Полтавское сражение. И грянул бой

— За следующую встречу! — откликнулся Фок и опорожнил кубок. — Когда меня встречать? Я не позволю моим лучшим друзьям утруждать себя по таким пустякам. Поэтому обещаю, что первыми, кого я навещу в день возвращения, будете вы, пани княгиня, и ты, Андрей.

Прислонившись спиной к стене, Марыся внимательно наблюдала за происходившим. Чем больше она присматривалась к капитану, тем тревожнее становилось у нее на душе. Что может сказать она о нем на завтрашней встрече с племянником джуры Богдана? Его фамилия дер Фок, он высок и крепко сложен, имеет светлые вьющиеся волосы и голубые глаза, круглое лицо и усики под «царя Петра», много пьет вина и был при их знакомстве в мундире русского офицера? Подумаешь, важные сведения! Завтра у Фока будет другая фамилия, волосы скроет парик, цвет глаз не определишь под низко надвинутой треуголкой, а много вина пьют все офицеры, и не только русские. Выходит, Фока нужно искать по высокому росту и крепкому телосложению, круглому лицу и модным среди русского офицерства усикам под «царя Петра»? Но таких офицеров в русской армии сотни!

А Фок опасен, очень опасен! Мало того что храбрец, отчаянная голова, прекрасно владеет оружием, вдобавок умен, хорошо говорит по-русски и сносно изъясняется по-малороссийски. Такому пара пустяков завязать дружбу с русским офицером или военным чиновником, в случае необходимости переодеться в казачий наряд и выдать себя за добровольца откуда-нибудь с Волыни либо Подолии, чей говор имеет много отличий от языка жителей Гетманщины и Приднепровья. А если у него под началом окажутся помощники вроде казаков, что обосновались под навесом, капитан может натворить невесть что.

Как обезопасить от него Иванко Скоропадского, как? Попытаться разыскать гетманова джуру Богдана и сообщить о Фоке до завтрашней встречи с его племянником, чтобы капитан оказался под присмотром с начала своего пути? Но удастся ли найти Богдана, учитывая, что тот может сопровождать Мазепу куда-нибудь в гости или находиться где-нибудь с его поручением? Да и смогут ли люди Богдана и дозорцы Скоропадского переиграть такого ловкача, как Фок, которому в свое время было поручено пленить самого царя Петра? Капитана необходимо обезвредить до прибытия в лагерь Скоропадского, и Марыся уже знает, как сделать это.

Еще при первом тосте она заметила, что Фок, опуская пустой кубок, левой рукой придержал перстень на мизинце правой. Ее внимание привлек не сам этот факт, а перстень, поскольку Марыся, как всякая женщина ее круга, была неравнодушна к украшениям. Перстень был простенький, невзрачный, из обычной полированной стали, без какого-либо орнамента или монограммы, и она подумала, что дворянину, даже саксонскому, лучше не носить ничего, нежели такую безвкусицу. После второго тоста Фок опять придержал перстень на пальце, это произошло и после третьего. Позже Марыся обратила внимание, что перстень Фок прижимал к мизинцу всякий раз, когда опускал правую руку или встряхивал ею.

Вначале она объяснила это тем, что перстень, наверное, не стал со временем налезать на палец, где его носили прежде, и капитан был вынужден надеть его на другой. Ради любопытства Марысе захотелось определить, на каком пальце перстень находился раньше, и она не смогла этого сделать: ни на одном из них не имелось полоски незагорелой кожи, которая всегда появляется под кольцом или перстнем. А такая полоска должна быть обязательно, ибо лицо, руки и шея капитана были коричневыми от яркого весеннего солнца. Заинтересовавшись перстнем, Марыся стала не спускать с него глаз, и однажды, когда тот при резком взмахе руки Фока едва не слетел с мизинца, обнаружила, что незагорелой полоски кожи нет и на нем.

И тут ее осенила догадка — перстень вовсе не капитана, причем появился на его руке совсем недавно! Это объясняло и отсутствие его следов на пальцах Фока, и его постоянную боязнь потерять не ставшее еще привычным украшение, и то, что перстень не подошел точно по размеру ни к одному пальцу нового владельца. Нашло объяснение даже то, отчего он такой невзрачный и дешевый: возможно, капитану придется сменить офицерский мундир на одежду простолюдина, наличие у которого дорогой вещи могло вызвать у других людей нежелательный интерес к ее хозяину.

