Полозов. Мертвый сезон. Том 2

— Там пока тихо? — учтиво поинтересовалась она, протягивая ему надушенный платок. — Весьма странно. У вас кровь. Позвольте я помогу?

— Прошу прощения, а что вы находите странного в этом? — Афанасий покорно стоял, пока нежные руки девушки вытирали кровь с лица. — Насколько я понимаю, он поставил полог тишины.

— Полог? — криво усмехнулась девушка. — Похоже, вы весьма плохо знаете Полозова.

— Что вы имеете в виду? — насторожился Колотов.

— Ничего, — пожала плечами она. — Не хочу портить вам сюрприз.

На этой ноте разговор угас сам собой, пока через несколько минут дверь не открылась, явив голову Полозова.

— Алиса, зайди пожалуйста.

Даже маленькой приоткрытой щели хватило для того, чтобы оценить масштабы уже произошедшего в кабинете управляющего.

Афанасий почувствовал, как его начинает слегка тошнить. Особенно, после того, как он увидел лежащее тело с неестественно вывернутой ногой, лицом в луже крови.

— Всё в порядке, — кивнул Полозов управляющему. — Афанасий, с извинениями я подойду потом, время будет. А пока, если ты пришёл в себя, распорядись, пожалуйста, чтобы двое совсем не болтливых парней, готовые выполнять любую грязную работу, через полчаса стояли около этих дверей. У нас же есть такие?

— Найдём, — сглотнул управляющий. — Я так понимаю, что нужен ещё паро-кэб?

— Да, спасибо, ты прав, — подтвердил Петя. — Он тоже понадобится. И пока мы беседуем — лучше сюда никому не входить.

* * *

День у заместителя начальника полицейского управления города Краевска барона Свиблова не задался с самого утра.

Мало того, что от его помощников, которых он послал в соседний город, до сих пор не было ни слуху ни духу, так ещё всю ночь ему снились кошмары, чего не случалось очень давно.

Семён Константинович, поворочавшись, решил, что выспаться сегодня, как он изначально собирался, ему уже не удастся.

Свесив ноги с огромной кровати, он нащупал кончиками пальцев меховые тапки, в которые с наслаждением сунул ступни. Почему-то, несколько последних месяцев они постоянно мёрзли. То ли возраст, то ли плохое кровообращение, как утверждал его целитель, который ничего, почему-то, с этим сделать не мог.

«Дармоеды», — скривился Свиблов.

Доносившийся из-за закрытого окна подозрительный шум окрасился новыми нотками.

Кричало несколько женщин. Причём кричало так, будто посреди его поместья лично появился сам владыка ада, пригрозив покрыть всех женщин и оскопить всех мужчин.

— Убью, — прорычал Свиблов, когда путаясь в полах домашнего халата, он с трудом всунул руки в рукава. — Запорю! Идиоты! Дармоеды!

Выйдя из собственной спальни, он нос к носу столкнулся с одной из служанок.

— Там, там, — на её глаза тут же навернулись слёзы, что только разозлило барона. — Там…

— Да скажи нормально! — рявкнул Семён Константинович, схватив её за плечи и как следует встряхнув. Если он ожидал, что женщина тут же начнёт докладывать, то его расчёт оказался в корне неверен — её затрясло от рыданий. — Дура! — с раздражением бросил он, отпуская обмякшую женщину. — Ну что за идиоты меня окружают? Прохор! — рявкнул он, окончательно теряя терпение. — Ты где шляешься, сукин сын? Быстро ко мне! Прохор, мать твою!

Сказано это было уже больше для бравады и собственного успокоения, поскольку барон совершенно ясно понимал, что случилось что-то из ряда вон выходящее.

Если Прохор, его денщик, не появился даже после этого крика, то он точно умер, так как Прошка боялся барона, как огня.

Вот только что такого произошло?

Спустившись на первый этаж своего дома, он обнаружил лишь настежь распахнутую входную двустворчатую дверь, через которую утренний ветер безнаказанно трепал занавески на окнах и студил помещение.

— Вообще страх потеряли, — зарычал барон, поплотнее запахивая полы уже не такого тёплого халата. — Что здесь происходит?

Но увы, во всём доме не было ни одной живой души, которая бы смогла ответить на этот вопрос, поскольку подойдя к распахнутым дверям, он увидел, что вся многочисленная прислуга толпилась во дворе, около его любимой беседки.

— Да что, чёрт бы вас всех драл, здесь происходит? — побагровел барон, но ощущение чего-то неотвратимого и неминуемого уже холодным щупальцем скользнуть в его нутро.

На то, чтобы торопливым шагом дойти до образовавшегося столпотворения понадобилось время. Уже не обращая внимания на то, что в тапках из шкуры снежного барса не принято ходить по вымощенным камнем дорожкам, Свиблов еле сдерживался, чтобы не перейти на бег.

Расталкивая локтями прислугу, он всё-таки продрался в круг, чтобы взглянуть на то, что настолько заинтересовало их, что они совершенно не обратили внимания на его появление.

Подавив дикое желание пинками успокоить взахлёб голосящую служанку, барон, наконец увидел причину такого нездорового ажиотажа.

Взгляд прикипел к распятому на стене беседки телу. Той стене, на которой его садовник с таким трудом выращивал побеги винограда, постоянно подвязывая их и направляя, чтобы создать равномерный тенёк в беседке.

Барон, сглатывая внезапно образовавшийся ком, стоял в абсолютном ступоре, не понимая, как ему реагировать на увиденное.

— Бред какой-то, — подался назад он, понимая, что это происходит на самом деле. Его помощники, которых он вчера отправил на урегулирование вопроса по заведению, нашлись. — Нет…

Вот только лучше бы они навсегда сгинули, чем вот так.

В груди распятого на беседке торчало вечное перо. Довольно дорогое перо, поскольку Свиблов сам пользовался точно таким же. Этим писчим пером к его мёртвому помощнику был приколот листок, покрытый бурыми пятнами.

Семёну Константиновичу не нужно было подходить ближе, чтобы глянуть, что написано на листе.

Он это и так знал.

Но большего ужаса нагонял его личный нотариус, который с отсутствующим взглядом сидел около беседки, не обращая внимания ни на кого, и меланхолично жевал.

Протянув руку к стоящей перед ним корзине, нотариус бережно вытянул из неё большой душистый цветок, чтобы запихать его себе в рот, тщательно пережевывая при этом.

Барон почувствовал, как у него закололо в груди.

Посыл был более, чем понятен.

И когда нотариус потянулся за следующим цветком, барон Свиблов понял, что не только этот густой запах, но и произношение самого слова «орхидея», отныне будут у него ассоциироваться только с тошнотой.