Полосы жизни

Я уже не мог скрывать своего возмущения и решил высказать всё, что я об этом думаю.

– Как же тебя всё-таки обработали? Всего месяц прошёл. А ты уже как бессловесное стадо. Штаны, кстати, продать не надумал? А то ведь Адам с Евой такого изобретения не знали.

– Нет, штаны пока остаются, а вот свои футболки с изображением дракона, Брюса Ли и Шварценеггера я уже сжег. Чтобы не стать идолопоклонником. Сжёг и свои плакаты с разными идолами. Я же сказал тебе, что принял Христа. Теперь я хочу жить в нормальной христианской семье, где царят мир и благодать.

Я не стал с ним спорить. Это было просто бесполезно. Тем более, у него была своя голова на плечах, и я не имел никакого права указывать ему, как жить. Я согласился помочь ему во всех его просьбах.

Вечером мы были в гостях у его невесты. Встретила нас мать Насти. Когда мы знакомились, я взглянул в глаза этой женщине и сразу понял, что передо мной сильная и волевая личность, смирением от которой даже не пахнет. Она провела нас с Владимиром в гостиную, где сидели отец невесты, сама Настя и Юрий. Настя была в косынке и длинной юбке, которую всё равно пробил мой мужской взгляд. Настя выглядела гармоничной девушкой, и если бы можно было чуть-чуть подправить её лицо, то её можно было бы назвать красивой. Отец не произвёл на меня никакого впечатления, а вот встретившись взглядом с Юрием, я думаю, мы увидели друг в друге врага. Мне стало ясно, что мне предстоит роль громоотвода и придётся выслушивать то, чего не могут сказать друг другу все присутствующие. Такая роль доставалась мне не в первый раз, поэтому я знал, что выдержу часа два.

Перед ужином я отлучился в туалет и зашёл в ванную, чтобы помыть руки. Ванная комната соприкасалась с кухней, и то, что там происходило, мне было прекрасно слышно.

– Ты видала, - шептал отец Насти своей жене, - в какой замурзанной рубашке пришёл наш кот в сапогах? Надо поставить точку в отношениях нашей дочери и этого голодранца.

– Молчи, старый дурак, - зашипела его супруга.
– Это болван прицепился к Юрию, тот стал его духовным наставником. Дочь свою я, конечно, ему не отдам, но придётся немного потерпеть.

Я вернулся в гостиную, полностью утратив желание общаться с этими людьми. Но, помня своё обещание Владимиру, решил потерпеть. Это было нелегко, так как всё внутри меня кипело и готово было выплеснуться наружу.

И вот всех пригласили на кухню. Мать Насти, Тамила Романовна, показала себя сердобольной хозяйкой. Стол был накрыт со вкусом. Даже не в каждом ресторане могут накрыть такой стол. А то, что на столе находились полные сервизные наборы, даже немного озадачило меня. Я уж и не помнил, в какой руке вилку держать, а в какой - нож. Тем более не мог отличить вилки для мяса и для салата. Владимир, наверное, испытывал такое же затруднение.

– Ну, давайте помолимся, - предложил Юрий и впился в меня своими глазами, которые я невзлюбил ещё в парке.
– Наверное, начни ты, Руслан.

– Я не умею, - солгал я.

Тогда Юрий закрыл глаза, сложил руки на груди и начал произносить молитву. Все тоже закрыли глаза и стали качать головами в знак согласия. Молитва была долгой. Юрий благодарил Бога, потом - главу семейства, потом супругу и дочь, наконец, добрался до меня и Владимира. Я смотрел на часы и отсчитывал время. 23 минуты продолжалась его молитва. Я сам мысленно начал благодарить Бога за то, что Юрий забыл поблагодарить хлеборобов, комбайнеров, водителей машин, работников элеватора, пекарей, продавцов и ещё множество народа, приложивших руку к тому, чтобы на столе появился хлеб наш насущный. Наконец-то прозвучало всеобщее "Аминь!", и мы сели за стол.

– А вы, как я понял, не верите в Бога?
– обратился ко мне глава семейства Евгений Дмитриевич.