Ответ на вопрос, почему перстень появился на руке Фока, Марысе искать не требовалось — в нем находился яд, которым должен быть отравлен гетман Скоропадский. Из этого вывода следовал ответ на вопрос, что необходимо предпринять для спасения гетмана, не надеясь на людей джуры Богдана — превратить перстень со смертоносной начинкой из орудия убийства в безвредную безделушку, для чего было достаточно лишь на несколько минут завладеть перстнем.

Оказаться в чужих руках он мог в двух случаях: если его хозяин будет мертв или спать непробудным сном. Первый вариант отпадал, а второй мог осуществиться, если Марыся, выпроводив Войнаровского и оставшись с Фоком наедине, дождется, когда тот крепко уснет. Но в последнем случае существовал неприятный для нее нюанс — оказавшись вдвоем с Марысей, Фок вряд ли захочет спать. Судя по красноречивым взглядам, которые он время от времени бросал украдкой на ее груди и бедра, его привлекало совершенно другое занятие, имеющее мало общего с отходом ко сну. Конечно, можно было бы удовлетворить желание капитана и, вымотав его до предела, дождаться, когда он уснет, но от одной мысли б этом Марысю коробило.

Отдаться какому-то безродному саксонскому дворянчику, когда она всю жизнь брезговала даже баронами, считая нижней ступенькой истинного родового шляхетства графский титул? Ни за что! Однако так она могла рассуждать и поступать в обычных условиях, а не сейчас, очутившись в ситуации, когда для спасения Скоропадского у нее есть лишь один способ. Нет, не для спасения Скоропадского, а чтобы иметь возможность стать королевой Польши, она должна использовать этот способ, приложив все свое умение и опыт, чтобы заплатить за успех минимальную цену. Неужели она не обхитрит и не оставит с носом какого-то немчишку-офицерика, пожирающего ее глазами и глотающего слюни лишь при виде ее полуобнаженных грудей и туго обтянутых платьем бедер?

Марыся поднялась с лавки, подошла сзади к Войнаровскому.

— Пан Анджей, нам нужно выйти на улицу, — прошептала она.

Войнаровский, что-то рассказывавший уставившемуся на него бессмысленным взглядом Фоку, недоуменно посмотрел на Марысю.

— Выйти на улицу? Зачем? Мне и тут хорошо.

— Нам нужно выйти на улицу, — громко и настойчиво повторила Марыся. — Слышите? Нужно.

— Нужно? А-а-а, нужно, — и Войнаровский растянул губы в понимающей улыбке. — Понятно. Нужно — так нужно. Кстати, мне тоже нужно.

Выйдя из халупы, Войнаровский тут же направился к ближайшим кустам, однако Марыся остановила его.

— Пан Анджей, вам нужно идти к себе домой.

— Домой? Зачем? Не хочу домой.

— Вам необходимо уйти, чтобы наш план не оказался испорченным. Разве мы здесь для того, чтобы вы напились, как свинья? Или ничего не помните?

— Почему не помню? — обиделся Войнаровский. — Генрих завтра уезжает, и мы хотим узнать, когда он возвратится. Верно?

— Верно, — буркнула Марыся, решив, что от Войнаровского необходимо избавляться как можно скорее и любой ценой. — Вижу, у вас очень хорошая память. Тогда, наверное, вы не забыли и то, о чем мы договаривались перед тем, как идти к капитану?

— Договаривались? Мы рассуждали об Аристотеле, о моем дяде, вашем письме в Киеве, о Генрихе. А договаривались... договаривались узнать, когда Генрих вернется с задания в лагерь, чтобы отправить его за письмом в Киев. Верно?

— Верно. Но мы договаривались не только об этом. Или забыли?

— Не только об этом? Выходит, о чем-то еще? Сейчас припомню.

— Я вам помогу. Вы приглашали меня после посещения Фока зайти к вам домой и выпить вина, обсудив заодно, кого послать в Киев, если кандидатура Фока отпадет.