Полтава

Теперь оставалось дожидаться.

Вот и воскресенье. Кони привычно перебирают копытами, приближаясь к широкой водной полосе. На берегу табун рассыпается, как сухие горошинки из спелых стручков. Спешиваются безоружные казаки, спешиваются и вооружённые шведы-конвоиры. Все радостно щурятся перед блеском воды и в предчувствии хорошего отдыха.

Брызгая друг на друга, голые казаки с шутками удаляются от песчаного берега, дальше, дальше, дальше. Вода, оказывается, только издали слепит глаза, а вблизи, под конскими копытами, — одно белое кипение. Будто в огромном котле. Шведы-конвоиры возле оставленной казацкой одежды спокойно греются на солнце, уверенные, что в таком виде люди не осмелятся удирать. Сказано: голодный перейдёт через село, а голый — нет.

Но у казаков своё на мысли... Противоположный берег приближается быстро. За озером нужно ещё пересечь неширокую в этом месте и неглубокую Ворсклу, ну да то пустяки. А там — воля! Воля!

На оставленном берегу озера один швед уже свистнул в пальцы и взмахнул рукою, потом замахал шпагой, шапкой, поднявшись во весь огромный рост, чтобы запорожцы возвращались назад. Но запорожцы вдруг оказываются на конских спинах — вода уже доходит коням только до бабок! — и, изо всех сил колотя голыми ногами по конским бокам, стремительно летят на низкий заболоченный берег, ломая роскошное «татарское зелье», кудрявые пышные кусты верболоза, распугивая прыгучих зелёных лягушек. В их руках сверкают сабли, и хотя шведы на далёком берегу уже забахали из ружей, окутываясь облачками дыма, однако врагам уже ничего не сделать с беглецами — запорожцы торопятся навстречу освобождению!

— Вперёд!

— Братцы! Воля!

Да если бы всё предвидеть... Сначала в лесу свистят иные пули, не шведские, сбивают тонкие зелёные ветви, устилают ими притоптанные стежки. Затем на лесную дорожку, к которой следует торопиться голым всадникам, выскакивают казаки Скоропадского. Скоропадчики, наверно, подумали, что запорожцы хотят перерезать им дорогу, что запорожцев выслали вперёд шведы, тогда как сами шведы наседают сзади.

Скоропадчики решают принять бой. В их руках угрожающе сверкают сабли. Под ними ещё злее рвутся-мечутся бешеные кони.

— Стой! Стой! — кричит своим товарищам Марко, да напрасно. Уже из чьего-то голого тела брызнула кровь, кто-то упал, стонет, и на самого Марка наскакивает такой напористый казак, что он еле увёртывается от удара его сабли. Видя, что спасения не будет, если промедлить ещё хоть мгновение, Марко размахивается, чтобы оглушить настырного дурака ударом плашмя, но в это же время позади, между деревьями, слышится зловещий цокот многочисленных копыт, и при первых выстрелах Марко чувствует, что его рука в бессилии опускает занесённую саблю, видит, что и всадник перед ним с криком хватается за грудь, а между тонкими пальцами у него струится кровь. Марко успевает шепнуть, свалившись с коня:

— Денис... Брат... Это ты...

Передовые шведы, вырвавшись на лесную дорогу, с мистическим ужасом замечают, как похожи между собою оба убитых ими молодых черкаса, один из которых наг, с ошмётками зелёных водорослей на теле, как одинаково разлетаются у них чёрные брови над широко раскрытыми уже мёртвыми глазами...

Часть пятая

1

ороль теперь лишь наведывался в панский дом в Великих Будищах, где оставались белошейная Тереза, духовник Нордберг, тафельдекер Гутман и прочие высокопоставленные придворные. Там он вдоволь мог насмотреться в глаза старого гетмана на парсуне, повешенной на самом видном месте. А так он жил в палатке на горячем берегу Ворсклы. Возможно, именно от духоты в палатке кто-то отважился намекнуть, что следует отойти к Днепру. Мысль высказывали почти открыто: теперь уже нет того абсолютного перевеса над противником, с которым король ворвался в царские земли... Когда это случилось? Как могло случиться?

Генерал Левенгаупт недавно настаивал на взятии Полтавы — теперь умолк, своим молчанием будто поддерживая слабых духом. А они заверяли, что позади не меньше московитского войска, нежели впереди: возле Сорочинцев Скоропадский держит черкасские полки; рядом с ним генерал Волконский с царской кавалерией; за Днепром посланный генерал Гольц уже соединился с враждебными королю поляками. Поляки прежде переходили к Станиславу Лещинскому, а теперь устремляются к Сенявскому. Если бы ещё царь решился на генеральную баталию, напоминали слабодушные, а то его войска лишь отсиживаются в казацких крепостях. Королевская армия уничтожит преграды на своём пути, соединится с войсками короля Станислава. Упованье не на польскую силу. Но где порох, ядра, снаряжение и обмундирование? Гендлярские ятки пусты.

