Польский пароль

В кабине было тепло, однако Ларенц зябко поежился: он никак не ожидал такого ловкого перехода к деловому разговору. Этот длинношеий Шейдлер не такой уж контуженый, каким прикидывается. Хватка у него есть, причем истинно собачья.

— К сожалению, в мире господствует материальное начало, дорогой Шейдлер! А наши с вами коллекции — что они дадут нам? Будем откровенны: какой-нибудь год-два полунищенского существования. И только.

— Не следует скромничать, штандартенфюрер! Если говорить о прожиточном капитале в расчете на будущее, то у вас с этим не так уж плохо. Вы несогласны?

— Что вы имеете в виду?

— Только реальные факты. А они следующие: тайник с ракетными контейнерами в Топлицзее, там же два архивных тайника. И еще два — на озере Грундл. Это, согласитесь, колоссальный капитал! Причем лично ваш: ведь обергруппенфюреру Фегелейну вы давали, мягко говоря, неточные координаты всех этих захоронений. Не правда ли?

Штандартенфюрер, признаться, даже опешил от неожиданности. Разумеется, он догадывался, что его челночные рейды не проходят мимо зорких глаз СД, но чтобы такая дотошность, абсолютная точность… Этого он никак не ожидал.

Он чувствовал явную нерешительность, не зная, как реагировать на услышанное. Дергунчик-Шейдлер, тощий гусак с прыщавой шеей, буквально загнал его в угол.

— Да вы не волнуйтесь, штандартенфюрер! — Шейдлер повернулся вполоборота и с усмешкой то ли подмигнул, то ли опять дернулся в тике. — Об этом знаю только я. А если быть точным: только мы двое. Обратите внимание: только мы двое! Кстати, давние знакомые. Верно?

— А Фегелейн? Вы его забыли?

— Фегелейн… — вздохнул штурмбанфюрер. — Его уже нет в живых. Да-да, герр Ларенц! Два часа назад он расстрелян как предатель рейха по приказу самого фюрера. Хайль фюрер!

— Вы шутите?

— Какие, к черту, могут быть шутки?! Это правда, герр Ларенц, чистейшая правда. Перед моим отъездом сюда на «виллу Кэрри» пришла радиограмма из ставки. И какая вы думаете, штандартенфюрер? Держитесь крепче, когда услышите! Рейхсфюрер Гиммлер объявлен предателем и изменником, он исключен из партии и снят со всех постов. Это случилось после вчерашнего радиосообщения английского агентства Рейтер о том, что Гиммлер ведет тайные переговоры о капитуляции. Итог: Гиммлер вне закона, а его ближайшие сообщники расстреляны. В том числе и обергруппенфюрер Фегелейн.

— О майн гот!

Шейдлер выдержал паузу и ничуть не заикаясь сказал внушительно, веско:

— Именно «майн гот»! Для вас лично, Ларенц. Ведь вы, если я не ошибаюсь, являетесь доверенным лицом рейхсфюрера, так сказать, человеком Гиммлера.

— Но я выполнял приказ не его, а Фегелейна!

— Это одно и то же. Абсолютно. Неужели вы этого не понимаете?

— Понимаю… И что же дальше?

— А дальше я все беру на себя. Ибо вы нужны мне, впрочем, как и я вам. Не возражаете против такой формулировки?

— Она верна.

— Ну и отлично. Что касается подробностей, то мы обговорим их позднее. В более удобной обстановке.

Весь оставшийся путь до самого Бад-Аусзее они не разговаривали. Очевидно, Шейдлер давал возможность своему спутнику, которому он только что предложил партнерство (равноправное ли?), как следует опомниться от всего услышанного, от явного психического шока. И хорошенько подумать. А подумать Ларенцу следовало о многом.

Это был тот самый случай, какой на языке военных называется коренной переменой обстановки. Подобная перемена обязательно ведет к решающему повороту событий. Будет ли этот поворот благоприятным для него, Ларенца? Вот в чем вопрос…

Начиная с Санкт-Вольфганга автоколонну Шейдлера (а она уже была именно его, не Ларенца!) всюду беспрепятственно пропускали. В Бад-Ишле застряли на целый час, медленно пробираясь по узким улочкам, забитым военной техникой и толпами обнаглевших солдат — это были остатки недавно разбитых американцами на реках Изаре и Инне частей 1-й и 19-й немецких полевых армий. Дело доходило до потасовок с армейскими патрулями, и тогда сопровождавшие колонну эсэсовцы науськивали своих свирепых псов (вот зачем они понадобились Шейдлеру!).

На подъезде к Бад-Аусзее дорога оказалась свободной, ибо здесь начиналась вотчина СД, которая сумела сохранить во всем этом районе строжайший порядок. Миновав городок, колонна свернула вправо на Миттендорф, потом еще один поворот в сторону скалистого пика Вейсеванд. Тут в ущелье, в старых соляных копях, эсэсовцы тщательно упрятали зеленые ящики, затем завалили камнями и заминировали вход.

— Все в порядке! — довольно сказал Шейдлер, — Будем считать, что это первый наш общий с вами тайник, герр Ларенц, Надеюсь, мы еще продолжим обоюдный обмен информацией.

— А солдаты? Вы их оставляете?

— Разумеется! — усмехнулся штурмбанфюрер. — Я не кровожаден, герр Ларенц, К тому же эти парни мне еще пригодятся. Это ваш Мучман пустил в расход более десятка молодых здоровых солдат. Подонок! Кстати, вы тоже были у него на прицеле. Правда, в самом конце очереди.

— Я догадывался, — поморщился Ларенц.

Он догадывался и о другом: штурмбанфюрер Шейдлер тоже наверняка запланировал нечто подобное. И может сделать это гораздо проще, ничем не рискуя, стоит только доложить Кальтенбруннеру о негаданно явившемся в Альпийскую крепость человеке предателя Гиммлера… В мусульманском коране, кажется, есть предельно яркий образ: путь лезвия бритвы.

Именно на такой путь вступил сейчас Ларенц…

Через час они вернулись в Бад-Аусзее, в двухэтажный особняк на окраине, который занимал штурмбанфюрер Шейдлер, Солдаты-эсэсовцы, оказывается, квартировали тут же во дворе, в прилепившемся у скалы флигеле.

— Моя, так сказать, личная охрана! — похвалился Шейдлер, — Надежные ребята. Вот только жрут много, канальи. А сейчас с продуктами дело швах. Думаю завтра отправить двоих на охоту в горы: там встречаются, говорят, косули. А вы не желаете поохотиться?

— Нет, благодарю! Я лучше передохну с дороги. Берлин вымотал мне всю душу.

Шейдлер напрасно прибеднялся: они неплохо пообедали. Хозяйка предложила превосходный весенний салат, жаркое из зайчатины и даже куриный паштет. А у самого Шейдлера нашлась бутылка старого фруктового вина богемской выделки.

Разливая вино в бокалы, Шейдлер приятельски подмигнул-передернул щекой.

— Моя маленькая хитрость: я сказал хозяйке, что встречаю высокого берлинского гостя. А впрочем, так оно и есть. Верно ведь, герр штандартенфюрер?