Полный годичный круг кратких поучений. Том IV (октябрь - декабрь)
Шрифт:
После этого, в чем бы мы ни поставляли воздержание, св. Николай есть самый лучший учитель воздержанию. Сократим ли добродетель эту в ограничение потребностей телесных, в отречение от удовольствий чувственных, в нестяжание благ земных? Свойства эти сами собою представляются в нашем святителе. Как мало должно быть потребностей телесных в том, кто вел жизнь равноангельскую! Как далеки должны быть удовольствия чувств от того, кто не знал другого наслаждения, кроме благотворительности! А о нестяжании и говорить нечего. Гонения лишали всего, но ничего не могли лишить святителя Николая, ибо он, в самом начале своего пресвитерства, роздал все свое имение бедным. Потребуем ли от учителя воздержания необыкновенных подвигов умеренности и самоотвержения, – и в них нет недостатка: св. Николай, как повествует предание, наблюдал уже различие в яствах в таком возрасте, когда другие не знают еще, что такое яства.
Что сказать о смирении святителя Николая? Если бы мы не видели, что он преимущественно за свое смирение был избран в пастыри Мирликийской церкви, что смирение отличало его между отцами Никейского Собора, который был собором смирения, что смирение заставляло св. Николая сокрывать свои
III. Святителю Христов Николае! Ты неисчерпаемое чудес и благотворений море; но мы просим у тебя только трех даров: соделай молитвами твоими, да неуклонно следуем правилу веры, тобою преподанному, неленостно подражаем образу любви и смирения и не забываем уроков воздержания, коего ты был и есть для всех нас и учитель, в пример наилучший. Аминь. (Составлено прот. Г. Дьяченко по проповедям Иннокентия, архиепископа Херсонского и Таврического, т. II и др. источникам).
Поучение 2-е. Святитель и чудотворец Николай
(Какая милостыня сильна исходатайствовать нам помилование у Бога?)
I. Святитель Николай, день памяти коего славно празднуется ныне, среди других христианских добродетелей отличался милосердием и состраданием к бедным и несчастным. Хотя милосердие к бедным есть царица добродетелей и может нам открыть врата Царствия Божия, во не всегда, а при соблюдении известных условий. Поэтому в день памяти этого великого угодника Божия прилично будет побеседовать о том, какая милостыня сильна исходатайствовать нам помилование у Бога и вечное блаженство на небе.
II. а) Доставить блаженство, исходатайствовать у Бога помилование благотворителю сильна милостыня, творимая, по примеру Отца Небесного, всем нуждающимся в ней без всякого разбора. Будьте милосерды как и Отец ваш милосерд. Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми, и посылает дождь на праведных и неправедных, Он благ и к неблагодарным и злым, заповедует нам Спаситель (Мф. 5, 45; Лк. 6, 35–36). Наш долг – подавать руку помощи всякому нуждающемуся в ней, снабжать каждого именем Христовым просящего милостыни, будет ли то человек, облеченный в богатое одеяние или покрытый рубищем, человек с крепкими силами или немощный, соотечественник или чужестранный, иноверец или единоверный, признательный к благодеяниям или неблагодарный, зазорного поведения или честной жизни. Не наше дело разбирать, стоит ли милостыни нищий или нет. Нам заповедано от всещедрого подателя всех благ, Бога: всякому просящему у тебя давай (Лк. 6, 30). Значит, и должны мы подавать милостыню всем. Не следует нам удерживать руку свою от благотворения потому, что испытали или предвидели неблагодарность. Вспомним Спасителя нашего, Который, хотя предвидел, что из десяти прокаженных, исцеленных Им, один только возвратится поблагодарить Его, несмотря на то, явил милость Свою одинаково всем десяти прокаженным. «Добрая душа благотворит ближнему, и не только неблагодарность его переносит великодушно, но и с терпением принимает от него оскорбительное», – учит один подвижник. Итак, братия, покровительствуйте всем без изъятия, кто бы ни прибегал под кров ваш; всякого алчущего напитайте, жаждущего напойте, нагого оденьте, странника введите в дом, сироту и вдовицу заступите, – и тогда надежда ваша на получение Царства Небесного не будет напрасна.
