Должен я отмечать маятник мая,{Повторять} в строфах, где переиначены,Может быть, славословья Атлантиды и Майи.Служить не стыдясь Весне, ее величеству,Слагаю вновь, мимоходом, в миллионолетиях – году,С травами, зеленью, небом, со всем, что приличествуетПридворному поэту, – очередную оду.

28 марта 1923

Республика последних снов

Республика последних снов на грани,Где шелест нив и шум лесной к пустынеПриносят гул надбрежных обмираний!Предельные, где скат песков, святыни!Убогий храм, прямь пальмовой колонны,И нить бойниц, в простом, но тесном тыне.Там, на крыльце, твой светлый лик, наклонныйК окну, где свет от светочей Кибелы;Чу! хоры жриц – мне омен благосклонный!Там, сзади, край, где, в битвах огрубелы,Ввысь вызов мечут журавлям пигмеи,Где склоны гор костями странных – белы;Там тяжек путь, пустых ночей немее,Самумов зов, за сушью сдвиг миража, —А здесь, а здесь! твой взор, – черты камеи!Был долог срок – искать возврат. Пора жеВ тень памяти швырнуть Край Носорогов.Слышней наш топот; копья взносит стража.Миг, разве миг? Я, пыльный, на порогах,Мечта, стой здесь! Мечта, в день не гляди ты!Что, кроме влажных губ к губам! С отроговПоследних снов диск ранней Афродиты.