Полозов. Мертвый сезон. Том 2

К счастью, род Полозовых из-за своего дара был полностью невосприимчив к ментальному воздействию любой сложности.

Устало посмотрев на беснующегося на стуле Сазонова, с пеной у рта требующего «лёгкой смерти», князю так сильно захотелось удовлетворить просьбу задержанного, что у него прямо руки зачесались.

Подавив вспышку раздражения, вовсе не приличествующего ни его статусу, ни его должности, Полозов налил себе воды из графина, стоящего на столе. Сделав несколько глотков, он с гримасой лёгкого недовольства отставил его. Вода была приторно тёплой, к тому же кипячёной, чего князь терпеть не мог.

Полозов понимал, что, скорее всего, ему не удастся сломать ментальный блок закреплённый в сознании Сазонова, но пока существовал хоть малейший шанс сдвинуть это дурно пахнущее дело в сторону его разрешения, князь будет использовать все доступные методы.

А такой шанс был.

Если над задержанным поработал менталист со стажем, все его попытки кустарными методами обойти вложенную установку были заранее обречены на провал. Но, если менталист был не совсем опытен, а то и вовсе самоучка, то шанс присутствовал, причём довольно немалый.

Вся соль была в том, что знающий своё дело, работая над чужим сознанием, как правило, не пользуется готовыми установками или шаблонами по типу: стереть воспоминания — сломить волю — дать необходимые установки.

Нет. Если маг не ограничен во времени, он сделает так, что даже его коллеги не смогут разобраться в том, что накручено в мозгах жертвы. Он будет действовать гораздо тоньше, профессиональней.

Получая доступ к памяти, менталист частично или полностью может получить так же доступ к воспоминаниям своей жертвы. Всё зависит от его силы и восприимчивости.

Полозов уже встречал таких, которые отсутствие силы и восприимчивости компенсировали кропотливостью, мастерством и знанием людской психологии.

Вообще, как когда-то за бокалом вина ему объяснил граф Суворов, подчинение сознания можно было сравнить с обыкновенным сломом старого, изжившего себя дома, когда одарённого с аспектом земли приглашают на новое строительство.

Сильный маг не будет заморачиваться, и попросту, обезопасив всех находящихся рядом, обрушит дом одним мощным заклинанием, разом развалив строение. Но было одно маленькое, но очень важное «но».

Поступив таким образом, он не разрушит строение до конца, в пыль. Непременно останутся целые фрагменты кладки, скрепленные раствором, который с первого раза не удалось разрушить, какие-то части мебели, по которым можно было определить кто и с каким достатком здесь жил…

Знающему много могут сказать даже обломки.

А вот после того, как по этим руинам пройдут рабочие, которые, не обладая даром, всё же разобьют и кладку, развалят треснувший фундамент, унесут и утилизируют обломки… Вот после этого, глядя на то место, где совсем недавно высилось здание, будет совершенно невозможно сказать, что здесь находилось ранее.

Именно обломки, именно тот самый фундамент Полозов решил извлечь из памяти этого бедолаги. Для этого он передумал показывать подозреваемого целителю. Одно наложенное исцеление, и все то, что можно было раскопать, попросту сотрется, чего князю было допускать никак нельзя.

Отдав приказ запереть Сазонова на семь замков в одиночную камеру и никого к нему не пускать, Полозов среди ночи отправился на телеграф, где достучавшись до тамошнего рабочего и представившись, дал срочную телеграмму в столицу.

Оставалось только дождаться визита того, кого князь решился вызвать этой телеграммой. А в том, что он приедет, у Захара Андреевича сомнений не было.

Если бы кто-то сейчас вошёл в кабинет, то вряд ли в спящем мужчине не сразу бы опознал князя Полозова, который, сложив руки на столешнице, даже не отодвинув папки с бумагами в сторону, преспокойно спал.

Разбудил Захара Андреевича настойчивый стук в дверь. Ещё не понимая, где он находится, князь медленно поднял голову, чтобы заспанным взглядом посмотреть на визитёра.

— Ваша светлость, — осторожно произнёс вахмистр Поддьячный. — Прошу прощения, но там вам извещение.

— Какое к чертям извещение? — протёр сонные глаза Полозов. Через несколько секунд он сообразил, где находится, торопливо пригладил волосы и поднялся на ноги.

— Который сейчас час? — похлопав себя по нагрудному карману, князь поморщился, после чего шагнул к столу и вытащил из ящика свой хронометр, который он там самолично оставил.

Выработавшаяся с годами привычка не брать его на какие-либо выезды иногда играла с ним злую шутку. Полозов постоянно хотел купить себе ещё один, который не жалко было потерять в случае чего, но руки как-то не доходили. Но этот, который он держал в руках, потеряться не должен был. Это одна из немногих личных вещей, доставшихся ему от отца.

— Так половина третьего уже, — радостно гаркнул Поддьячный. — Обеденное время вот-вот выйдет.

— Прекрасно, — тяжело вздохнул князь, который никак не ожидал вместо пары часов проспать полноценных восемь. — Почему не разбудили, вахмистр, как я приказывал?

— Так это ж, — замялся тот. — Виноват, ваша светлость. Запамятовал. Готов понести наказание.

Глядя в честные глаза Поддьячного, князь понимал, что наказывать бесполезно. Он всё равно сделал бы так ещё раз. Старая гвардия.

— Спасибо, господин вахмистр, конечно, — качнул головой Полозов. — Но ещё раз, и будете наказаны. Даю вам в том своё княжеское слово. Ей Богу, ну вы же не курсант желторотый. Сказано же было.

— Ваша светлость, ни в жизнь больше не повторится, — зачастил он, пряча в усах лёгкую улыбку. — Да и не случилось ничего за это время. Всё спокойно, всё хорошо.

— Спокойно — это и вправду хорошо, — буркнул князь. — Извещение это где?

— Так на проходной, — удивился вахмистр. — Прикажете готовить паро-кэб?

— Из местного телеграфа принесли? — моментально догадался князь. — Да, тогда готовь. Едешь со мной. Через пять минут жду у крыльца.

На то, чтобы добраться к телеграфу ушло немногим больше четверти часа. Выглядывая из окна неспешно катившего паро-кэба, окончательно проснувшийся князь цепко осматривал улицы города, но ничего напоминающего недавние беспорядки он не заметил. В городе было спокойно.

«Выезжаю утренним специальным. Буду в 21.45. С. В.», — гласила лаконичная записка, которую вручил ему работник телеграфа.