Я расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и достал свой нательный крест. У всех присутствующих перекривились лица, словно они увидели не крест, а выбежавшего из клетки льва.

– Я православный и верую в Святую Троицу, почитаю Матерь Божью. Признаю иконы и молю святых о помощи, - видя их искривлённые лица, я решил и дальше продолжать перечень православных положений, но тут Владимир ущипнул мою ногу. Я посмотрел на него и прочитал в его глазах мольбу не продолжать богословские прения.

Но Юрий не унимался:

– Что это за вера? Священники - пьяницы и блудники, прихожане - слуги греха. Больший же грех - идолопоклонничество - в православной церкви просто процветает. А что это за поклонение Божьей Матери?

Но тут уже я не мог удержаться. Меня понесло и уже ничто не могло остановить. Владимир щипал меня за ногу, толкал в бок, наступал на ногу, но я не обращал на это никакого внимания - обида за клевету на моё вероисповедание полностью поглотила меня.

– Юра, а у вас есть мать?
– спросил я своего обидчика.

– Да.

– Тогда я её не уважаю за то, что она родила такого дурака.

– Что?
– глаза Юрия налились кровью.
– Да как ты смеешь кидать мне в лицо такое оскорбление?

– А чего ты позеленел?
– продолжал я донимать его.
– В Иисусе Христе столько же от матери-человека, сколько от отца-Бога. И если ты умудряешься причислить мать Бога к разряду идолов, какой же благодати ты ждёшь от Христа? Хотя какая может быть благодать для волка в овечьей шкуре?

Юрий был так взволнован, что уже не мог сказать ни слова. Я, конечно, понял, что он почувствовал. Ведь настроен я был крайне решительно. И ещё один выпад в мою сторону, и я перешёл бы на откровенные грубости. Это поняли все, и Настя стала нас мирить. Потом мы молчали, делая вид, что ничего не произошло. А когда ужин подходил к концу, Владимир решил поговорить о главном:

– Тамила Романовна, Евгений Дмитриевич, я хочу сказать вам, что люблю вашу дочь, и прошу у вас её руки.

Наступила гробовая тишина. Казалось, что не только ложки и вилки перестали стучать, но и все перестали дышать. У хозяина дома даже открылся рот. Первой пришла в себя Тамила Романовна.

– Ну зачем же так спешить? Вы же знакомы без году неделя. А это очень мало для того, чтобы принимать такие серьёзные решения. Повстречайтесь ещё немного, а там видно будет.

– А если наше желание будет неизменным, то вы дадите своё согласие?
– не унимался Владимир.

– Там видно будет, - вновь уклонилась от ответа Тамила Романовна.

После ужина мы разошлись. Всю дорогу до остановки Владимир молчал. Было ясно, что его не устраивал ответ Настиной матери. О том, что я слышал в ванной комнате, я решил не рассказывать. В автобусе мы ехали молча, и лишь расставаясь, подали друг другу руки и пожелали друг другу спокойной ночи. Полночи я не мог уснуть и всё думал о своём друге.

Владимир родился и вырос в одном из ближних сёл. Отслужив в морской пехоте, вернулся в родное село. Устроился работать в колхоз. Жизнь, казалось, начала налаживаться. Но тут повеял ветер перемен. Колхоз развалился, и он остался без работы. Чтобы заработать хоть какую-то копейку - приехал на заработки в город. Но кризис достал его и здесь. Его так же сократили с завода, и он почти год жил за счёт шабашек.

Потом устроился работать на почту. Имея мизерную зарплату, Владимир мог тем не мене неплохо жить, потому что каждую неделю получал из села посылки от матери и сестры. Его скромные доходы позволяли ему оплачивать коммунальные услуги и иметь нормальное питание, а на одежду не хватало. Поэтому одевался он скромно. Это и приметили родители Насти и этим попрекнули его. Именно то, что они не хотят принять его из-за бедности, не давало мне покоя. Но чем я мог помочь ему? Материально я жил хуже, дружеские советы мои он пропускал мимо ушей. Мне оставалось лишь пассивно наблюдать за дальнейшими событиями.