Польская партия

Штурмовики из самого Минска, кстати, не выходили. Толку от них в чистом поле было минимально. Но погоды все это не делало — 1-ая польская армия уже смешалась и пришла в полное замешательство. Сначала из-за отступления в ее расположение северной армии. А потом и из-за бардака на коммуникациях.

План работал.

Да, не тот, что был изначально.

Но это не так уж и важно. Главное — польские силы вторжения оказались в оперативном окружении, прижатые на юге к болотам. И судьба их была предрешена.

Да, там к западу, у Польши еще стояла резервная армия. Однако она ударно окапывалась, готовясь к тяжелой обороне и не стремилась вмешаться и деблокировать окруженные силы…

***

Фрунзе насвистывал какую-то незнакомую мелодию, вышагивая перед неровным строем заключенных. Местные ее бы ни в жизнь не опознали, так как фильм «Убить Билла» не смотрели.

Вид заключенных был печален.

В том числе и потому, что сотрудники НКВД не сильно миндальничали. Что сказалось на «товарном виде».

Перед ним были разные люди. Кто-то попытался заработать на войне. Чай на дворе шел НЭП, получивший второе дыхание, и часть не критических заказов выполняли сторонние подрядчики.

Чиновники, опять же, решившие погреть «маленькие потные лапки», тоже были здесь. Вон — нервно потряхивали толстыми щечками, по которыми время от времени стекали капельки пота.

Рядом с ними стояли бездельники, которые не проявили должной расторопности и хозяйственности. Ведь в военной обстановке преступлением было не только действие, но и бездействие, влекшее за собой беду и ослабление РККА или ее тылов. И Михаил Васильевич не собирался спускать ничего ни открытым врагам, ни системным бездельникам и паразитам, которые собирались как обычно отсидеться, тогда как по должностным обязанностям и самой сути их должностей от них требовалось иное.

Тут же находились партийцы, которые отличились в антисоветской риторике или поддержке националистов. Слишком яркой и опасной. Достаточно сочной для того, чтобы смущать умы простых людей.

Военные тоже имелись.

Тыловики всех мастей…

Война — это прекрасный способ «поднять бабла». На смертях, на горе, на обстоятельствах, если человек без совести. Война ведь, как известно, все спишет.

Не списала.

Фрунзе не дал.

Он знал об этой стороне вопроса и болезненно ее воспринимал. Так как там, в прошлой жизни, застал острую фазу военного конфликта между Россией и Украиной. И видел развал тыловой работы. Посему он загодя «накрутил хвосты» ожившей и, по сути, КГБ на эту тему. И, когда все началось, начал хватать «на жареном» разных деятелей. За дело. С поличным. Благо, что никто из них этого не ожидал.

Заодно очищая РККА и аппарат.

Осторожно очищая.

Потому что работать все равно кто-то должен. И значимого кадрового резерва у него не было. Так что «хватал за вымя» только совсем «попутавших берега». Но и этих набралось немало…

Михаил Васильевич шел вдоль этого «помятого» строя и старался заглянуть в глаза людям. Получалось плохо. Большинство из них смотрели себе под ноги или отводили взгляд. Остальные же смотрели на наркома с мольбой, стараясь вызвать к себе жалость. Как кот в сапогах из мультипликационной франшизы «Шрек».

Наконец он остановился и громко произнес:

— Суд приговорил вас всех к высшей мере социальной защиты. К расстрелу. Ибо ваши преступления в условиях войны были трактованы как измена Родины. Часть из осужденных уже исполнили. Тех, кто гадил Советской власти из убеждения. С такими разговор прост. Вор должен сидеть в тюрьме. Враг должен лежать в могиле.

Помолчал.

Наблюдая за реакцией.

— Посовещавшись с товарищами мы решили дать вам шанс. Из тех вас, кто согласится, будут сформированы штрафные роты. Которые бросят на самые тяжелые участки, где вы сможете искупить свою вину кровью. Если там вы покажете, что достойны, то вам аннулируют судимость и дадут начать жизнь заново. Простым, рядовым гражданином. Если нет — то хотя бы умрете достойно, а не как бешенные собаки, в овраге.

Он снова сделал паузу. Помолчав.

Тишина.

Люди переглядывались, но помалкивали.

— Вопросы есть?

— А что будет с теми, кто откажется идти в штрафные роты?

— Их расстреляют. Вон там, — он указал на ближайший овраг.

Снова помолчали.

Осужденные почти все повернули голову в сторону оврага и внимательно в него всматривались. Там рядом стоял бульдозер. Чтобы его присыпать землей. И вольготно расположились бойцы с ручными пулеметами. Судя по всему, аккуратная пуля в затылок не была предусмотрена. Просто поставят на край и дадут очередь. Кто не умер сразу — сдохнет присыпанный землей. Тем более, что гусеничный бульдозер уж точно ее прикатает, чтобы плотнее грунт был и меньше дождем все вымывало. Поняли это не все, но многие. Пусть и отчасти. Но идею осознали поголовно — вон как побледнели.

— Кто хочет искупить свою вину кровью — шаг вперед! — по командному гаркнул Фрунзе.

Люди в этой мрачной тишине вздрогнули от слишком хлесткой фразы. Почти выкрика. Но, поборов мимолетное замешательство, шагнули. Все. С разной степенью уверенностью. Но все. Поголовно.

Нарком криво усмехнулся.

И не прощаясь ушел. А за личный состав будущих штрафных рот взялись «специально обученные люди». Им предстояло утрясти штаты будущих смертников. В том же, что они пригодятся, Фрунзе не сомневался. По данным разведки оборона резервной польской армии выглядела довольно крепкой. И там вот эти «ребята» были бы очень нужны. Хотя бы для отвлечения внимания…

Сам же Михаил Васильевич отправился домой.

К жене.

Которая ждала его к ужину. Ибо уже вечерело…

— Как прошел день? — спросила Любовь, наливая мужу чая. То есть, под конец совместной трапезы во время которой она старалась ему не мешать кушать и щебетала, рассказывала о всякой мелкой суете.

— Приемлемо.

— Их все-таки пришлось расстрелять?

— Нет. Поэтому на душе гадко. Не верю я в них. Боюсь, что перебегут на сторону врага.

— Это шанс. И для них, и для тебя.

— И для меня?

— Поверить в людей. В то, что все могут оступиться.

— Человек, который воровал на военных поставках — это не оступившаяся, заблудшая овца. Это натуральный козлище, который целенаправленно гадил, желая своим смерти и поражения. Хотя… возможно эта тварь и не считала бойцов РККА своими. Но в сортах говна, как ты понимаешь, разбираться себе дороже. Его надо смывать. Брандспойтом.

— Люди слабы.

— Особенно в своей безнаказанности.

— Понимаю, — устало улыбнулась Любовь. — Но ты им все равно дал шанс.

— Дал… из-за чего чувствую себя ужасно. Словно пошел на сделку с совестью. Их нужно было попросту расстрелять и забыть.

Супруга промолчала понимающе улыбнувшись.

Фрунзе же тяжело вздохнул. И отхлебнул чая.

Старое его увлечение пакетиками теперь уже не требовалось. Во всяком случае дома. Так как супруга, не привыкшая к ним, не ленилась заваривать чай хотя бы и на раз и только для мужа.

— Я с Луначарским сегодня разговаривала. — нарушив затянувшуюся паузу произнесла она.