б) Для большего упрочения надежды на получение Царства Небесного требуется, при всеобщности благотворения, и сокровенность благотворения. Надобно подавать милостыню, сколько возможно, тайно. Эта предосторожность необходима для избежания суетной славы человеческой. Тщеславия всегда убегать должно, а особенно при подаянии милостыни. Милостыня, зараженная сею болезнью, не есть уже дело милосердия, но хвастовство и жестокосердие. «Когда ты подаешь милостыню не из милосердия, но для того, чтобы показать себя, тогда она не только не есть милостыня, но даже обида, потому что этим ты публично осмеиваешь брата своего», – учит свт. Иоанн Златоуст. Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего небесного. Итак, когда творишь милостыню, не труби пред собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам, они уже получают награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно, – говорит небесный Учитель Христос (Мф. 6, 1–4). Ублажаемый ныне Церковью, святитель Николай всячески старался оградить все свои благодеяния таинственностью и сокровенностью.
в) Последней принадлежностью милостыни, сильной доставить блаженство благотворителю, есть подаяние ее с охотою, с сердечным участием, с веселым лицом, при всех обстоятельствах жизни. Милостыня состоит не в том, чтобы только давать деньги, но чтобы давать с христианским чувством милосердия. Только та милостыня истинная, которая подается с радостью. Если даешь что нуждающемуся, то пусть веселость лица твоего предваряет даяние твое, и добрыми словами утешь скорбь его», – убеждают свт. Иоанн Златоуст и св. Исаак Сирин. «Давать охотно значит больше, чем давать много», – говорит блаж. Августин. (См. Проповеди, приложенные к «Руководству для сельских пастырей» 1891 г., декабрь).
III. Итак, вот какова должна быть милостыня, за которую мы могли бы получить от Судии Бога помилование, удостоиться Царства Небесного и блаженства вечного! Она должна быть оказываема всем без изъятия нуждающимся в ней, – творима не на показ людям, а тайно от всех, не ради признательности и похвал как от облагодетельствованных, так и от посторонних, а из послушания и подражания
всеобщему Отцу небесному, по христианской любви к нищим, как братиям Христовым и нашим, – должна быть подаваема с полным радушием и охотно, а не с огорчением и притворством (2 Кор. 9, 7). (Составлено прот. Г. Дьяченко по указанным источникам).Поучение 3-е. Свт. Николай чудотворец
(Разбор возражений против подаяния милостыни нищим)
I. Сегодня мы, братия, поминаем наставника нашего, святителя Христова – Николая. В жизни своей он явил много высоких подвигов веры и благочестия для нашего подражания. Но в венце его добродетелей красуется одна великая добродетель, которая служит краеугольным камнем, началом, средоточием и концом всей деятельности, всех чудотворений, какие только являл этот святитель в жизни, являл и не престает являть и по своей блаженной кончине. Если он избавляет от неповинной смерти трех воевод, спасает корабль от потопления, подает тайно несчастному семейству три узельца злата; если он вообще является «алчущих кормитель, плачущих веселие, нагих одеяние, болящих врач, по морю плавающих управитель, пленников свободитель, вдов и сирот питатель и заступник, нищих и убогих изобильное богатство» (молитва, акафист свт. Николаю): то что все это, как не одна великая добродетель – милосердия, сострадания, благотворительности к несчастным. Св. Церковь выражает это, когда говорит о святителе Николае, что он «отнимал всяку слезу от лица люте страждущих» (акафист свт. Николаю, кондак 3).