Гендляры сидят в ожидании полтавских трофеев... Кто молчал, те тоже кивали головами: полное лето, а Москва далеко...

Короля выводило из себя упоминание о Москве. А вообще на консилиуме он был весь в мыслях. Все знали, что завтра день его рождения, поэтому торопились прислужиться, но почти всем, кроме фельдмаршала Реншильда, хотелось сказать одно и то же: нужно отойти. Правда, открыто высказался лишь Пипер. Ещё о том красноречиво свидетельствовало и поведение генерала Левенгаупта, глядевшего спокойно, но слова произносившего без надежды в голосе, вяло. Так же безнадёжно мотал головою пузатый Гилленкрок.

Лишь фельдмаршал Реншильд твердил о победе здесь, под Полтавой. К своим давним рубцам в этом походе фельдмаршал добавил несколько новых, достаточно значительных, на щеках и на лбу.

До сих пор на консилиумах советовали, куда наступать, а сегодня посоветовали, куда отступать. Король прежде срока отпустил советников. Но и после того не находил себе покоя. Сначала думал отправиться в Великие Будища, к белошейной Терезе, представлял, как она раскинет ароматные руки, на которых, возле остреньких локтей, видны синеватые прожилки, твёрдыми губами коснётся его губ, не забыв перед тем заглянуть в глаза... Потом будет гладить лоб, остерегаясь задеть поредевшие волосы, зная, что он не терпит касания к тем местам, где волосы у него растут без особой охоты. Но не поехал. До сих пор стоило ему появиться возле осаждённой крепости — и она сдавалась на волю победителя. А здесь несколько раз лично командовал штурмом — и Полтава ещё не сдалась. Под нею полегли солдаты и офицеры, на неё истрачено столько времени и пороха... Её начали блокировать так, как учит великий Вобан. И... Вот хотя бы подкоп. Войска уже ринулись на штурм — взрыва не получилось. Вскоре выяснилось, что в крепости стало известно направление подкопа, оттуда повели встречный ход, попали как раз, в последнее мгновение выбрали порох...

Просто так осаждённым не угадать, куда направлять контрподкоп. Узнали от перебежчика из шведского лагеря. И хотя достаточно заверений, что это дело подлого мазепинца, но после сегодняшнего консилиума можно сделать вывод, что на такой поступок способен и природный швед.

Король попробовал читать, полагая, что за строчками Плутарха забудутся неприятности, но читанное проходило мимо внимания, как степной ветерок мимо конских напряжённых ушей. Он даже посмотрел на обложку, на золотые буквы, чтобы убедиться, действительно ли то Плутарх. То был в самом деле Плутарх, переведённый на латынь. Шатались в глазах выкованные из меди слова, спокойные, как и в тех сагах о викингах, которые каждый вечер читает красивый тафельдекер Гутман, еле пошевеливая тонким горбатым носом. В Великих Будищах его голос звучал только в те вечера, когда в королевской постели нежилась Тереза. Иногда слушает и она, сидя в глубоком кресле. И тогда кажется, что она как-то по-особому глядит на красиво очерченные Гутмановы губы, немного приспущенные углами книзу. Впрочем, пустяки. Lecteur du Roy Гутман там, в Великих Будшцах... Слова Плутарха, далёкие от сегодняшнего дня, — такие величественные, что всё окружающее, нынешнее кажется мизерным.

Он отбросил книжку на высокий столик с вызолоченными краями, с розовыми личиками амуров между блестящим золотом и вдруг почувствовал, что всё это происходит неспроста. А что, если... Бросило в холодный пот. А что, если Лев Полуночи одолеет Орла Полдня не под его руководством? Похожие мысли прежде можно было чем-то заслонить, а сегодня... Если бы под рукою был Урбан Гиарн...

Сомнения мучили до вечера. Никто не принёс ничего утешительного. Доложили, что московиты вроде бы готовятся переправляться через Ворсклу. До сих пор главные их силы стояли в окопах на противоположном берегу, а на этом им удалось после боев под Опошней захватить монастырь на горе, там закрепиться, несмотря на обещания Лагеркрона выбить их оттуда. С того берега они ежедневно осыпают этот берег ядрами, но до сих пор не проявляли намерения переводить через речку и болота свои главные силы. Более того, перейди король с войсками на их берег — они отведут главные свои силы кто знает куда...