Полное затмение

– Боже милосердный, святая матерь Божья… Ах… какая радость… какое счастье… Рыцарь, ах… рыцарь…

Столь бурное выражение радости вызвало у Леоне улыбку.

– Матушка, я тоже счастлив, что наконец вижу вас. По правде говоря, я часто думал о вас… Мне не хватало вас. Я даже не мог надеяться, что вас выберут аббатисой Клэре.

– О! – зарделась от гордости бывшая сестра-больничная. – Я совсем не заслуживаю такой чести. Но проходите, проходите же! А то мы торчим у ворот, как два столба! Вскоре наша славная Элизабо принесет вам в кабинет легкий завтрак и бодрящий напиток.

Леоне шел за Аннелетой по бесконечным коридорам. Под сводами, такими высокими, что они терялись в полумраке, раздавалось эхо их шагов. Струйки пара, вырывавшиеся у них изо рта, перемешиваясь, взлетали ввысь. Франческо де Леоне невольно остановился перед просторным рабочим кабинетом, в котором он часто навещал свою тетушку. Аннелета грустно улыбнулась.

– Я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Я сама… Мне так хорошо в этом кабинете. Он успокаивает и поддерживает меня. Я провожу здесь целый день и добрую часть ночи в дружеском обществе. И все же мне кажется, что я занимаю не свое место.

– Это место подходит вам как никому другому, матушка. Говорю вам это от чистого сердца. Чудесная Элевсия любила вас не только как одну из своих дочерей, но и как друга.

Аннелета обошла массивный рабочий стол и, глядя куда-то вдаль, проговорила:

– Я всегда была преисполнена глупого тщеславия и считала себя сильнее других. Но должна вам признаться: мне так не хватает вашей тетушки!

Аннелета лихорадочно искала предлог, чтобы сменить тему, делавшую ее такой уязвимой. Она взяла в руки стопку бумаг, вздохнула и вспылила:

– Эти бумаги, листы, картулярии, регистрационные книги… Они никогда не заканчиваются! Это может свести сума самую прилежную из женщин! А потом, у меня ухудшается зрение. Мне приходится писать, вытянув руку и откинувшись всем телом назад. Наш епископ пообещал привезти мне из своей следующей поездки в Италию очки. [112] Я стану похожей на несчастную калеку! [113]

– Вы говорите об этом откровенно, хотя другие тщательно скрывают свой недуг. Вы быстро привыкнете к очкам. К сожалению, рано или поздно этот предмет становится необходимым для всех нас, – утешил Леоне Аннелету.

112

Во Франции очки носили, начиная с XIII века. (Примеч. автора.)

113

Необходимость в очках считалась свидетельством тяжелой болезни, поэтому их носили тайком. (Примеч. автора.)

– В самом деле, у всех стариков зрение постепенно слабеет. Зачем же они утверждают, будто видят так же хорошо, как дети? Что они еще очень молоды?

Странная улыбка, до сих пор незнакомая Леоне, озарила суровое лицо, которое он некогда находил неприятным. Аннелета прошептала:

– Как я рада, что вы приехали… Это подарок небес. Впрочем, я не сомневаюсь, что вас зовет долг и вы недолго пробудете у нас.

– Матушка, когда наши поиски завершатся, я приеду к вам надолго.

– Завершатся ли они когда-нибудь? – возразила Аннелета, но в ее голосе не было ни малейшей горечи.

– Возможно, не при нашей жизни. Одному Богу это известно, и я вверяю себя Ему.

– Аминь.

Молодая недельная монахиня, [114] работающая на кухне, постучала в дверь.

– Войдите! – зычным голосом крикнула Аннелета.

Девушка робко вошла в кабинет и положила поднос на пол, рядом с креслом, где сидел Леоне. Затем она уточнила:

114

Недельная монахиня – монахиня, у которой не было конкретных обязанностей. Каждую неделю она выполняла разную работу. (Примеч. автора.)

– Матушка, наша славная трапезница Элизабо Феррон просит сообщить ей, не поскупилась ли она на угощение для вашего гостя. Тогда я принесу второй поднос.

Леоне опустил глаза. Вероятно, в своем мирском прошлом Элизабо не раз кормила голодных мужчин. Пять толстых кусков хлеба, обильно смазанных жиром, с филе копченой форели. Огромный кусок овечьего сыра служил второй переменой. На десерт же Элизабо приготовила сухофрукты в вине.

– Черт возьми! – воскликнул Леоне. – Да этого хватит на двух голодных мужчин.

Недельная монахиня выбежала из кабинета. Леоне, этот солдат, хорошо знавший, что такое голод, спросил:

– Позволите ли мне взять с собой то, что я не смогу съесть здесь?

– Разумеется. Сам Господь посылает нам пищу. Какое чудо делить с вами хлеб насущный! Расскажите мне, что позвало вас в дорогу.

– Удовольствие видеть вас…

Аннелета прервала рыцаря, ничуть не сомневаясь, что это был не просто куртуазный комплимент:

– Другие манускрипты, которые хранятся в тайной библиотеке? Те, которые вы не смогли увезти? Не беспокойтесь. Они под надежной охраной. И горе той, кто попытается сыграть со мной злую шутку!

Леоне рассмеялся. Энергия этой умной женщины, способной свернуть горы, несмотря на возраст, придала ему уверенности:

– Надо совсем лишиться ума, чтобы осмелиться на такой поступок, – согласился он. Посуровев, он начал тщательно подбирать слова: – Матушка… Вот уже многие годы мне снится один и тот же сон. Детали не так уж важны, но знайте: сон приобретает ясность и даже становится более жестоким…

Аннелета облокотилась о стол и, подавшись вперед, ловила каждое слово рыцаря.

– Прошлой ночью появился еще один персонаж, вышедший из погруженного во мрак придела церкви. Прежде я его никогда не видел во сне… Вы подумаете, что я теряю рассудок… Но я вбил себе в голову, что вы единственная, кто может помочь мне разгадать эту шараду. Ваш ум, ваша ученость…

Аннелета была готова заворковать от удовольствия. Она расценивала ум как высший Божий дар. Но взволнованный и вместе с тем серьезный тон Леоне заставил ее забыть об удовольствии, которое обычно доставляли ей подобные комплименты.

– Рыцарь… прошу прощения, сын мой, – никак не привыкну к этому обращению! – сны не обязательно сбываются. Некоторые сны – это всего лишь смешение мыслей и воспоминаний. Наш разум воспроизводит их так сумбурно, что мы едва понимаем, о чем идет речь. Однако слишком велико искушение видеть в них промысел Божий.

Рыцарь оценил научный подход Аннелеты, не признававшей суеверий, за которые цеплялось большинство людей.

– И все же некоторые сны сбываются, не так ли?