II. Подражаем ли мы, братия, этой высокой добродетели нашего св. наставника? Все ли общественные раны заживлены, все ли насущные потребности всех и каждого удовлетворены, все ли скорби бедности утолены, все ли слезы нищеты и убожества осушены? Ах, сколько еще до сих пор есть Лазарей и открыто лежащих у врат богатых, и таких, которые копати не могут и просити стыдятся! (Лк. 16, 3). Об этих людях если и говорят иногда серьезно в наше время, то только о том, как бы сделать так, чтобы их не было. Желание прекрасное… но достаточно ль его одного для облегчения горькой судьбы несчастных? Когда горит дом, мало только рассуждать о том, какие бы средства предпринять против пожаров вообще, подобное рассуждение в настоящем случае ничего не поможет, теперь надобно самым делом тушить огонь, а после уже, если угодно, можно и порассудить. Равным образом, когда пред нами нищета во всей ее ужасающей наготе, недостаточно для ее облегчения, если мы станем только составлять планы, как бы ее уничтожить; этим планам место в будущем, – в настоящую минуту она требует от нас деятельной, живой помощи. Голода и жажды, холода и стужи не уймешь никаким, самым глубоким соображением, если не дать страждущему от них пищи и пития, одежды и крова. Большею же частью, против этих людей, – и в наше время, преимущественно хвалящееся своим человеколюбием, слышатся отовсюду старые вопли и возгласы, в силу которых выходит, что нищие скорее достойны презрения, чем сострадания и помощи.
а) Говорят: «нищие – бродяги, не хотящие ничего делать и обольщающиеся легким способом добывать себе пропитание». Но, во-первых, не все таковы: стоит только открыть глаза, чтобы видеть, сколько из этих несчастных выставляет на вид свои изуродованные члены, свидетельствующие о их неспособности к телесным трудам. Во-вторых, если и есть такие нищие, то вдумывались ли мы когда-нибудь, отчего они таковы? Действительно ли они не хотят ничего делать? Для того, чтобы собственными трудами снискивать себе пропитание, недостаточно только иметь целые и правильные члены тела: для этого надобно иметь еще здоровье и крепость духа и тела, надобно иметь поприще для деятельности. Но всего-то этого и нет у тех нищих, которых мы называем бродягами. Вот, у престарелой вдовы несправедливость людская или же просто какой-нибудь особенный случай отняли последнего, единственного сына, опору ее старости, и она должна умереть с голоду; вот, целый дом сирот, оставшихся, почти в младенчестве, совершенно одинокими: куда деваться, что делать этим несчастным, как только ходить по миру и испрашивать подаяние? Заняться чем-нибудь другим они сами не имеют, а другие и не дают им никакой возможности. б) «Нищета, – говорят, – часто бывает следствием бурной, распутной жизни». Правда. Но что из этого? Ужели мы будем жестокосерды, что на подобную нищету будем смотреть злорадно и мстить ей своим невниманием, безучастием, презрением, упреками? Ах, если бы мы внимательнее бдели над собою, мы никогда не дошли бы до горделивого сознания нашего нравственного превосходства пред нищим такого рода; мы открыли бы в сердце нашем те же самые страсти, нередко на самой высокой степени развития, какие погубили этого человека, – мы сознали бы, что только особенные внешние обстоятельства, особенные условия нашей жизни, а чаще всего одна благодать Божия не попустила и нашим страстям прорастить горький плод нищенства. Умри наши родители гораздо раньше, не получи мы никакого образования, не случись нам добрые наставники, не встреться мы в жизни с таким-то лицом, которое своей отеческой любовью сдержало неразумные порывы юной души нашей, – кто знает? Может быть, и мы с тобою расточили бы имение свое блудно с любодейцами, может быть, и мы вынуждены были бы пасти свиней и насыщаться их рожцами, – может быть, и нам с тобою пришлось бы таскаться по миру с нищенской сумою. За что же презирать, за что же наказывать этого несчастного, который возрос среди других обстоятельств, под другими условиями жизни, который не встретил впору сердца любящего и согревающего, не встретил ума руководящего и наставляющего, не нашел руки охраняющей и сдерживающей; который слишком рано сознал себя разнузданным во всех отношениях, почувствовал себя на опасном просторе и, естественно, пустился на все четыре стороны? Он и без нас уже тяжело наказан. Эта сума, которую он носит на плечах, есть только слабый знак той тяжелой туги, которую он носит в сердце. Позднее, бесплодное сожаление о прошедшем, мучение уцеломудрившейся совести, сознание, что он сам виновник своего горя, стыд прямо смотреть в глаза добрым людям, безнадежность в будущем, – вот что не дает душе его мира и покоя, вот что преследует и мучит его день и ночь. Зачем же прилагать к его ранам новые? Сострадания, одного сострадания, и притом деятельного, он требует от нас…