Польская партия

— Это приемлемо. При условии, что Данциг передается из управления Лиги Наций в управление Берлина.

— Это равносильно отрезанию Польши от моря.

— Пусть это будет совместное управление. Уверен, что немцы не допустят повторение того гнилого инцидента, который имелся в эту войну. Я имею в виду базирование в Данциге… хм… польского флота.

Англичанин с французом переглянулись.

Немного пожевали губы.

И согласились.

— Отлично, — кивнул Фрунзе. — Теперь перейдем к самому приятному. К гарантиям.

— К каким гарантиям? — нахмурился англичанин.

— Вы столько раз за последние пару веков обманывали своих партнеров, в том числе на самом высоком уровне, что без гарантий смысла заключать хоть какой-то договор с вами не имеет смысла.

— Но позвольте! — взвился француз.

— Не позволю, — жестом остановил его Фрунзе. — Но поясню. Смотрите. Зашел как-то индеец в банк и попросил кредит. С него под залог попросили лошадь. А то вдруг он заберет деньги и сбежит? Как раз на стоимость займа. Прошло время. Индеец вернулся. Отдал деньги. Забрал лошадь. Клерк смотрит — денег то у него сильно больше, чем брал. Ну и предлагает — может он их оставит в банке на депозите. Индеец подумал и спрашивает: «А что вы мне в залог оставите?»

— Мы заключим договор, — осторожно произнес француз. — Разве этого мало?

— С Николаем 2 вы тоже заключали договор. Какая неловкость? Нет, если бы у вас была безупречная деловая репутация, проблем бы не было. Но беда в том, что мне сложно вспомнить хотя бы один случай за последний век, когда ваши страны соблюдали договора в ситуации, когда это было им не выгодно… по факту, а не на бумаге.

— И какие гарантии вы хотите? — хмуро поинтересовался англичанин.

— Проверенные временем. Дети ваших уважаемых семей должны будут находится на территории Советского Союза. В заложниках.

— Это немыслимо!

— Да бросьте. Это обычная практика. Ваша же. Согласитесь — получить в случае обмана головы своих детей отдельно от тела сильно мотивирует не обманывать. Не так ли?

— И вы хотите их оформить официально как заложников? — спросил француз.

— Зачем? Организуем… хм… институт Дружбы народов или еще какой. — произнес Фрунзе, вспомнив, как англосаксы в XXI веке держали за известное место различных чиновников из разных стран. У которых дети жили как раз по сути в роли заложников, вынуждая этих чиновников выполнять старые договоренности даже во вред себе и своей стране… — Дети уважаемых семейств приедут туда учиться. Кстати, вам еще потребуется озаботится профессорами, чтобы эта учеба получилась достойной. Вот. А потом будут жить и работать в СССР. В случае, если кто-то будет вынужден выехать — вместо него на время отсутствия станет заезжать кто-то иной. Список оговорим. Разумеется, эти люди станут гарантией выполнения вами данных конкретных обязательств, а не заложниками вообще. Если у нас возникнет конфликт в какой-то новой точке, то они относительно ее не будут рассматриваться как заложники.

— А если мы откажемся?

— То наши договоренности лишены смысла. — пожал плечами Фрунзе. — Мы дожмем Польшу, уничтожив. И начнем максимально плотно сотрудничать с Германией, развертывая все новые западные корпуса рабоче-крестьянской красной армии. Ну и террор. Помните, я о нем говорил? После того, что вы в очередной раз попытались устроить в нашей стране переворот, самый раз начать отвечать. Но я не настаиваю. Решать вам.

— А Германия? Вы ведь продолжите с ней тесно сотрудничать. Это вызывает у нас озабоченность.

— Германию мы обсудим отдельно. Это отдельный большой кейс. При всему моему к ней нежному отношению, ее возрождение выглядит слишком пугающе для соседей. И для нас в том числе. И повторение Мировой войны в том чудовищном формате, в котором она произошла — последнее, что нам нужно. Я не против выяснять отношения. В том числе силой оружие. Но в формате 16-18 веков — в виде некоторого количества ограниченных локальных стычек. Война должна иметь смысл. В том числе экономический. И такая бойня — сущее безумие. А большая и сильная Германия рано или поздно будет разыграна и погрузит всю Европу вновь в кровавую вакханалию.

Собеседники задумались, вполне согласно кивнув последней реплике Михаила Васильевича. Они с ней полностью были согласны. Их возрождение Германии пугало не меньше.

Некоторое время посовещались.

Сходили к телефону. Провели переговоры со своими столицами. Довольно продолжительные. После которых вернулись и с вполне благожелательной улыбкой перешли к составлению договора о намерениях. В том числе и формируя списки семейств, которые предоставят заложников. Но это уже без Фрунзе, которые оставил эти формальности графу Игнатьеву…

Часть 3. Глава 9

1928 год, август, 20. Москва

Большой зал гудел как мирно работающая трансформаторная будка. Люди шептались. Довольно громко, что вынуждало перекрикивать гам от шепотков других. Этакой шепот на повышенных тонах…

— Добрый вечер, — максимально благожелательным тоном произнес подошедший к Фрунзе посол Германии.

— Да, замечательный вечер. Очень рад вас видеть.

— Эта пышность такая неожиданная, — сделал он жест рукой, охватывающий зал.

— Отчего же?

— Я слышал несколько дней вы имели крайне неприятный разговор с послами Франции и Великобритании. И полагал, что все пройдет намного скромнее. Камерно, можно сказать.

— По чести говоря, после того, что они сотворили, это большой успех их дипломатии. Сам факт разговора. Не спустили с лестницы — уже счастье.

— А вы собирались? — усмехнулся посол.

— Как цивилизованный и здравый человек я собирался занять штурмом посольства, изъять все документы и арестовать персонал. Но мое христианское человеколюбие взяло вверх. Тем более, что во всем этом цирке не было нужды — у нас и без арестов имелась вся полнота документальных доказательств непосредственного участия членов дипломатического корпуса Великобритании и Франции как в подготовке бунта УССР, так и выступления Польши. Равно как и материалы, подтверждающие финансирование всего этого «праздника жизни» через банкирские дома, аффилированные с семьями Рокфеллеров и Морганов.

— И вы не выставили их за пределы СССР?

— Зачем? Это что-то даст нам или вам?

— Это могут расценить как слабость.

— Что многое скажет о том, как такой вывод сделает, — максимально вежливо улыбнулся Фрунзе. — Польское руководство вон, уже показало всему миру свои выдающиеся аналитические способности. Не думаю, что кто-то действительно серьезный сделает подобные выводы. А если и сделает, то грош цена его мозгам.

— Возможно, — с такой же вежливой улыбкой ответил посол.

— И да, — произнес Михаил Васильевич, предварительно окинув взглядом периметр на предмет лишних ушей, — я вас очень прошу передать в Берлин, что скоро начнутся нервные дни.

— Что вы имеете в виду? — напрягся посол.

— Лондон и Париж не сумели рассорить нас путем этой войны. Польша потерпела сокрушительное поражение и больше не игрок. Даже на роли куклы, надеваемой на руку она не годиться. У нас в Союзе попытку государственного переворота также удалось предотвратить. И в обозримом будущем собрать силы для чего-то подобного не получится. Поэтому остаетесь только вы. Это вполне очевидно, я думаю.