Половина желтого солнца
Шрифт:
— Конец взяткам! Вот чего мы ждали со дня всеобщей забастовки, — сказал один из гостей. Как его звали, Угву не помнил, но он имел привычку съедать весь чин — чин, и Угву всегда ставил поднос подальше. Ручищи у гостя были здоровенные: горсть-другая — и пропали все труды.
Океома вскинул руку:
— Военные — настоящие герои!
Голоса у всех звучали с подъемом, даже когда речь шла о погибших.
— Говорят, Сардауна [56] прятался за жен.
56
Сардауна —
— Говорят, министр финансов перед расстрелом наложил в штаны.
Раздались смешки, но Оланна сказала:
— Я знала Оконджи. Он дружил с моим отцом. — Голос у нее был тихий, подавленный.
— По Би-би-си говорят, что переворот устроили игбо, — вставил гость, любитель чин-чин. — И неспроста. Большинство убитых — северяне.
— Правительство состояло почти из одних северян, — пробормотал профессор Эзека.
— Пусть Би-би-си спросит с британцев, ведь это они понасажали в правительство одних северян, чтобы подавлять остальных! — поддержал его Хозяин.
Угву удивился: в кои-то веки Хозяин и профессор Эзека согласны друг с другом. И еще больше удивился, когда мисс Адебайо сказала, что «североафриканцы с ума посходили — называют это борьбой добра со злом», а Хозяин засмеялся, не как обычно, когда сползал на краешек кресла и принимался с ней спорить, а одобрительно.
— Будь в стране побольше таких, как майор Нзеогву, мы не докатились бы до подобного, — сказал Хозяин. — Он смотрит в будущее!
— Он ведь коммунист? — вмешался зеленоглазый профессор Леман. — Он ездил в Чехословакию, когда учился в Сэндхерсте.
— Вы, американцы, везде ищете коммунизм. До того ли нам сейчас? — возмутился Хозяин. — Угву! Принеси еще льда!
— Нзеогву — коммунист, — стоял на своем профессор Леман.
Говорил он в нос и жутко злил Угву — может быть, потому, что у профессора были светлые волосы, как у мистера Ричарда, но ни тени его спокойного достоинства. Жаль, что мистер Ричард перестал заходить. Угву хорошо помнил его последний приход, за несколько месяцев до рождения Малышки, но другие воспоминания тех бурных недель были смутны, обрывочны. От страха, что Хозяин с Оланной никогда не воссоединятся и мир его рухнет, Угву тогда почти не подслушивал. Он не узнал бы даже, что мистер Ричард замешан в ссоре, если б не Харрисон.
— Спасибо, друг мой. — Хозяин взял миску льда и со звоном бросил в бокал несколько кубиков.
— Да, сэр, — отозвался Угву, глядя на Оланну.
Та сидела, уронив голову на руки. Угву охотно пожалел бы ее убитого друга, будь тот обычным человеком, но ведь он политик, а политики — не как все люди. Угву читал о них в «Дейли тайме» — они нанимали бандитов, чтобы те избивали их противников, они покупали на государственные деньги землю и дома, заказывали партиями длинные американские машины. Сливая воду из-под вареной фасоли, Угву всякий раз думал: раковина скользкая, как политик. гости разошлись поздно, и ночью, лежа у себя во флигеле, Угву пытался читать «Мэра Кестербриджа», но мысли были далеко. Хоть бы Чиньере пришла, что ли. Они никогда не назначали свиданий, она просто иногда приходила, а иногда — нет. Услышав стук в окно, Угву от души возблагодарил небеса.
От нее пахло затхлым луком. В комнате было темно, лишь неверный свет фонаря за окном выхватил холмики ее грудей, когда она стащила блузку, развязала покрывало вокруг пояса и легла на спину. Ночь дышала влагой, тела их были сплетены, и Угву представил,
будто не Чиньере, а Ннесиначи крепко обхватила его бедрами. Сперва она молчала, а потом закричала то же, что обычно. Видимо, чье-то имя — Абоньи, Абоньи! — но Угву не был уверен. Может быть, и она представляла кого-то другого, из родной деревни.Она встала и вышла молча, как пришла. Когда он увидел ее на другой день через живую изгородь, она развешивала белье и произнесла только: «Угву». И ни слова больше, даже не улыбнулась.
Из-за переворота Оланна отложила поездку в Кано. Она ждала, когда вновь воцарится порядок, но в стране было по-прежнему неспокойно. В регионах назначили военных губернаторов. Все говорили о перевороте, даже таксист в белом кафтане и шляпе, который вез Оланну с Малышкой из аэропорта к Аризе.
— На самом деле Сардауну не убили, мадам, — шепотом сообщил он. — Аллах помог ему бежать в Мекку.
Оланна вежливо улыбнулась и не стала возражать: ведь этому человеку, у которого с зеркала заднего вида свисали четки, вера необходима. Сардауна — не только премьер Севера, но и духовный вождь миллионов мусульман.
Оланна передала Аризе слова таксиста, но та лишь плечами пожала: «Чего только не болтают». Покрывало Аризе было повязано ниже талии, блуза широкая. Они сидели в гостиной со свадебными фотографиями на засаленных обоях, а Малышка играла во дворе с детьми. Оланне не хотелось, чтобы Малышка касалась этих оборванных, сопливых ребятишек, но она не стала ей запрещать, стыдясь своей брезгливости.
— Завтра полетим в Лагос первым рейсом, Ари, а потом пойдем по магазинам, подберем все для малыша. Но ты должна отдохнуть перед поездкой, не хочу тебя утомлять, — сказала Оланна.
— Подумаешь, утомлять. Сестренка, я ж беременная, а не больная. Такие, как я, работают в поле до самых родов. Вот, погляди, я платье шью! — Аризе указала на столик в углу, где среди раскроенной материи стояла швейная машинка «Зингер».
— Я о своем крестнике пекусь, — возразила Оланна. И, задрав Аризе блузку, прижалась щекой к ее тугому животу — такой обычай завелся у них с тех самых пор, как Аризе забеременела. Если делать так почаще, считала Аризе, малыш впитает характер Оланны и будет на нее похож.
— Неважно, что снаружи, — говорила Аризе, — но внутри она должна быть в тебя. Пусть будет такой же умницей и знает книжную премудрость.
— Она? А вдруг он?
— Нет, это девочка, вот увидишь. Ннакванзе говорит, у нас будет сын, похожий на него, а я уверена: Бог не допустит, чтобы у моего ребенка было лицо как блюдце! Так ему и говорю.
Оланна засмеялась. Аризе встала, открыла эмалированную шкатулку и достала пачку денег:
— Сестрица Кайнене на прошлой неделе прислала. Ребенку на подарки.
— Спасибо ей, — сказала Оланна сухо, зная, что Аризе за ней наблюдает.
— Вам с сестрицей Кайнене надо поговорить. Что было, то было.
— Как поговоришь, если с тобой не желают разговаривать? — Оланне хотелось сменить тему, как всегда, когда речь заходила о Кайнене. — Пусть Малышка поздоровается с тетей Ифекой. — Не дав Аризе шанса раскрыть рот, она выбежала во двор.
Малышка вся перепачкалась в песке; Оланна умыла ее и вывела на улицу. Дядя Мбези еще не вернулся с рынка, и Оланна с Малышкой на коленях присела на скамейку возле киоска тети Ифеки. С визгом носились Дети под деревом кука, где-то громко играл граммофон; вдруг мужчины, стоявшие кучкой у ворот, стали подпевать, смеясь и толкая друг друга. Засмеялась и тетя Ифека, захлопала в ладоши.