Полоса черная, полоса белая

– Поосторожнее в выражениях. Он ведь тоже личность.

– Личность – это тот, кто превосходит всех остальных добрыми делами, а ваш Абдуразаков торчит целыми днями в отделе парфюмерии и прыскает на себя из всех флаконов подряд, срывая фабричную упаковку. Он по-русски писать не умеет, так что не мог на меня заяву состряпать. А вот Фатима – запросто. Она приводит на работу своих родственников, знакомых и просто земляков, за что они отчисляют ей десятую часть своей зарплаты, а еще она сдает им всем двушку на первом этаже хрущевки. Каждый проживающий отстегивает ей по пять тысяч. Понятно, что ей еще приходится делиться с участковым, но все-таки.

– Прекратите! – остановил Сергея зам по кадрам. – Это не доказано.

– А чего тут доказывать? Адрес я вам укажу, там в настоящий момент проживает семнадцать человек. С этими кадрами можете побеседовать – это ведь ваша прямая обязанность.

– Все! – не выдержал Садыков. – Вы у меня вот где!

Он показал на свое горло.

– Я взял вас из сочувствия. Хотя по службе к вам было очень много претензий. Но вы служили под началом полковника Коптева, а это уважаемый человек. Теперь районным отделом полиции руководит. Думал, что вы у него чему-нибудь научились. Потом взглянул на ваше личное дело. Кроме выговоров, ничего там нет. Другие как-то умудряются…

– Ну да, – согласился Ерохин, – тот самый участковый, о котором я уже рассказывал, после того задержания получил за поимку особо опасного миллион рублей премии. А с меня в порядке поощрения сняли ранее наложенное взыскание.

– Пишите заявление, – напомнил Садыков, кладя на стол перед ним лист бумаги для принтера.

– Прошу уволить меня по собственному желанию, – начал писать Сергей, диктуя вслух самому себе, – в связи с переходом на новую более престижную работу. На чье имя?

– На мое, – подсказал зам по кадрам.

Закончив писать, Ерохин протянул листок Садыкову и, когда тот взял его, спросил:

– Коптев тоже в числе учредителей «Сферы»?

Зам по кадрам попытался выдернуть листок, но Сергей держал его крепко.

– Так он – учредитель?

– Отдайте ваше заявление, – прошептал зам по кадрам.

– Ответите – отдам, хотя я и так это знаю.

– Если знаете, то зачем спрашиваете? И запомните: меньше знаешь – лучше спишь.

Садыков забрал листок, положил на стол и начал разглаживать ладонью помятый уголок.

– Теперь по поводу этой Фатимы, – продолжил Ерохин. – Однажды я поймал ее на служебном входе, когда она выносила два пакета с ворованным товаром. Она мне клялась больше этого не делать. Не делает, но теперь воруют те, кого она привела на эту работу и кому сдает жилье. Они под одеждой выносят дорогой алкоголь, банки с икрой и прочее. За день на пятьдесят тысяч выносят легко. Потом это списывается на воровство покупателей, на бой. У Фатимы есть постоянная клиентура. Она работает под заказ.

Он пошел к выходу и, когда взялся за ручку двери, услышал слова Садыкова:

– Расчет получите в понедельник. Я даже распоряжусь, чтобы вам премию выписали тыщонку-другую.

Ерохин сидел за столиком в пивной забегаловке и слушал современную музыку в исполнении популярных певцов.

– Не важно, кто чего спросил, не важно, кто чего ответил, – противно растягивая слова, шептала певица, а может, и певец, – таких, как я, на белом свете больше нет…

«Значит, все-таки певица», – догадался Сергей.

Подошла официантка и поставила на стол кружку с пивом и тарелку, на которой лежала вяленая рыбка.

Пиво было немецким, сваренным в Калуге, а плавники крупной плотвички были не розовые, а серые.

– Что еще желаете? – спросила девушка.

Ерохин понюхал рыбу.

– У местных рыбаков покупаете? – спросил он.

– Не знаю, – пожала плечами девушка и покраснела.

– Бензином пахнет: в черте города ловили.

– Унести?

– Оставьте.

Он сделал небольшой глоток. Потом начал чистить плотву. Рыба чистилась плохо.

Сергей так увлекся этим занятием, что не заметил, как к столику кто-то подошел. Разглядел только ноги в стоптанных рыжих ботинках.

Поднял голову и увидел перед собой мужчину лет шестидесяти.

– Привет, Калоша, – сказал он, снова вернувшись к плотве.

– Сколько зим, сколько лет, – обрадовался мужчина, перетаптываясь с ноги на ногу.

– Присаживайся, – кивнул Ерохин.

– Сколько лет! – повторил Калоша. – А вы не при делах сейчас, как я слышал. Столько теперь интересного, а поделиться не с кем. Был один честный мент в районе, но его убрали.

– А ты, я гляжу, разбогател: шалманы посещаешь. А прежде в своем подвале только вечеринки устраивал.

– Я здесь по делу: рыбу ловлю, вялю и сдаю на реализацию, раз в неделю прихожу за выручкой, – он показал на очищенную рыбку, – эту плотвичку тоже я поймал, кстати.

Сергей протянул ему плотвичку.

– Угощайся.

Калоша вздохнул.

Ерохин подвинул ему свою кружку и сказал:

– Пей, я, как ты знаешь, прежде не пил, и сейчас не приучился. Взял кружку просто так, чтобы домой не тащиться.

– Вы все там же обитаете? – спросил бомж.

– Сдаю квартиру. Разбил машину в свое время. На новую денег нет, и решил таким образом подзаработать. Теперь там студент тусуется. За два года он мой долг за машину покрыл, но попросил до конца сессии там пожить. Осталась всего неделя. Даже меньше. А у тебя что?

– Да я тоже свой подвал армянскому сапожнику отдал. Он все там оборудовал. С утра до вечера работает, а я только переночевать прихожу. Чисто, кожей пахнет, ваксой всякой – приятные запахи. Сапожник меня заодно обувью обеспечивает. Жизнь налаживается, как говорится.

Калоша сделал большой глоток, потом еще один поменьше.

– Варштайнер, – произнес он, – мое любимое. В девяностых я только его и попивал, пока на кичу не загремел. Я вернулся – ничего нет. Жена развелась со мной, квартиру продала – я на нее оформлял. А все накопления по суду отняли.

– Я в курсе, – кивнул Сергей, – сейчас-то у тебя что? Ведь чую, что сказать чего-то хочешь.

Калоша вздохнул.

– Если только чтобы груз с души снять. Расскажу, пожалуй.

Он сделал еще один глоток и обернулся. Но зал был пустой, лишь за одним из столиков сидела парочка молодых людей, очевидно, студентов.